Сказки врут! - Шевченко Ирина - Страница 33

— Э-э… Пикси? Я не уверен, но, кажется, кто-то придумал называть их именно так.

— А кто это на самом деле?

— Думаешь, они нам сказали?

Он достал сигареты и пистолет-зажигалку.

— Как ты это делаешь? — не вытерпела я.

— Что?

— Это. Откуда ты все вытаскиваешь? Я уже давно заметила: не может столько всего поместиться в карманах и за поясом. А если бы поместилось, выпирало бы под одеждой!

— Ремень, — коротко бросил Сокол, закуривая. И продолжать, похоже, не собирался.

— Насос, — ляпнула я.

— Какой насос? — переспросил мужчина ошарашенно.

— Помповый. Мы же в слова играем? Ты сказал «ремень», я — «насос». Тебе на «с».

Темный внимательно посмотрел на меня и вдруг расхохотался.

— Ремень, — пояснил он, отсмеявшись, — неоартефакт ограниченной мощности и срока действия. Входит в стандартное обмундирование наших бойцов. Мне достался по дружбе. Создает дополнительное пространство вместимостью до полутора кубических метров.

— Настоящий артефакт? — уточнила я недоверчиво.

— Неоартефакт. Искусственно созданный предмет с конкретными свойствами.

Он задрал футболку, демонстрируя мне чудо магической науки, но в темноте я смогла заметить только тускло блеснувшую пряжку.

— Разве не все артефакты создаются искусственно?

— Изначально нет. Древнейшие и сильнейшие артефакты были просто вещами, которые использовали в процессе волшбы, и так они впитали силу своих владельцев, приносимых во время обрядов жертв или природных эманаций. То есть создавались ненамеренно.

Предвидя очередную лекцию, я решила умерить любопытство и ни о чем больше не спрашивать. Сложно верить в чудеса, когда каждое из них имеет нуднейшее объяснение. Вот малышки-пикси, уплетающие соленое сало, — совсем другое дело. Они настоящие, живые. Не слишком добрые, но, несомненно, волшебные, пусть даже единственное волшебство, на которое они способны, — какая-нибудь мелкая пакость.

— Идем. — Сокол приподнял тяжелую ветку, открывая уходящий влево от тропы проход. — Василич верно заметил: не сезон. Но хоть издали посмотришь.

Никогда еще короткая стрижка не радовала меня в такой степени — низкие ветви так и норовили вцепиться в волосы и заставить свернуть с выбранного пути. Но мы не желали сдаваться, продираясь сквозь чащу, и вскорости были вознаграждены за упорство: лес закончился, и взору открылась широкая долина, озаренная светом кривобокой, нереально большой луны.

Высокая густая трава в этом свете была похожа на ленивые волны темного моря, а над этими волнами плыли, перекатываясь и меняя очертания, крупные капли расплавленного серебра. Семь или восемь. Иногда они расплывались блестящими пятнами, иногда приобретали вполне отчетливые формы, но даже в такие мгновения, когда ясно можно было рассмотреть длинные ноги, изогнутые шеи и мускулистые туловища, язык не повернулся бы назвать этих животных лошадьми. Да и слово «животные» тут было неуместно. Дивные существа неспешно бродили по лунному лугу, время от времени склоняя увенчанные витыми рогами головы, вместе с травой отщипывая упавшие с небес звездные искорки. Впереди вышагивал… самец?.. вожак? Рог у него был больше, чем у остальных, и напоминал воинственно поднятый меч, а свечение вокруг головы образовывало высокую корону. Рядом с ним шествовала подруга: тяжелый раздувающийся живот не портил ее красоты, и она знала это, величаво и гордо демонстрируя свое будущее материнство. Еще две кобылки, поскромнее, тоже пребывавшие в интересном положении, брели следом. А поодаль от остальных стояла, светясь стократ ярче других, тоненькая красавица с ниспадающей почти до копыт гривой. Когда ее силуэт таял, оборачиваясь капелькой ртути, он нежно сливался с такой же каплей поменьше, которая, вновь обретая четкость, превращалась в крохотного малыша, доверчиво льнущего к боку матери и пошатывающегося на слабеньких пока еще ножках.

— Наверное, вчера ожеребилась, — сказал Сокол. При всем желании его тон не вышел ни сухим, ни деловитым. Видно было, что колдун, как и я, поддался очарованию волшебных существ.

— Они восхитительны, — прошептала я. Ради одного взгляда на них стоило лететь сюда, и я была благодарна темному за подаренную возможность. Но так же, как и он, не собиралась признаваться в своих чувствах. — А правда, что…

— Что единороги подпускают к себе только девственниц? Нет. Может, когда-то так и было, но сейчас девственность перешла в разряд технических характеристик и не имеет ничего общего с духовной чистотой. А они сами выбирают себе друзей.

По промелькнувшей в этих словах грусти стало понятно, что сам Сокол в друзья к единорогам так и не попал, хотя пытался, видимо, не раз.

— Пойдем. Не стоит их беспокоить.

Я с радостью провела бы остаток времени, наблюдая за серебряными пятнами на темном лугу, но вынуждена была подчиниться. К тому же ночь действительно становилась волшебной, и возможно, у колдуна есть, что еще мне показать.

Пришлось вернуться в лес. Деревья теперь пропускали нас беспрепятственно, а затем и вовсе выстроились стройными рядами вдоль узкой тропинки, уводившей в заросли боярышника. Из-за кустов слышались голоса и смех.

— Ты же просила фей? — подмигнул Сокол. — Только поосторожнее с этими дамами. Они не злые, но чувство юмора у них своеобразное.

Он раздвинул ветки, пропуская меня на широкую поляну, и в тот же миг грянула музыка. Веселая плясовая закружила в хороводе сорвавшиеся с деревьев листья, головки ярких цветов и десяток сытых и по этой причине довольных светлячков-пикси. Яркий вихрь носился над травой, забавляя рассевшихся по краям поляны девушек.

Какие там фотомодели! Феи походили на глянцевых красоток не больше, чем единороги на лошадей. Нереальная красота, чистый восторг! Блестящие, скорее светящиеся волосы, у кого-то золотистые, у кого-то серебристые, а у кого-то черные, как небо над головой, и так же искрящиеся звездами. Глаза тоже звезды. Кожа даже на вид нежная, словно лепесток розы… Я и не подозревала, что мой захламленный цифрами балансов и статотчетности мозг способен рождать подобные ассоциации.

Едва мы с Соколом вышли из тени, феи обступили нас, заинтересованно разглядывая и негромко переговариваясь на незнакомом мне языке, сопровождая эти перешептывания лукавыми улыбками. Пока я очарованно смотрела по сторонам, пытаясь сосчитать, сколько же их тут (десять? двадцать?), одна из них подхватила темного под руку и утащила в цветной хоровод. Другая, златовласая красавица, вся такая тоненькая и воздушная, что, казалось, ночной ветерок колышет не только подол ее прозрачного платьица, но и невесомую фигурку, задорно сверкнув изумрудными глазищами, протянула мне ладонь:

— Идем.

Голос у нее был удивительный, певучий и завораживающий.

— Идем. — Я несмело коснулась изящных пальчиков. Музыка звучала теперь в моей голове, а ноги уже отбивали незнакомый, но совсем не сложный ритм.

Фея рассмеялась, и я ответила таким же счастливым смехом. Промелькнула перед глазами хитрая мордочка пикси, закружились цветочные лепестки… Но тут что-то с силой сдавило мое плечо и вырвало из волшебного вихря.

— Она не танцует, — заявил Сокол.

Так ревнивый муж отшивает в кабаке подвалившего к его жене нетрезвого кавалера.

— Почему? — Я сердито топнула ногой и попыталась вырваться.

— Не надо, — скорее попросил, чем приказал мужчина. — Это серьезное испытание, Ася. Боюсь, ты к нему еще не готова.

Что-то вспомнилось о танцах с феями, что вроде бы можно доплясаться до смерти или потерять счет времени и задержаться в волшебном лесу лет на сто. То ли из сказок, то ли из какого-то фильма… Или я сама это придумала после его слов?

Хотела расспросить темного, но он вдруг отстранился и отпустил мою руку, уставившись, не мигая, туда, где среди деревьев мелькало чье-то белоснежное платье.

— Сокол, — позвала я обеспокоенно.

— Подожди, — отмахнулся он. Потом как будто взял себя в руки и даже обернулся на меня мельком. — Подожди здесь. Я сейчас.