Хрустальный грифон - Нортон Андрэ - Страница 17

Добредя до открытого пространства, я опустился на четвереньки и пополз между камнями.

Невдалеке показалось стадо овец, и эта мирная картина успокоила меня. Если бы здесь появились пришельцы, долина была бы уже разграблена. Но настоящие ли это овцы? У нас говорили, что многие пастухи видели стада овечьих призраков, которые иногда даже смешивались с настоящими овцами. А глухой ночью или туманным утром ни один пастух не мог дважды сосчитать овец и получить одинаковое число. Гнать такое стадо в деревню нельзя — если реальных овец и фантомов поместить в одну овчарню, то все они обратятся в призраков.

Но я отбросил эти фантастические бредни и сосредоточился на первоочередной задаче: доползти до стены.

Вскоре я добрался до места, откуда мне была хорошо видна крепость, стоявшая на каменистом холме над дорогой в Ульмспорт. Яркого лунного света было достаточно, чтобы разглядеть знамя лорда на башне.

Но на обычном месте знамени я не увидел. И как бы для того, чтобы все мне объяснить, подул ветер с востока. Он шевельнул полотнище, висящее на шпиле, и на мгновение развернул его. Этого времени мне хватило, чтобы все увидеть и понять.

Не знаю, вскрикнул ли я вслух, но внутри у меня все кричало. Знамя лорда могло быть так изодрано только по одной причине.

Значит, мой отец…

Я ухватился за стену, но не мог удержаться и упал на колени.

Ульрик из Ульмсдейла мертв. Зная это, я мог предположить, почему была устроена засада. Меня, очевидно, поджидали. Если сообщение о смерти отца и послали, то оно почему-то меня не нашло. Те, кто хотел схватить меня, должно быть, перекрыли все южные дороги в долину, чтобы я наверняка не миновал засады.

Теперь мне предстояло ступить на тропу, ведущую к опасностям. Но я еще не был готов к этому.

Сначала нужно обрести твердость духа, а уж потом идти вперед.

ДЖОЙСАНА

Хотя я и решила отослать Торосса и его родственниц прочь из Иткрипта, это было не так легко сделать. Торосе все еще был прикован к постели. Не могла же я отправить его на носилках? Но я больше не заходила в его комнату. С Ислогой и Унгильдой я тоже не разговаривала. Хорошо, что забот у меня хватало, и мне редко приходилось оказываться с ними рядом.

В костюме для верховой езды, захватив хлеб и сыр на обед, я в сопровождении оруженосца объезжала поля, проверяла посты в горах. Теперь я не снимала кольчугу и не расставалась с мечом, который подарил мне дядя. И никто не указывал мне на неподобающее одеяние — в такое время каждый обязан делать все, что в его силах.

А затем на нас обрушилась болезнь — с жаром и глубоким, раздирающим горло кашлем.

По какой-то случайности сие испытание меня миновало, и управление замком перешло в мои руки.

Дама Мэт заболела одной из первых. Но она все же покидала свою постель и, несмотря на слабость, старалась помочь мне и больным.

Маршал Дагэйл тоже заболел; его люди получали приказы от меня. Мы постоянно держали часовых в горах и в то же время старались убрать урожай.

Приходилось очень трудно: дел было невпроворот, а рабочих рук не хватало. Дни и ночи слились для меня в море усталости, изнеможения, времени для отдыха не было совершенно.

Все, кто держался на ногах, работали. Даже маленькие дети выходили в поле со своими матерями и помогали, чем могли. Но силы наши были на исходе, и урожай собрали небольшой.

В середине лета вместо традиционного пира я собрала всех, кого наметила отправить в Норсдейл. И они пошли на север, в основном, своим ходом, так как лишних лошадей у нас не было.

Торосе не поехал с ними. Его рана уже достаточно зажила, и он мог бы перенести путешествие. Я надеялась, что у него хватит здравого смысла уехать.

И все же Торосе остался. Он даже стал другом маршала Дагэйла и его ближайшим помощником, когда маршал поправился и приступил к исполнению своих обязанностей.

В те недели я не чувствовала себя счастливой.

Хотя Торосе не искал встреч со мной, я постоянно ощущала на себе его взгляды, а его воля опутывала меня невидимыми нитями. Я могла только надеяться, что у меня хватит сил для сопротивления. Торосе мне нравился с самой первой нашей встречи. Тогда я увидела веселого, жизнерадостного юношу, столь не похожего на угрюмых, занятых людей, окружавших меня всю жизнь. Он был ласков, умен, интересно говорил, великолепно умел поддерживать беседу, чувствовал себя свободно в любой компании. Я видела, как девушки не сводят с него глаз, и сама ощущала его очарование.

Рана несколько омрачила его нрав. Но Торосе все же облегчил наше существование в те суровые дни.

Он был уверен, что рано или поздно я приду к нему.

Однако на чем была основана эта уверенность?

Наши мужчины смотрели на женщин, как на собственность. Сначала, конечно, они ухаживают за дамой, потакают ее капризам, но когда вводят ее в дом, то жена становится вещью: как охотничий сокол, гончая собака, лошадь. Женщина служила средством заключения союзов между лордами. И не могла протестовать, даже если намеченная свадьба была ей не по душе.

Если какая-либо женщина пыталась восстать против своей судьбы, то считалось, что она примкнула к темным силам. Обвинение в этом означало страшную опасность, от мятежницы отворачивались даже кровные родственники.

Мой жизнь складывалась сравнительно просто и легко — до этого момента. Дама Мэт была умна и тверда, хорошо знала место, которое женщина Долин должна занимать в доме. Брат поручил ей все управление хозяйством. От дамы Мэт я узнала многое, что было совсем необязательно знать девушке, которой предстоит войти в дом мужа. Изредка я присутствовала на совещаниях дяди и дамы Мэт. Правда, я не осмеливалась по собственной инициативе высказывать свое мнение, но дама Мэт нередко обращалась ко мне с вопросами. По ее словам, будущая хозяйка должна принимать решения, однако для этого ей нужно немало знать и уметь.

До бегства с юга Торосе был прямым наследником своего отца. Теперь он потерял право на трон. И постоянные требования, чтобы я стала его женой, зародили в моей душе подозрение, что главная его цель не я, а право стать наследником Кьярта.

Мне казалось, что и Ислога лелеет такую мысль.

Поэтому она пыталась скрыть свою неприязнь ко мне и часто оставляла нас наедине с сыном, думая, что он сможет уговорить меня разорвать брачный договор с Керованом. Этим летом я чувствовала себя зайцем, которого стараются загнать две собаки. Поэтому я все чаще и чаще спасалась от них хлопотами.

Когда мы отправили на север первую партию беженцев, стало полегче, но ненадолго. Прибавились заботы о даме Мэт. Хотя она делала, что могла, работа давалась ей с трудом. Она худела, кожа у нее стала совсем прозрачной. Часто она стояла, перебирая пальцами четки, и безмолвно молилась.

Я старалась проводить с ней как можно больше времени. Нам не нужно было ни о чем спрашивать друг друга, все было ясно без слов. Но теперь дама Мэт стала говорить намного больше, чем раньше. Как будто чувствовала, что конец ее близок, и хотела передать мне все, что знала. Рассказывала о травах, — о лечении. О необычных вещах, которые теперь редко передаются от одного поколения к другому.

Мы живем в странной стране. Стоит только повернуть голову — и увидишь остатки жилищ Древних. Там царит мертвое спокойствие, будто что-то выжидающее.

Дама Мэт открыла мне тайну. Оказалось, что Огонь, которому она посвятила жизнь, не обладает Могуществом Древних. И те, кто поклоняются ему, иногда вынуждены идти в горы, чтобы искать Могущество, которое могло бы противостоять злу. Даже Монастырь был вынужден обращаться к помощи не только своего божества — Огня.

Однажды дама Мэт пришла ко мне рано утром.

Стояла и перебирала четки, глядя куда-то в стену, как будто боялась встретиться со мной взглядом.

— Джойсана, с Кьяртом что-то случилось…

— Ты получила письмо?

Я удивилась, что не слышала рога. Теперь все были обязаны оповещать о своем приближении к крепости.