Вождь - Норман Джон - Страница 17

Существовало много видов «звериных боев». Обычно звери дрались между собой, схватывались естественные противники — собаки и викоты, удавы и обезьяны-расы, ягуары — и так далее, или же самцы одного вида: тейно высотой в восемь футов, сориты с мощными копытами, медведи-арны и прочие, но иногда велись бои между зверем и человеком — они назывались «охотами». Сейчас на арене не было охотника, только один зверь. Он поднял голову и принюхался, раздувая ноздри. Вероятно, его сбивал еще чувствующийся в воздухе запах фимиама, но ненадолго. У зверя были изумрудные глаза с длинными узкими зрачками. Крестьянин не шевелился. Обычно викоты не нападали на людей — это крестьянин узнал еще в деревне. Он не сомневался, что перед ним именно викот. Такие звери, если их не злить и к ним не приближаться, редко нападали сами, особенно старые, слишком слабые и больные. Конечно, зверь мог быть обученным, но это казалось маловероятным. Охотники бы не отважились выйти с тренированным зверем на арену. На свободе викот мог просто убежать, особенно если считал, что его не заметили, если противники не встретились взглядом; но здесь, в пределах маленькой арены, он оказался слишком близко. Крестьянин не сомневался, что первый же прыжок зверя на таком маленьком пространстве будет роковым. Зверь быстро двинулся вперед. Крестьянин воткнул один барранг в песок, а другой схватил обеими руками. Ему нужна была сила обеих рук и всего тела, да и то ее могло не достать. Когда на арене затевалась охота, зверя дразнили, нанося сбоку длинными копьями удары, от которых он ослабевал, а потом загоняли в сеть. Зверь падал — окровавленный, измученный, едва способный пошевелиться, и его добивали дротиками. Нет, вряд ли викот был дрессированным — этот зверь выглядел слишком дешевым, купленным ради одного боя. Однако он достигал семи-восьми футов в длину и весил около пятисот фунтов. Зверь казался возбужденным и настороженным. Конечно, ему сделали шоковый укол, как бывало перед боями, в которых участвовали охотники-профессионалы — те, которые сами покупали зверей и за плату сдавали их владельцам цирков. Для зрителей на трибунах время казалось бесконечным, но прошло не более нескольких секунд, прежде чем крестьянин и зверь бросились друг на друга. Взметнулся песок, а когда он осел, трибуны взорвались воплями изумления и ужаса: крестьянин стоял над зверем, череп которого был расколот ударом барранга! Когда-то давно, когда крестьянину было четырнадцать лет, он так же прикончил ягуара, только вместо барранга у него тогда был топор. Мужчины деревни охотились на ягуаров, потому что те пожирали скот, и ему, еще совсем мальчишке, несмотря на его рост и силу, приказали держаться подальше. Но зверь обошел охотников. Заслышав шум, мужчины побежали, опасаясь самого худшего. Потом крестьянина долго хвалили, хлопая по плечам. Каким гордым и счастливым был он в тот вечер! Вернувшись в деревню, он подарил шкуру ягуара своему лучшему другу, Гатрону…

Крестьянин обернулся, и вожак скопцов, который боязливо приближался к нему сзади, бросил барранг и убежал.

Под крики зрителей на арену вышли двое охотников. Они были облачены в пятнистые шкуры хищника ханиса, обитающего в саваннах Лизиса, шестой планеты массивной звезды Великая Сафа. Оба несли в левых руках сети, в правых — копья. За поясом у них были заткнуты острые, тонкие дротики. Охотники приближались к крестьянину с двух сторон, потряхивая сетями и покрикивая. Неужели они думали напугать его этим, словно викота? Он был человеком, а не затравленным зверем. Резко повернувшись, он бросился на охотника, заходящего справа. Первый удар барранга выбил из его рук копье, второй отсек руку по плечо; увернувшись, крестьянин надвое разрубил сеть. Подхватив копье левой рукой, он ринулся на второго охотника, слишком медлительного, чтобы избежать удара. Позади первый охотник упал на песок и застонал. Крестьянин выдернул копье из тела охотника, который зашел слева. Он был еще жив. Крестьянин набросил на него сеть, протянул руку сквозь ячейки и вынул из-за пояса охотника дротики. Как он и предполагал, их наконечники покрывала темная мазь. Он всадил все пять дротиков в корчащееся тело, отошел к трупу викота и взглянул в сторону трибун.

Тишина длилась всего минуту, а затем была нарушена звуком труб, и из ворот для бойцов вышли два гладиатора из тех, кому предстояло сражаться позже. Эти были искусные, обученные бойцы. Вряд ли они готовились драться насмерть в маленьком цирке провинциального города. Обучение гладиаторов стоило дорого, поэтому их жизнь ценили. Зрители ждали от них всего лишь красивого боя. Побежденного гладиатора, просящего милосердия зрителей, всегда щадили. У зрителей были свои любимцы: некоторые гладиаторы славились на десятках планет. Их боев ждали месяцами, их расхваливали, предвкушая эффектное зрелище. Кое-кто из богатых гладиаторов имел собственные поместья. Ходили слухи, что иногда гладиаторы пускались на различные ухищрения — раздавливали во рту или под туникой капсулы или бычьи пузыри, наполненные кровью. Раскрытие таких уловок обычно вызывало шумные скандалы, объявлялась нечестность даже самых признанных лидеров. Правила борьбы на планетах различались. Например, по некоторым правилам полагалось выволакивать трупы и мнимых убитых с арены крючьями — такими, как были у карликов. Такие условия и надзор властей были призваны вернуть боям прежнюю суровость. Но и без того это развлечение было опасным и жестоким, в нем погибало немало людей. Никто не мог добиться славы, не убивая соперников. Большинство гладиаторов представляли различные школы, где они обучались. Зачастую гладиаторами становились не только преступники или рабы, боровшиеся таким образом за свободу или обогащение, но и свободные люди, особенно гумилиори, хорошо знавшие, что гладиаторство — одна из немногих профессий, быстро приносящих славу и власть. Позднее многие крестьяне тоже начали выступать в цирках, чтобы избежать отбывания повинностей. Другие по тем же причинам становились священнослужителями — это обеспечивало свободу и возможность добиться богатства, славы и власти, к чему особенно стремились самые тщеславные и умные. Конечно, бывали случаи, когда отпрыски самих хонестори, пресыщенные наслаждениями юнцы, блудные сыны и те, кто видел в боях способ завоевать славу и добиться большего успеха, оказывались в цирках. Поэтому нашлось бы множество цирковых бойцов, или гладиаторов, использующих различное оружие и приемы, но наш разговор не об этом. Двое гладиаторов, вышедших сейчас на арену, явно не принадлежали к супербам, гладиаторской элите, ничем особенным не выделяясь. С другой стороны, они были опытными, обученными бойцами, сведущими в своем деле. На счету у каждого значилось более дюжины убитых. Интересно было и то, что оба они принадлежали к одной школе — потому, что это имеет прямое отношение к нашему рассказу. Сам по себе случай был необычным, ибо чаще происходили бои представителей разных школ. Между школами издавна велось соперничество. От этих же гладиаторов ожидали всего лишь виртуозного показательного боя.

Заиграла музыка. Гладиаторы обошли арену по кругу. Это были мускулистые, подтянутые мужчины. Они остановились и поприветствовали толпу, подняв руки с зажатыми в них небольшими круглыми щитами и короткими мечами. Карлики, которые еще оставались на арене, запрыгали от восторга.

На трибунах зааплодировали.

— Убейте его! Убейте! — кричала толпа.

Стоящий справа гладиатор обернулся и взглянул на крестьянина.

— Убей его! — бесновались зрители.

Но гладиаторы не выказали желания немедленно последовать их совету. Они все так же медленно обходили арену, отдавая дань правилам и традициям.

Скопцы, годные на то, чтобы пугать робких, как овцы, последователей Флоона, были презренными существами. Викот также был не самым лучшим, вероятно, даже больным животным. Охотники, глупые мужланы, ни на что не годились, кроме того, чтобы мучить и добивать запуганных зверей.

Гладиаторы же были совершенно другими противниками — спокойными, ловкими, опытными, искусными убийцами. Что еще требовалось, чтобы перепугать тупого, злобного крестьянина? Исход боя был предрешен.