Корона из сплетенных рогов - Нортон Андрэ - Страница 4

2

Позади остались широкие долины, в которых поселились люди Фаркона, Сивена, Урика, Давуана. Справа от нас бушевало море. Наш караван становился все меньше и меньше. Мы могли удостовериться, что страна действительно покинута, хотя мы видели много остатков развалин домов, мостов. А иногда мы выходили на древние дороги, идти по которым было намного легче. Квен и три Брата ехали впереди, указывая места, где таилось неизвестное. Они останавливались поодаль и долго совещались между собой. Они не доверяли излучениям таких мест.

Мы видели башни, вымощенные площади, окруженные колоннами, сделанными из огромных каменных монолитов. Меня очень заинтересовали люди, проделавшие такую титаническую работу: вырубить огромные камни и положить их друг на друга. Я думал, за какую же провинность они наказали себя таким тяжелым трудом.

Самая большая и самая богатая часть побережья осталась позади нас. Мы уже двадцать дней ехали на север. Дважды за время путешествия нам приходилось подниматься вверх по течению рек, преграждавших нам путь, чтобы отыскать брод. К счастью, реки были спокойными в это время года, и мы легко переправлялись через них. Правда объезд каждый раз отнимал у нас день пути.

На двадцать четвертый день люди лорда Милоса оставили нас. Они свернули на запад по узкой долине, и один из Разведчиков поехал с ними, как проводник. Здесь не было реки, но нам пришлось объезжать горные хребты, окружающие долину, прямо по песчаному берегу моря. Мы сердечно попрощались, договорились о будущих встречах. И я уверен, что во всех нас, и тех, кто оставался, и тех, кто продолжал путь дальше в новые земли, зрело ощущение того, что наши старые связи рвутся навсегда, и что мы все будем горько сожалеть об этом в будущем.

Правда все мы сплотились за время этого долгого путешествия. Мы понимали, что мы одиноки в этой странной стране. Уже не осталось, по крайней мере на поверхности, старой вражды с Тугнесом и его людьми. Мы все работали вместе, перетягивая телеги через броды, перевозя на седлах овец и ягнят, не думая, кому принадлежат они. И хотя на ночь мы останавливались отдельно, люди непрерывно ходили в гости друг к другу.

И вот тогда я впервые увидел эту стройную девушку, которая ехала на мохнатой лошади. Лошадь без всякого труда несла ее и два огромных кожаных мешка, и каждый раз косила глазом и показывала желтые зубы, когда кто-либо приближался к ней. Несмотря на ее кажущуюся хрупкость, она была сильна и вынослива, как любой парень, и во всем была независима, что так отличало ее от простых женщин, работающих на полях. Я уверен, что она чувствовала бы себя на месте даже за столом в холле лорда.

На третий день нашего путешествия я выделил ее из остальных женщин, которые путешествовали с нами, чтобы внести свой вклад в освоение новой земли. Она ехала за маленькой тележкой — лишь немногим больше тех тележек, на которых крестьяне вывозили излишки урожая на рынок. Повозку тащили два таких же мохнатых животных, как и то, на котором она ехала. И лошади и сама тележка были уныло-серого цвета. Наши люди обычно раскрашивали свои повозки и фургоны в яркие цвета, и это было предметом их гордости перед остальными. И серая повозка выделялась среди всех.

На повозке был укреплен балдахин, под которым сидела, управляя лошадьми, женщина. Она была одета в плащ, такого же унылого серого цвета, как и все остальное. Я с первого взгляда узнал, что это Мудрая Женщина.

Эти две путешественницы, как я решил, ехали сами по себе, не примыкая к людям лордов. Я заметил, что Оуз однажды подъехал к повозке и перекинулся с женщиной несколькими словами, причем девушка отъехала несколько назад, чтобы дать ему место у повозки. То, что бард говорил с этой женщиной, означало то, что она принадлежит к тем, кто обладает Внутренним Знанием, несмотря на то, что она почти нищая.

Я думал, что они свернут в сторону с кланами влиятельных и богатых лордов. Ведь там у нее будет работа по лечению болезней физических и духовных. Однако, кланы отделялись и уходили, а эти двое со своей повозкой оставались.

Никто не может задавать вопросы Мудрой Женщине. Они не молятся Пламени, но ни кто не может их порицать за это. Они обладают своим внутренним искусством, и многие воины и женщины, рожавшие детей, благословляют и благодарят их. Они свободны приходить и уходить и служить всем, не задавая вопросов.

Однако каждый может узнать то, что захочет. Так я раскрыл, что девушку зовут Гатея. Она была подкидышем, которого Мудрая Женщина взяла на воспитание. Таким образом она жила отдельно от народа и не принадлежала ни к простому люду, ни к тем, кто живет в холлах.

Ее трудно было назвать красивой. Тело ее было слишком худым, кожа слишком коричневой. Черты лица чересчур острые. Но в ней было что-то привлекающее. Может быть та свобода, с которой она ходила и ездила, ее независимость, которая поражала сердца мужчин. Я поймал себя на том, что думаю, как же она выглядит во время праздника, когда вместо короткой куртки и камзола на ней одето длинное платье, а волосы не заколоты вокруг головы, а распущены, и в них серебряная цепь с тонко позванивающими колокольчиками, как у дочери Гарна, Инны. Я не мог себе представить нашу Инну, перевозящую через реку лягающуюся овцу. Одна рука крепко держит животное за шерсть, а другая подгоняет лошадь, заставляя ее идти вперед.

И когда Мудрая Женщина не повернула за фургонами Мило, я был очень удивлен. Я не думал, что она решила ехать с людьми Тугнеса. Они с девушкой никогда не останавливались в их лагере, а устраивали свой собственный костер вдали от них. В соответствии с обычаями Мудрые Женщины никогда не жили в обществе, они всегда искали свое место, где они могли варить свои травы и делать свои дела, некоторые из которых были тайнами и не могли быть открыты непосвященным.

Тащить повозки по песку было очень трудно, и мы теперь шли еще медленнее. Этой ночью мы устроили лагерь прямо на берегу, возле утесов. Для многих из нас море было чужим, и мы неуверенно смотрели на него. Только дети чувствовали себя отлично, они собирали ракушки, охотились за морскими птицами, которых здесь было великое множество.

Когда лагерь был установлен, любопытство привело меня к берегу, туда, где одна волна догоняла другую, чтобы с тихим плеском умереть в песке. Воздух у моря был таким, что им хотелось до отказа наполнить легкие. Я смотрел на темнеющие воды и удивлялся мужеству тех, кто строит хрупкие деревянные скорлупки и пускается в плавание по этому бурному огромному загадочному морю, вооружась только своим искусством.

Я смотрел на мерцание воды в небольших лужах между камней. В этих лужах кто-то жил — странные создания, каких я никогда не видел. Они удивили и заинтересовали меня. Я опустился на корточки и стал наблюдать за ними, за их жизнью и охотой. А они действительно были охотники, и добывали себе пищу, как любые сухопутные создания — пожирая себе подобных.

Плеск воды оторвал меня от наблюдения. Я повернулся и увидел Гатею. Ноги ее были босы, брюки завернуты выше колен. Она стояла в воде и изо всех сил тянула длинную красную водоросль, похожую на виноградную лозу. С водоросли свисали большие листья. Эта водоросль держалась крепко, и Гатея, несмотря на все ее старания, не могла вытащить ее.

Я не успел подумать, как уже сбросил сапоги и, даже не заворачивая штанов, вошел в воду и взялся за водоросль чуть позади ее. Я стал помогать ей. Она оглянулась через плечо. Тень мелькнула на ее лице, но затем она кивнула, согласившись принять помощь, и мы стали тащить.

Но упрямая водоросль не поддавалась. После нескольких безуспешных попыток я бросил водоросль и вынул меч. Она снова кивнула, но требовательно протянула руку, и я, опять не раздумывая, отдал меч ей. Затем я взялся за водоросль, а девушка двумя ударами разрубила ее. Одной рукой она подхватила ее, а второй протянула мне меч, рукоятью вперед.

— Благодарю, Эльрон из дома Гарна.

Голос ее был низким, хриплым, как будто она говорила чрезвычайно редко. То, что она знает мое имя, тоже было весьма удивительно, так как никто из наших ни разу не говорил ни с ней, ни с ее хозяйкой. А к тому же я вовсе не был заметной фигурой в нашем клане.