Изгнанники звезд - Нортон Андрэ - Страница 25

Он не пытался заговорить со мной ни вслух, ни мысленно. И я не знал, что вызвало у него этот неприятный, тихий и злорадный смех. Продолжая смеяться, он свернул в одну из комнат, и я, беспомощный пленник, покорно поплёлся за ним.

Серый свет из коридора проникал и сюда. Комната была пуста. Тот, кто выдавал себя за Гриса, подошёл к стене, поднял руку и выставил палец, точно также, как делал это, когда захватил меня в плен. Если он и не касался камня, то рука его была в каком-то миллиметре от поверхности стены. Он стал чертить в воздухе сложные линии. Пока его палец двигался, на стене засветилась мерцающая линия, сплетавшаяся в сеть.

Я знал, что это за сигнал. У нас имелись подобные устройства, типа персонального затвора, которые могли открывать любой замок комбинацией тепла человеческого тела и отпечатка большого пальца руки. То, что я сейчас наблюдал, могло быть очень сложной модификацией подобного охранного механизма, приходящего в действие, только если на нём концентрируется воля.

Он изобразил рисунок из острых углов, линии которого не только смешались в моих глазах, но и вызывали беспокойство при одном лишь взгляде на них, словно они строились по таким чуждым правилам, что человеческий глаз воспринимал их уже искажёнными. И всё же-я не мог отвести взгляда.

Наконец чужак как будто удовлетворился сложным рисунком пересекающихся линий. Теперь его палец указывал в самую середину изображения. Этим он, должно быть, открывал надёжно запертый замок.

Раздался скрежет, будто этот механизм очень давно не приводили в движение. Стена раскололась пополам, ровная трещина прошла по самому центру рисунка. Каждая часть отошла в сторону, образовав узкий проход. Без колебаний он шагнул внутрь, а я снова пошёл следом.

Света там уже не было, а тот, что вначале доходил из комнаты за нами, исчез, как только щель закрылась. Я не имел представления, где мы находимся, но та же неодолимая сила заставляла меня идти вперёд. Чёткие звуки, которые я различал, говорили, что чужак шагал уверенно, словно шёл по хорошо знакомой и освещённой дороге.

Я отогнал видение, которое готово было показать мне всё, что нас окружало. Сбежать я не мог, и самое лучшее для меня было – беречь силы, сохраняя контроль над собой до того времени, когда появится хоть малейший шанс противостоять чужаку, который столь бесцеремонно влез в тело Гриса Шервина.

Абсолютная темнота, царившая вокруг, безумно раздражала меня. Должно быть, прошло несколько минут, а может, и меньше, сказать не могу. Мне же казалось, что мы идём бесконечно долго. И вот вспыхнул свет! Я закрыл глаза от дикой вспышки режущего света. Поморгал, открыл их, закрыл, снова открыл…

В комнате, куда мы попали, четыре прозрачные наклонные стены сходились над нашими головами, словно мы находились внутри гигантского кристалла. Через эти прозрачные стены можно было увидеть четыре комнаты. В каждой из них кто-то был, или, вернее, что-то было: неподвижный, недышащий обитатель, похожий не на статую, а скорее напоминающий живое или некогда жившее существо, замороженное до полной неподвижности.

Я сказал «существо», хотя те, что находились за этими стенами, были гуманоиды, по крайней мере, в недалёком колене. Но когда я внимательно смотрел на них, у меня появилось ощущение, что они чужие. По отношению к трём из них у меня определённо возникло такое чувство. Но четвёртый… Я смотрел на него дольше всех и узнал его, в шоке непроизвольно послав мысленную пробу, чтобы наверняка выяснить правду.

Грис! Это был Грис! Так же крепко скованный в том, чужом теле, как я был связан танглером. Вряд ли он мог осознавать, что произошло с ним. Но я понял, в каком бесконечном кошмаре он оказался. Смогла ли его душа вынести такое?..

Я отвернулся, боясь, что придётся взвалить на себя тяжелейшую ношу его страха как раз тогда, когда мне больше всего нужен ясный ум. Ему же это не поможет. И я решил повнимательнее присмотреться к остальным троим.

Комнаты были тщательно обставлены мебелью, инкрустированной драгоценными камнями. В двух из них стояли узкие кровати, ножки которых были выполнены в виде странных животных или птиц. Ещё там были стулья, слегка похожие на Трон Квира. На столах лежали какие-то шкатулки, шахматы…

Я стал присматриваться к обитателям. В отличие от тел, которые я видел в ледяных саркофагах, головы этих существ увенчивали шлемы или короны. И у них были ресницы и брови. Каждая корона отличалась от других, и они изображали какие-то уродливые создания. Я бросил короткий взгляд и на тело, в котором теперь томилась душа Грисса.

Надетая на него корона жёлто-коричневого цвета представляла собою большеротую рептилию из отряда ящеров, похожую на ту голову, что раньше возникла перед моим мысленным взором. Грисс сидел на стуле. Обитатель другой комнаты откинулся на узкой кровати, а на голову и плечи его был наброшен кусок цветной материи. И ещё один из них сидел. Корона второго выглядела, как птица, а у третьего походила на остромордое животное с торчащими ушами.

Последней в этой странной компании была женщина! На всех четверых не было надето ничего, кроме корон. Тела их были безупречны. По меркам моего народа – почти идеал красоты. А женщина – само совершенство. Я и не представлял, что подобное может существовать во плоти. Из-под диадемы струились волосы, укрывавшие её почти до колен. Они были столь насыщенного тёмно-рыжего цвета, что иногда казались почти чёрными. Корона её выглядела не такой массивной, как те, что отягощали головы мужчин. Это был просто обруч, от которого вверх шли несколько неровных нитей. Присмотревшись внимательнее, я разглядел, что на кончике каждой такой нити расположена кошачья головка, и у каждой из этих голов вместо глаз – драгоценные камни.

Я задыхался от волнения. Едва я посмотрел на женщину, кошачьи головы начали двигаться, поворачиваться, подниматься, пока все они не выпрямились и не уставились на меня в упор в настороженном изумлении. Однако собственные глаза женщины смотрели поверх меня, словно я был настолько далёк от её внутреннего мира, что как будто не существовал вообще.

Неожиданно грубая рука развернула меня, и я оказался лицом к лицу с сидящим чужаком в короне, изображавшей некое животное. В моих ушах зазвучал голос Гриса:

– Внимание, ты! Твоему тщедушному телу оказывается великая честь. Его будет носить… – Казалось, он собирался назвать какое-то имя, но не сделал этого. Думаю, он прервал речь из предосторожности.

Это суеверие, бытующее в основном среди примитивных народов, – если сказать кому-нибудь настоящее имя, ты попадёшь в зависимость от того, кто узнал его. Но то, что подобные предрассудки могут существовать у этихчужаков со столь высоким уровнем развития, невозможно было предположить.

Однако я не сомневался, что он собирается осуществить такой же обмен, какой произвёл с Грисом, и испугался так сильно, как никогда раньше.

Он обхватил мою голову сзади и держал её, словно в тисках, таким образом, что я вынужден был смотреть глаза в глаза тому, кто был за стеной. Я не мог сопротивляться, сражаясь за свою свободу. По крайней мере физически. Но всё же я решил бороться, а потому собрал все свои эсперные силы, все свои ощущения того, кто и что я есть. Я достаточно успел подготовиться к атаке.

Сила, противостоявшая мне, была не такой грубой и всеохватывающей, как та, с которой я столкнулся рядом с кораблём в долине. Она не нокаутировала меня. Удар был произведён с высокомерной самонадеянностью. И я бросился навстречу ему, ещё не собрав все силы для борьбы.

К моему полному удивлению его давление внезапно ослабло. Мне показалось, что оно исходило от чужака с короной животного. Он явно отступил, встретив сопротивление там, где его не должно было быть вообще, отступил, чтобы понять, с кем это он столкнулся в действительности. И в это короткое время, получив передышку, я укрепил силы, чтобы выдержать новую, более сильную и жестокую атаку.

И она пришла. Я больше не осознавал внешнего мира. Меня охватило внутреннее смятение, когда на крохотный островок моей личности обрушивались один за другим удары огромных волн воли, стремившейся сломить мою последнюю защиту и захватить моё внутреннее "я". Но я держался, зная, что тот, в короне, поражён моей стойкостью. Он наносил удар за ударом по моей воле, но я всё ещё не был поглощён им, не погиб, не сломался. Потом я почувствовал, как у моего врага нарастает ярость, а вместе с нею неуверенность. И волны давления сгладились, они угасали быстрее и отходили дальше, как прилив отходит от прибрежной скалы, которую нещадно бьёт море, а она по-прежнему непреклонна.