Убийца Гора - Норман Джон - Страница 62

Вирджиния сразу погрустнела.

— Да, господин.

Лана победоносно рассмеялась, подошла к Ремиусу и, поглядывая на Вирджинию, положила руку ему на плечо.

— Завтра, рабыня белого шелка, тебя продадут, но Лана так и останется в доме Кернуса, — торжественно произнесла она, наклонившись и поцеловав Ремиуса в затылок.

Вирджиния не в силах была сделать ни шагу с места, её кулачки беспомощно сжимались, а в глазах заблестели слезы отчаяния.

— Как твое имя? — требовательно обратился Хо-Ту к рабыне красного шелка.

— Лана, господин, — ответила она.

— Завтра ты тоже оставишь дом Кернуса.

— Да, господин, — недоуменно пробормотала девушка, переводя ничего не понимающий взгляд с Хо-Ту на Ремиуса и обратно.

— А сейчас, — распорядился Хо-Ту, — отправляйся в камеру для ожидающих!

У девушки от неожиданности едва земля не ушла из-под ног.

— В камеру для ожидающих?! — воскликнула она.

— Да, — усмехнулся Хо-Ту. — Завтра на Празднике Любви тебя выставят на продажу.

— Нет! — закричала она. — Нет!

Вирджиния расхохоталась и захлопала в ладоши.

— Нет! — продолжала истерично кричать Лана.

— Марш в камеру, рабыня! — скомандовал Хо-Ту, снимая с пояса стимулятор.

В глазах девушки появился животный ужас. Она бросила последний взгляд на Ремиуса и, опасаясь вывести из себя Хо-Ту, опрометью бросилась из зала. Вирджиния Кент опустилась на колени перед Хо-Ту и низко склонила голову.

— Спасибо, господин, — сказала она.

Хо-Ту взял её за подбородок и приподнял ей голову.

— Ты смелая девчонка, маленькая рабыня, — сказал он. — Но к мискам с овсянкой тебя допускать опасно.

Она снова уронила голову.

— Ну, хватит! — тут же пробурчал Хо-Ту. — Живо в камеры!

И Вирджиния Кент, некогда преподававшая в колледже на Земле древнюю историю, мигом вскочила на ноги и, босая, в короткой тунике рабыни, побежала в камеры для ожидающих, откуда её поутру вместе с остальными отправят на невольничий Куруманский рынок, где она, стоя на деревянных подмостках рядом с Филлис и Элизабет, будет своим выставленным на продажу телом, как и сотни других девушек, зарабатывать деньги для дома Кернуса.

Хо-Ту поглядел ей вслед и усмехнулся:

— До чего смелая девчонка.

— И весьма опасная, когда у неё под рукой оказывается миска с овсянкой, — напомнил я.

— Да, верно, — согласился он.

Я окинул взглядом опустевший зал. Теперь здесь оставались только охранники и члены обслуживающего персонала. Мне уже хотелось вернуться в свою комнату.

Прощание с Элизабет давалось мне тяжелее, чем я мог предполагать.

Внезапно в зал вошли два охранника, толкая перед собой женщину.

Я заметил, что лицо Хо-Ту покрылось мертвенной бледностью. Его рука потянулась к кривому ножу на поясе.

Женщину подвели к столу, к тому месту, где сидел Кернус. Вокруг её талии был завязан ярко-алый шнурок, с которого свисала длинная полоса красного шелка. Волосы женщины были распущены, а руки стянуты цепями за спиной. На левой лодыжке у неё ещё позвякивали прикрепленные колокольчики, по звон их уже не казался таким мелодичным, как раньше. И шокера для рабов у неё на поясе тоже не было.

— С Кейджералией тебя, Сура, — приветствовал женщину Кернус.

— С Кейджералией, господин, — с неприкрытой злостью ответила она.

Хо-Ту не выдержал.

— Пусть она вернется в свою комнату, — обратился он к Кернусу. — Сура хорошо служила нам. Она лучшая наставница во всем Аре.

— Ей следует напомнить, — ответил Кернус, — что она всего лишь рабыня.

— Я прошу вас! — воскликнул Хо-Ту.

— Это решено, — сказал Кернус. — Пусть разыграют, кому она достанется.

Несколько мужчин оставили свои места и собрались вокруг одного из столов, на котором тут же появились игральные кости и пустой кубок. Сура с низко опущенной головой продолжала неподвижно стоять перед Кернусом на коленях. Охранник пристегнул к её ошейнику цепь, а ключ от крохотного замка — кусок загнутой на конце проволоки — повесил себе на грудь. За спиной женщины мужчины возбужденными криками сопровождали каждый бросок игральных костей. Я начинал догадываться, что это уже не просто очередной розыгрыш; за всем стояло нечто большее. Гордость Суры и занимаемое ею в доме положение, хотя она и была всего лишь рабыней, признавались и большинством охранников, и членами обслуживающего персонала. Похоже, даже Кернус решил, что она заходит слишком далеко, поэтому и счел необходимым унизить её, позволив использовать Суру как обычную рабыню красного шелка.

— Она — моя! — радостно воскликнул один из бросавших кости. — Я буду с ней первым!

Послышались завистливые возгласы его товарищей, и дележка женщины продолжилась с удвоенной силой.

До меня наконец дошло, что они разыгрывают очередность обладания ею и что ей предстоит обслужить каждого из них.

Я взглянул на Хо-Ту. К моему удивлению, его глаза уже не горели злобой, в них стояли слезы. Но рука судорожно сжимала рукоятку кривого ножа.

Сура застыла на коленях на каменном полу с низко опущенной головой и рассыпавшимися по плечам густыми волосами, лишь бедра были прикрыты клочком красного шелка, с руками, стянутыми цепями за спиной. Я заметил по её плечам, что она плачет.

Тогда я неторопливо поднялся с места, подошел к не замечающим ничего вокруг возбужденно бросающим игральные кости мужчинам, не говоря ни слова в ответ на возмущенные выкрики, раздвинул их и забрал у очередного игрока кубок с костями. Тот недовольно нахмурился, но возражать не посмел. Я пристально посмотрел каждому из них в лицо и вытряхнул игральные кости из кубка прямо под ноги. Бросок был плохой, очков выпало мало. Кое-кто из стоявших вокруг меня рассмеялся. Но тут я обнажил меч и концом лезвия перевернул кубики так, что они стали показывать наибольшее количество очков.

Лица игравших исказила злобная гримаса. У кого-то вырвался гневный крик. Они едва сдерживались от возмущения.

— Она — моя, — произнес я, стараясь сохранять спокойствие и невозмутимость. — И я буду пользоваться ею один.

— Нет! — закричал стоящий рядом охранник, бросаясь на меня.

Я внимательно посмотрел на него, и он, сжимая побелевшие пальцы в кулаки, резко развернулся и, бормоча себе под нос проклятия, быстрыми шагами оставил зал.

— Каждый из вас, кто захочет, — предложил я, — может оспорить у меня это право.

Переругиваясь вполголоса и бросая на меня ненавидящие взгляды, они медленно разошлись по залу.

Я повернулся к Кернусу. Он рассмеялся и развел руками.

— Если никто не хочет оспорить её у тебя, она твоя, — сказал он и, посмотрев на Суру, криво усмехнулся: — С Кейджералией, рабыня!

— С Кейджералией, господин, — едва слышно прошептала она.

— Отведи меня в свою комнату, рабыня! — как можно резче бросил ей я.

Она, пошатываясь, поднялась на ноги, и стоявший рядом охранник поспешно отстегнул цепи от её ошейника. Я направился к выходу, и она робко побрела за мной, оглашая притихший зал грустным позвякиванием привязанных к щиколотке колокольчиков. Сейчас ничто не напоминало в ней надменную и грациозную рабыню красного шелка Кернус за моей спиной громко сказал.

— Я слышал, что Несущий Смерть знает, как обращаться с рабами.

Сура на мгновение замерла, низко уронив голову, но, так и не найдя в себе сил повернуться и взглянуть ему в лицо, торопливо выбежала из зала.

— Несущий Смерть! — донеслось до меня.

Я обернулся. Рука Хо-Ту все так же лежала на рукоятке кривого ножа.

— Она не обычная рабыня, — сказал он.

— Значит, я могу рассчитывать на необычное наслаждение, — усмехнулся я и вышел из зала.

Сура провела меня через многочисленные залы дома Кернуса, мимо помещения, где она проводила занятия с девушками, и остановилась у дверей своей комнаты.

Когда мы вошли, я снял висящий у неё на шее ключ, отомкнул замок на цепях, сковывающих её, и бросил их в угол комнаты.

Она стояла, потирая затекшие руки, на её запястьях виднелись красные отметины. В её обращенном ко мне взгляде были ненависть и отвращение. Я осмотрел комнату. Здесь стояло несколько сундуков, очевидно, с одеждой, косметикой и украшениями. На полу лежали богатые шкуры. В углу лежал шестиструнный калик. На стене невысоко на крюке висел шокер для рабов.