Сказки врут! - Шевченко Ирина - Страница 2

— Тетка Марья со второго еще весной рассказывала, весь дом в курсе, — виновато пробормотала мать. — Я тут не живу и то знаю. Ездил он куда-то на заработки, на буровую какую-то. Вахты по полгода. Последний раз поехал и не вернулся. Авария, говорят, большая была.

— Весной еще? — До сих пор не верилось.

— Зимой. В феврале, кажется.

Я Сережку последний раз года два назад видела. Действительно, рассказывал, что на Севере где-то работает. А еще говорил, что бросит это дело — не нравилось так надолго уезжать.

И почему не бросил?

— Ладно, пойду я, — резко засобиралась мама. — У меня прием через два часа. Женщина одна должна прийти на первичную диагностику. Сергей Семенович — ногу подлечить. И Светка звонила, говорит, сглазил ее опять кто-то.

— Мам, ты же понимаешь, что у тети Светы дистония? Вегетососудистая. Лучше бы она к невропатологу сходила.

— Невропатологу-то, конечно, лучше. А мне — минус клиент. Что я, какую-то дистонию не вылечу? И ты бы пришла, посмотрела. Помогла бы мне, может быть. Ты же тоже…

— Ма, я экономист-технолог. Сглаз не лечу, а порчу только бумагу посредством принтера.

На эту тему уже не раз говорили, к чему повторяться? Да и дела у меня сегодня: вещи, вон, в машинку загрузить, кабачки пожарить, Жорика покормить.

— Воля твоя, Настюша.

Красивая она у меня, любоваться не устаю. Даже в свои пятьдесят три любой молодухе фору даст: высокая, статная, русая коса, как положено, до пояса и в руку толщиной. А глаза голубые-голубые, чистые, как небо после дождя. И так не нравится, когда это небо смурнеет и между бровей пролегает глубокая складочка.

— Не сердись. — Я поцеловала маму в лоб, разглаживая набежавшие морщинки. — Когда-нибудь обязательно зайду.

После маминого визита в холодильнике обнаружились продукты, а из раковины исчезла грязная посуда — это ли не чудеса? Жаль только, последствия пьянства и прапрабабкиного заклятия никуда не делись: голова раскалывалась и вторая таблетка ничего не изменила. Еще и новость, которая для всех давно не новость, о Сережкиной смерти. В последние годы встречались лишь случайно, обменивались телефонами, но так и не созванивались. А ведь Серый — мой лучший друг детства. Да что уж теперь — первая любовь. И надо же, как все вышло.

Загрузив стиралку, я вооружилась лопатой и отправилась за гаражи копать червей для Жорика. Сосед, заядлый рыбак, глядел с уважением, но заговорить не решился.

Вернувшись, взялась за последнее намеченное на сегодня дело — пожарила кабачки. Майонеза мама конечно же не купила (вредный потому что), и пришлось делать заправку по бабушкиному рецепту: уксус, подсолнечное масло и чеснок. Обмакивая золотистые кружочки в соус и укладывая их на тарелку, продолжала думать о Сером…

Думала, думала и придумала. Отправила в рот не поместившийся на тарелке кусочек, вымыла руки и набрала номер Игоря, нашего сисадмина, того самого, что пару раз пытался провожать меня домой. Любопытно, как быстро мужчины, убедившись, что им отказывают отнюдь не из кокетства, переквалифицируются в просто друзей.

— Чего тебе, Вербицкая? — недовольно отозвался просто друг. — Суббота, шесть утра, а ты уже названиваешь.

— Какие шесть? Полпервого уже.

— Ой-ё-о! У меня часы стоят! А мне на три на автобус! — В трубке послышалась какая-то возня, потом зажурчала вода… Надеюсь, вода. — Что бы я без тебя делал, Вербицкая!

— Проспал бы свою дачу, шашлыки, водку и очередную девицу.

— Все-все, я и так понял, насколько тебе обязан. Чем могу служить? Ты ж не только разбудить меня звонила?

— Игорек, мне нужно адрес узнать.

— Айпи или имейл?

— Домашний адрес. Человека одного ищу… Точнее, его родню.

Проще было бы спуститься на этаж ниже и поговорить с тетей Машей: она дружила с матерью Серого и весть о его смерти тоже она разнесла, наверняка и адрес знала. Но пришлось бы объяснять, зачем он мне…

— Домашний? — озадачился Игорь.

— Ты же говорил, у тебя в паспортном столе связи, в РОВД и в самой небесной канцелярии.

— Ладно, попробую. Выкладывай все, что знаешь о своем человеке. Завтра-послезавтра будет.

— А сегодня?

— Сегодня у меня дача, шашлыки и девица… если повезет. Но если очень повезет, то и адрес узнаю.

Повезло. Игорь перезвонил через час и продиктовал улицу, номер дома и даже телефон. Но звонить я не стала.

На кладбище я гость нередкий. Отец, дед, бабуля. За могилами присмотр нужен: сорняки выполоть, оградку подкрасить. Ходила, как на работу, к своему стыду давно уже не испытывая должного пиетета. Живыми они были мне самыми родными, близкими и любимыми, но странно было бы испытывать такие же чувства к трем гранитным памятникам. Кто-то счел бы это циничным. Потому ни с кем и не делюсь подобными мыслями. А настоящие памятники им — у меня в сердце. Навсегда. Этим тоже не делюсь.

Но Серый… Страшно было представлять его фотографию, прикрученную к каменной плите. Молодой, красивый парень: темные волосы ежиком, ямочка на подбородке, глаза-угольки. Но до кладбища (и это еще страшнее) — увидеться с его семьей.

Надела голубое платье. К глазам идет, но главное — скромненькое: и вырез неглубокий, и длина приличная. Расчесалась, отстраненно и уже не впервые подумав, не отрастить ли косу, как у мамы. Волосы у меня тоже густые, только с рыжинкой… были бы, если бы не подкрашивала. А так аристократический пепельный оттенок, как у бабушки, но у нее тоже коса была, а у меня — короткая стрижка «быстрый старт», как я ее называю: щеткой пригладила, и готова к свершениям.

— Веди себя хорошо, — наказала я Жорику, покидая квартиру.

Вернусь, и будем с тобой вместе грустить.

— Здравствуйте, Вероника Алексеевна. Вы меня, наверное, не помните. Я Настя, внучка Аллы Викторовны, мы дружили с Сережей…

Остановив лифт между этажами, я репетировала то, что собиралась сказать матери Серого.

— Здравствуйте, Вероника Алексеевна…

А если все-таки Александровна? Я не была уверена, что правильно помнила отчество, — в детстве она была для меня просто тетей Верой.

— Здравствуйте, Вероника Ал… кхе-кхе… вна. Вы меня, наверное, не помните…

Поняв, что от повторений становится только хуже, решительно нажала кнопку седьмого этажа.

Щелкнул замок, дверь приоткрылась, и я бегло начала, уткнувшись в пол:

— Здравствуйте, я Настя…

Подняла глаза и онемела на несколько секунд.

— Ну здравствуй, Настя.

— Серый! — Очнувшись, я кинулась на шею открывшему мне парню. — Живой!

— Живой-живой… И буду живой, если не задушишь.

Квартира у Линкевичей была трехкомнатная, но все равно тесная. Светка, младшая сестра Серого, успела выйти замуж, родить ребенка и развестись. Жила теперь тут вместе с сынишкой. Человек трех лет от роду умудрялся занимать все три комнаты одновременно, и потому мы устроились на кухне. Разговаривали и пили чай, который заварила тетя Вера, к моему удивлению и стыду оказавшаяся Вероникой Николаевной.

— Муторная история, — поморщился Сергей. — Да, была авария, двое ребят погибли из моей бригады. Меня контузило. Больница, реанимация. Когда в себя пришел, не сразу и узнал, что умник какой-то документы перепутал. И маме передали уже. Даже думать не хочу, чего она натерпелась.

— Ой, Серый, какой же ты… серый…

В мальчишеском ежике осталось не так уж много темных волос, и ранняя седина превратила детское прозвище в реальность.

— Давно вернулся?

— Второй месяц уже.

— А я только сегодня узнала… — Хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Но провалиться можно было только в квартиру на шестом этаже, и вряд ли ее жильцы были бы рады мне и дыре в потолке.

— Да никто не в курсе, наверное, — успокоил меня Сережка. — Мама мало кому рассказать успела: когда я приехал, у нее опять с сердцем плохо стало, почти на месяц слегла, хоть я и звонил заранее, и бумага официальная пришла. Надо ей сказать, чтоб тете Маше позвонила — та по всему городу разнесет… Зато с тобой увиделись.