Пираты Гора - Норман Джон - Страница 26

Глава девятая. ПОРТ-КАР

Сидя в пага-таверне в Порт-Каре, я наблюдал за девушкой, под щелканье бича исполнявшей на небольшой квадратной арене между столами какой-то замысловатый танец.

— Ваша пага, — обратилась ко мне обслуживавшая мой стол нагая рабыня, ставя передо мной объемистую кружку. — Подогретая, как вы проcили.

Она опустилась на колени позади низкого столика, за которым я сидел, по горианскому обычаю скрестив ноги.

В два глотка осушив кружку, я снова протянул ее рабыне, даже не взглянув в ее сторону.

— Еще, — сказал я.

— Да, хозяин, — ответила она, тут же поднимаясь на ноги и унося мою кружку.

Пагу я любил пить теплой; от нее быстрее начинает разливаться по телу приятная истома.

Девушка на арене исполняла танец плетей.

На ней была полупрозрачная накидка, подпоясанная тонкой цепочкой, с которой свисали мелкие, разменом с бусины, металлические шарики, перемежающиеся драгоценными камнями. Такие же шарики, издающие при каждом движении девушки своеобразный мелодичный звон, украшали ее ошейник и ножные и ручные браслеты.

Квадратную арену освещали свисающие прямо над ней с потолка корабельные фонари, привнося в таверну неповторимую атмосферу портовой набережной, на которой она располагалась.

Танец девушки сопровождался щелканьем бича и артистичными криками, искусно отражающими мучительную боль, испытываемую получающей удары рабыней.

Танцовщицы Порт-Кара не зря считаются лучшими на всем Горе. За ними специально приезжают и скупают практически для всех городов планеты, предлагая за них колоссальные деньги. Но они действительно стоят того — рабыни до мозга костей, воспитанные в неволе, привыкшие и нашедшие в ней своеобразное жестокое удовольствие; они красивы и обаятельны, хитры и опасны, чувственны и соблазнительны. Чертовски соблазнительны!

— Ваша пага, хозяин, — сказала обслуживавшая меня рабыня.

Не удостоив ее взглядом, я взял из ее руки кружку.

— Уходи, — приказал я ей.

— Да, хозяин, — ответила она, пятясь назад и оставляя после себя лишь легкий звон цепей.

Я снова отхлебнул пагу.

Итак, я был в Порт-Каре.

Четыре дня назад, поздно вечером, проведя больше двух cyток на болотах, мы, наконец, достигли каналов города.

Мы вышли к одному из тех каналов, что подходят к самой дельте Воска.

Канал был перегорожен крепкими металлическими воротами, запирающимися на массивные деревянные брусья, и тщательно охранялся.

Телима испуганно смотрела на ворота, нижняя часть которых уходила глубоко под воду.

— Когда я убегала отсюда, — сказала она, — здесь таких ворот не было.

— А сейчас ты бы смогла убежать? — спросил я.

— Нет, покачала она головой, — не смогла бы.

Ворота за нашей спиной наглухо закрылись.

Девушки, наши рабыни, направляя шестами наш плот по каналу, потихоньку плакали у нас за спиной.

Когда мы проходили под окнами протянувшихся вдоль каналов домов, из них то и дело высовывались люди и, окинув взглядом цаших рабынь, выкликали свою цену.

Ничего удивительного в этом я не видел. Девушки действительно были красивы и правили шестами с той легкостью и изяществом, что доступны, пожалуй, только выросшим на болотах ренсоводам. Нам оставалось только поздравить себя с такими пленницами.

Мидис, Тура, Ула, Телима.

Мы уже не держали их привязанными друг к другу за горло, но по нескольку петель веревки на шее у каждой из них оставили, что должно было символизировать рабский ошейник. Помимо этого, при входе в город мы не старались как-то ограничить свободу наших пленниц, за исключением того, что привязали их одну к другой за правые лодыжки. Телима уже получила клеймо несколько лет назад, Мидис, Туре и Уле еще предстояло через это пройти.

Я продолжал наблюдать за танцовщицей.

Пожалуй, мы уже завтра могли бы их клеймить и надеть на них ошейники.

Вдруг дверь таверны с шумом распахнулась и внутрь зала вломились человек двадцать-тридцать матросов, из которых больше всех буйствовал бородатый, широкоплечий, с изуродованным ухом и злобным взглядом прищуренных, глубоко сидящих глаз парень.

— Паги! Паги! — загалдели они, переворачивая попадающиеся им на пути столы, сбрасывая на пол все, что на них находилось, отшвыривая сидевших за ними посетителей и затем составляя эти же столы вместе и устраиваясь за ними.

Обслуживающие рабыни тут же побежали к ним с кувшинами.

— Это Сурбус, — донеслись до меня брошенные кем-то вполголоса слова.

Бородатый парень со злобным взглядом прищуренных глаз, ведущий себя как лидер среди пришедших с ним, схватил за руку подошедшую обслуживающую рабыню и толкнул ее в одну из ниш у себя за спиной. Мне показалось, что это та же девчонка, что обслуживала мой столик, хотя я не был в этом уверен.

К матросам подбежала вторая девушка с кувшином паги на плече. Парень вырвал у нее из рук кувшин и едва ли не половину его тут же влил себе в глотку, а девушку толкнул вслед первой, к нишам в стене зала. Рабыня, исполнявшая танец плетей, перестала танцевать и, испуганно прижав ладони к лицу, опустилась на пол. Кто-то из пришедших вместе с Сурбусом, насколько позволяла ему длина рук, обхватил нескольких обслуживающих рабынь вместе с принесенными ими кувшинами и потянул свою добычу к нишам. Большинство его приятелей, однако, остались за столами, барабаня по ним кулаками и громогласно требуя себе выпивки.

Я уже слышал о Сурбусе. Он был хорошо известен среди занимающихся пиратством капитанов Порт-Кара, этого бедствия блистательной Тассы,

Я отхлебнул обжигающей горло паги.

Да, этот парень был пиратом, работорговцем, грабителем и убийцей, человеком жестоким и бесчестным, негодяем без стыда и совести, достойным представителем своего города. Я не испытывал к нему ничего, кроме отвращения.

И тут мне пришло в голову, что я ничем от него не отличаюсь. Мне вспомнилось мое собственное ничтожество, трусость и подлость. Я тоже был человеком из Порт-Кара. Я узнал, что под личиной благородства в каждом человеке скрывается сердце слина и тарлариона, что под маской высоких идей и моральных устоев таятся когти и зубы хищника, готовые в любой момент ухватить добычу. Мне стали понятны алчность и себялюбие жителей Порт-Кара. Они, по крайней мере, не пытаются выдать себя за кого-то другого. Да в Порт-Каре, если разобраться, больше честности и благородства, чем во всех остальных городах, вместе взятых. Это единственный город, жители которого не таят сердца хищника под шкурой боска, не унижаются до ханжества и лицемерия. Они познали суровую и мрачную правду жизни, открывшую им, что в мире существует только золото и власть, тела женщин и сталь клинка. Они привыкли считаться только со своими собственными интересами, ведут себя с тем эгоизмом и жестокостью, какие диктуют им склонности их характера, не искореженного надуманными моральными нормами и ограничениями. Они берут то, что могут взять, поступают так, как им хочется.

Теперь это и мой город; я принадлежу ему душой и телом, я достоин его — человек, потерявший свое лицо, предпочтившии позорное рабство свободе умереть с честью.

Я снова отхлебнул паги.

За спиной у меня послышался испуганный крик, и из ниши, куда ее втолкнул Сурбус, вынырнула девушка, размазывая по лицу текущую из носа кровь, и, не разбирая дороги, бросилась в зал. Нетвердо держащийся на ногах Сурбус поспешил за ней.

— Помогите! Спасите меня! — обращалась девушка к каждому, кто встречался ей на пути, но посетители лишь отвечали ей довольными ухмылками, а некоторые даже пытались ее поймать.

Она подбежала к моему столу и упала передо мной на колени. Это была та самая, что подносила мне пагу.

— Пожалуйста, — пробормотала она сквозь сотрясающие ее рыдания, — защитите меня, — и она протянула ко мне свои скованные цепями руки.

— Нет, — покачал я головой. Сурбус уже был рядом с ней; он запустил руку в волосы девушки и рванул ее к себе.

Затем посмотрел на меня хмурым ожидающим взглядом.