Как убить своего мужа и другие полезные советы по домоводству - Летт Кэти - Страница 46

Он говорил, словно читал рекламный проспект, обводя восхищенным взглядом хрустальные графины, аккуратные стопки каталогов «Кристиз», отполированный рояль. Дом всегда был для Джаз любимой игрушкой.

— Черт! Вам наверняка светят вкусные комиссионные, а? То есть если я решусь продавать, — светски щебетала Джаз, с намеком приоткрывая дверь. — Сколько бы вы на этом заработали?

Рыжеволосый агент защелкнул кейс.

— Сущие гроши, миссис. Дом ведь принадлежит банку.

— Что?!

Джаз вытянулась восклицательным знаком.

— Заложен вчистую, милашка.

— Это какая-то ошибка. Мы расплатились по закладной уже лет десять назад.

— Да, но через несколько лет перезаложили снова — и еще раз совсем недавно.

Джаз нервно расхохоталась:

— Этого не может быть.

— А зачем, по-вашему, я здесь торчу и составляю оценку? И вообще мне пора, если вы не против.

— Это какая-то ошибка.

Она двинулась следом по коридору.

Я поспешила за ней. Джаз вцепилась в мою руку как утопающая. И прежде чем она нащупала ногами дно, из бассейна в холл мягко прошествовал Стадз. Подтянутый и упругий, как теннисист-профессионал.

— Вы только посмотрите, кто к нам пришел. Наш героический защитник сирых и убогих. — Джаз развернулась, ее голос сочился сарказмом. Я инстинктивно нырнула в гостиную, с глаз долой. — У меня только что был презанятный разговор с оценщиком: он сообщил, что ты перезаложил наш дом. Это правда?

— Да. И что? — Стадз был абсолютно спокоен. — Мне нужны средства на финансирование моего нового изобретения… Я собрал команду, которая работает над сывороткой против возрастных изменений кожи. Намного эффективнее коллагена. Вот куда уходят все мои деньги. К тому же мы не ожидали, что потребуется так много времени, чтобы довести препарат до ума. Мы проводим клинические испытания в Африке. Но столкнулись с довольно большим числом рецидивов и побочных эффектов…

— Ты что, используешь своих бедняков-пациентов в роли подопытных кроликов?

— А почему нет? Я достаточно для них сделал. Пускай и они теперь сделают хоть что-то для меня.

— Мне казалось, ты предпочитаешь завоевывать авторитет, оказывая помощь несчастным и обездоленным?

— Да-да, у меня есть репутация. А теперь я хочу денег. Но чтобы их сделать, сначала их нужно потратить. Отсюда и повторная закладная.

В приоткрытую дверь я видела, как Джаз пошатнулась, точно от пощечины.

— И ты сделал это, не посоветовавшись со мной? Я кто, по-твоему? Ребенок? Но подожди. Ведь дом записан на нас обоих! Черт побери, я оплатила первый взнос, когда ты ходил еще в стажерах!

— Помнишь бумаги, которые я как-то попросил тебя подписать, когда торопился в аэропорт? Это не был страховой полис. Это были бумаги, предоставляющие мне право на единоличную подпись в критических ситуациях.

Джаз согнулась пополам, будто от тычка под дых.

— Это мой дом! Неужели тебе плевать на свою семью? На собственного сына?

— Для него будет только лучше, если он всего добьется сам, как его отец. Меня по жизни никто за руку не водил…

— Неправда! У тебя была я! Я — все эти гребаные годы! Да как ты мог обобрать собственного сына? Это безумие. Ты болен.

Стадз все еще не знал, что я в доме. Я пыталась придумать подходящую причину, чтобы смыться, — что-нибудь вроде «О господи! Кажется, у меня схватки!», — но тут пронзительно заверещал телефон. Джаз резко схватила трубку.

— Послушай, — рявкнула она, — у него нет денег. Так что найди себе другого придурка — вот с ним и трахайся!

— Дай сюда телефон, — приказал Стадз. Он вырвал трубку из рук жены и заговорил односложными словами. Куда девалась былая игривость? В тоне не было и намека на теплоту. Одна тревога и злость.

Джаз пристально вглядывалась в лицо мужа. Для меня Дэвид Стадлендз всегда был человеком, не поддающимся расшифровке, как и его докторский почерк. Но Джаз знала супруга вдоль и поперек.

— В чем дело? Твоя Плат-алогическая экс-пациентка, да? Только не говори мне, что она тебя преследует! — Джаз взорвалась противным нервным смехом. — Так тебе и надо.

На мгновение Стадза словно выбило из колеи:

— Как ты узнала про Марианну?!

— Ох, сама удивляюсь. Отпечаток ее вульвы у тебя на лице — может, это вас выдало? Так вот, значит, куда уходят все деньги? На бриллиантовые подвески и пентхаузы в Мэйфер? А не на вакцины против старения? Так?

Страшно было наблюдать за судорогами умирающего брака. Они походили на двух хватающих воздух рыбин, выброшенных на сушу.

— Она угрожает донести на меня в Медицинский совет, — вздохнул Стадз. — Я мог бы отделаться двухлетним испытательным сроком, но…

— Что? Ты серьезно? Эта баба тебя шантажирует?

— Да, причем благодаря тебе. Ведь это ты разболтала, что я встречаюсь с другими женщинами. Вот она и разозлилась. И теперь угрожает оторвать мне яйца в суде.

— Ты же хирург. Неужто не сможешь пришить их обратно? — В голосе Джаз сквозил холодок.

— Нет, если меня лишат лицензии. И что у меня будет за жизнь без моей работы?

Кулаки Джаз сжались.

— А ты подумал, что у меня будет за жизнь без моего дома?! Ты, ублюдок! Первая заповедь врача — не причини вреда. Вот что сказал Гиппократ. Тебя просто обязаны, лишить лицензии. Секс с пациенткой — табу. Любой доктор скажет, что подобный проступок — это все, конец карьеры.

— Господи! Да я-то здесь при чем? Пациентки часто влюбляются в своих докторов. Фрейд называл это «трансференцией». Подумаешь, раз оступился…

«Оступился? — возмутилась я про себя. — Вот гад!»

— Поначалу это даже стимулировало. Марианна — интеллектуалка. Беседы с ней вдохновляли меня, — продолжал Стадз, не подозревая, что растаптывает жену каждым следующим словом. — Но затем она словно рехнулась: подкладывала мне в портфель стихи, клеила любовные записки на лобовое стекло, появлялась в местах, где, как она знала, я точно буду. Я хочу сказать, это ее надо привлекать к суду за домогательство. А когда она узнала о других женщинах, у нее начался настоящий психоз. Она просто слетела с катушек. Стала повсюду следить за мной. Этой женщине нужен психиатр. А чего она ожидала? Поиск новых сексуальных объектов — биологический удел любого мужчины. Мы просто запрограммированы на…

— Запрограммированы? — с издевкой переспросила Джаз. — Ты что, видеомагнитофон?

— Это естественный цикл…

— Циклы, Дэвид, бывают только у стиральных машин.

— Короче, я с ней порвал. Вот тогда все стало действительно мерзко. Эта женщина сходила к юристу и дала письменные показания, будто она обратилась ко мне за медицинской помощью, а я воспользовался ее состоянием в своих интересах. И будто наша связь лишь обострила ее болезнь. Она готова подтвердить под присягой, что я злоупотребил ее телесной и духовной уязвимостью.

Лицо Джаз стало пепельно-серым.

— И какие у нее доказательства?

— Скажем, мои СМСки, которые, боюсь, она сохранила. И раз уж пошел такой разговор, тебе стоит знать самое худшее. Она угрожает продать свою историю газетчикам — со всеми подробностями о том, как я водил ее по секс-клубам в Нью-Йорке и Париже, где просил заниматься сексом с посторонними людьми, а сам наблюдал из укрытия.

Джаз тяжело опустилась на стул. Все это время я изо всех сил изображала цветок в горшке. Вообще-то я то и дело пыталась прокрасться к двери, но всякий раз, когда я порывалась встать со стула, Джаз одергивала меня взглядом.

— Ты даже не представляешь, какого я низкого о себе мнения — и как сильно я его не заслуживаю, — эгоистично озлобился Стадз. — Разве я не старался помогать людям всю свою жизнь?

— Да, миру очень нужны такие, как ты, Стадз, — те, кто готов решать его проблемы и бросать вызов несправедливости… Это цитата из твоего будущего некролога. Я уже заготовила его, потому что собираюсь тебя убить. Почему ты не признался мне, что тебя шантажируют, раньше — еще до того, как перезаложил наш дом во второй, мать твою, раз?

— Это расценивалось бы как нарушение врачебной тайны — конфиденциальности между пациентом и доктором, — мрачно пошутил Стадз.