Убийца Гора - Норман Джон - Страница 55

Не следует забывать и о том, что рождение новой команды несет в себе угрозу для более старых, поскольку у них появляется дополнительный конкурент, в то время как каждая из них заинтересована в как можно меньшем количестве участников заезда, что увеличивает шансы команды на успех. Таким образом, и фавориты, и тарнсмены команд, не имеющие шансов одержать победу, зачастую прилагают все усилия, чтобы не дать выступить удачно наездникам новой команды, которым в такие моменты приходится вести борьбу сразу против всех. Общеизвестен и тот факт, что старые команды практически никогда не брали тарнсменов, пытавшихся выступать на новообразованную команду, за исключением тех редких случаев, когда участник действительно показывал блестящий результат.

— Что ты думаешь о стальных? — снова спросил меня Ремиус.

— У меня нет никакого мнения, — пожал я плечами. — Я практически ничего о них не знаю.

Что-то в его голосе вызвало мое удивление. Да и во взгляде, брошенном на меня Хо-Сорлом, было нечто странное. Ни одного из них, казалось, не смущало то, что я обычно носил черное одеяние убийцы, хотя, конечно, выходя из дома Кернуса, я надевал красную тунику воина. Они не делали назойливых попыток завязать со мной дружеские отношения, но и не старались избегать моего общества, само собой получалось так, что мы довольно часто оказывались рядом.

— Вот это птица! — воскликнул Хо-Сорл, кивая на тележки, подвозящие тарнов к стартовым насестам.

Вокруг нас раздались изумленные возгласы.

У меня перехватило дыхание. На одной из повозок, которую тянул впряженный в неё рогатый тарларион, я увидел гигантского черного тарна, настоящего красавца с хищно изогнутым клювом и горящими черными глазами. Птица гордо запрокинула голову — и над стадионом прозвучал её дикий воинственный клич, какой, вероятно, должен был бы витать над скалистыми утесами Тентисской гряды или над суровыми пиками уходящих в небо Валтайских гор, а то и звать в бой сошедшихся в смертельной схватке где-нибудь под облаками наездников.

— Но это же не гоночный тарн, — услышал я восклицание одного из зрителей.

Я сам не заметил, что встал, подавшись вперед, туда, к стартовой площадке, где остановились повозки с готовящимися к выступлению тарнами.

— Мне говорили, — сказал Ремиус, — что эта птица из Ко-Ро-Ба.

Я не мог выдавить из себя ни слова; ладони у меня стали влажными. За спиной раздались вопли Филлис и Вирджинии. Я на секунду обернулся и увидел, что Хо-Сорл схватил их за волосы и повернул лицом к себе.

— Рабыни, — услышал я его наставительный голос, — никогда никому не расскажут о том, что они сегодня видели. Понятно?

— Да, господин! — ответила Вирджиния. — Никогда не расскажу.

— Да-да, понятно! — взвизгнула Филлис, которую Хо-Сорл для пущей убедительности ещё раз хорошенько тряхнул за волосы. — Филлис никому-никому никогда ничего не расскажет!

Я словно во сне направился к концу нашего ряда и начал спускаться по узкому проходу, ведущему к защитному барьеру.

— Возьми это! — крикнул, подбегая, Ремиус и вложил мне в руку небольшой кожаный мешок.

Я даже не обратил на него внимания и продолжал спускаться туда, к песчаному полю стадиона. Вскоре я был уже у металлических перил.

Не больше сорока ярдов отделяло меня от птиц. Я замер.

И тогда, словно после долгих поисков в этом море человеческих лиц, звуков, красок, черные блестящие глаза птицы остановились на мне. Она как будто почувствовала мое присутствие, а я — её состояние. Я ощущал, как напрягается её тело, как наполняется силой каждый её мускул. Меня охватило непонятное волнение.

Внезапно, не сводя с меня пронизывающего взгляда своих горящих глаз, птица широко взмахнула громадными черными крыльями, подняв вокруг целую песчаную бурю, едва не сбив с ног стоящего у повозки низкорослого подсобного рабочего в опущенном на самые глаза капюшоне. Птица вторично издала пронзительный крик — крик, способный вселить ужас даже в сердце ларла, но я не чувствовал страха. Мы оба с ним были воинами и хорошо понимали друг друга.

Я увидел, что держу в руке кожаный капюшон, расправил его, натянул на голову, опустив его края до самых плеч и, перебравшись через защитный барьер, пошел к стартовой площадке.

— Приветствую тебя, Мип, — сказал я низкорослому подсобному рабочему, забираясь на транспортировочную повозку.

— Ты — Гладиус с Коса, — узнал он.

Я кивнул и, оглянувшись на птицу, поинтересовался:

— Что все это значит?

— То, что ты выступаешь за стальных, — ответил он.

Я протянул руку и прикоснулся к мощному изогнутому клюву птицы, провел по нему ладонью и, не удержавшись, прижался к нему щекой. И тарн, этот хищник, беспощадный ко всему, что движется в поднебесье, осторожно опустил голову и положил клюв ко мне на плечо.

Так мы и стояли, голова к голове, и я нисколько не боялся, что кто-то сможет заметить под моим капюшоном скатившуюся у меня из глаз слезу.

— Сколько времени прошло, Убар Небес, — сказал я, — сколько времени!

Я едва замечал, что творится вокруг меня, и снова начал отдавать отчет происходящему, только когда услышал голос Мипа.

— Не забудь о том, чему я учил тебя, — напутствовал он.

— Я помню.

— Тебе пора.

Я взобрался в седло, и, когда Мип снял с правой ноги тарна удерживающие его на повозке цепи, я легко поднял птицу в воздух и усадил её на стартовый насест.

Глава 17. КЕЙДЖЕРАЛИЯ

— С Кейджералией вас! — крикнула мне какая-то девчонка-рабыня, бросая в меня венком из цветов са-тарна, и тут же побежала прочь.

Через пару шагов я её нагнал, развернул к себе, крепко поцеловал в губы и, шлепнув ладонью по округлой заднице, отпустил.

— И тебя с Кейджералией, — рассмеявшись, ответил я, и она, хохоча, убежала прочь.

В ту же секунду из выходящего на улицу окна, футов на шестнадцать возвышающегося над землей, меня окатили ведром воды. Сквозь стекающие по лицу теплые струи я увидел высовывающуюся из окна девушку-рабыню, посылавшую мне воздушный поцелуй.

— С Кейджералией! — крикнула она и рассмеялась.

— В такие праздники лучше и носа не высовывать на улицу, — хмуро заметил проходивший мимо меня строитель, туника которого была вся в пятнах от брошенных в него фруктов.

Следом за ним брели трое мужчин-рабов с красующимися у них на головах венками из молодых ветвей брека. Они на ходу передавали друг другу, поочередно прикладываясь к широкому горлышку, кувшин паги, очевидно, уже далеко не первый, поскольку их ноги, действующие словно сами по себе, то и дело пытались переплестись, как и ветви их венков. Один из них окинул меня мутным взглядом. Насколько я мог понять по выражению его лица, ему, вероятно, показалось, что вместо меня одного здесь стоит по крайней мере трое человек. Он протянул мне кувшин с предложением сделать глоточек, на что я охотно согласился.

— С Кейджералией, — очевидно, должно было означать то, что он долго пытался произнести.

При этом он едва не опрокинулся на спину, и его спасло только то, что его падавшего в ту же самую секунду товарища повело прямо на него, и они оба так и повисли друг на друге, представляя собой неповторимую живую скульптуру празднующих Кейджералию мужчин.

— С Кейджералией, — поздравил я их третьего собрата, не собравшегося ещё падать, и протянул ему серебряную монету.

Отойдя на пару шагов, я услышал за спиной шум, свидетельствующий, что третий парень последовал-таки начинанию своих товарищей, и, обернувшись, я ещё успел заметить, как рушится их непрочное скульптурное творение.

Тут мимо меня пробежала девушка-рабыня, и трое, казалось, уже отрубившихся и ни на что не годных парней неожиданно ожили и, кряхтя, оказывая друг другу братскую помощь, каким-то чудом ухитрились подняться на ноги и даже попытались поспешить за девушкой следом. Она, очевидно, по достоинству оценила предпринимаемые ради неё мучительные попытки и на секунду остановилась, но, когда один из наиболее ретивых нашел в себе силы протянуть к ней руку, она рассмеялась и снова припустила по улице. Однако не успела она сделать и пары шагов, как откуда-то из-за угла вынырнул ещё один мужчина и, к изумлению девушки, схватил её в охапку и притянул к себе. Она взвизгнула в притворном ужасе, но уже через секунду снова оказалась на свободе, так как подхвативший её незнакомец, к явному своему разочарованию и удовольствию девушки, заметил надетый на неё ошейник.