Исследователи Гора - Норман Джон - Страница 76

— Это правда, господин. Я больше не земная женщина. Я всего-навсего маленькая горианская рабыня.

— Любящая и покорная?

— Да, господин. Я поцеловал ее.

— Если бы мне хватило смелости, — пролепетала она, — я бы еще раз попросила тебя овладеть мною, господин.

— Ну что ж, попробуй.

— Пожалуйста, господин, возьми меня!

— Настоящая рабыня! — похвалил я.

— Да, господин.

— Как ты хочешь, чтобы я взял тебя? Она прижалась ко мне всем телом:

— Возьми меня как обезумевшую от страсти ничтожную рабыню!

— Ты не ничтожная рабыня. У тебя есть рыночная цена. За прошедшую ночь она весьма повысилась.

— Я настоящая рабыня?

— Настоящая, — подтвердил я, — настоящая рабыня, которая извивается и стонет от вожделения

— Да, господин.

Я сжал ее голову в ладонях и впился губами в шею.

— Умоляю, господин, войди в меня!

— Нежно?

— Нет, господин, — жарко прошептала блондинка, — грубо и безжалостно!

— Как это было прекрасно, — вздохнула она.

— Есть много способов наслаждаться женщиной, — сказал я. — В том числе много способов брать ее грубо и безжалостно.

— Наверное, свободным женщинам это неведомо.

— Наверное. Не знаю. И знать не хочу. — Я нежно поцеловал ее. — Спи, рабыня. Уже почти рассвело.

— Хорошо, господин.

— Господин! — шепотом позвала она. — Уже утро!

Я проснулся и приподнялся на локте. В солнечном свете ее тело казалось еще прекрасней. Нежную шею стягивала кожаная петля, руки были связаны за спиной.

— Скоро в путь, — сказал я

— Да, господин.

Выглядела блондинка великолепно. Еще вчера она была просто порабощенной женщиной. Сегодня она стала настоящей рабыней.

— Господин?

Я взял ее за лодыжки и развел ноги в стороны.

— Да, мой господин…

Потом я встал. Она с обожанием смотрела на меня снизу вверх.

— Я люблю тебя, господин.

— Тебя много раз будут продавать и покупать, рабыня, и у тебя будет много господ.

— Я постараюсь любить их всех.

— Это будет очень разумно с твоей стороны.

— Да, господин.

Когда-нибудь, подумал я, она встретит своего любимого господина и станет для него идеальной, любимой рабыней. Порой мужчине стоит увидеть обнаженную, закованную в цепи девушку, как в тот же миг он понимает, что она предназначена для него, что именно эту рабыню он искал всю жизнь. Бывает, что девушку, стоящую на коленях перед новым хозяином, охватывает странное чувство. Господин защелкивает ошейник у нее на горле, а она смотрит ему в глаза, потом в смятении опускает голову, и губы ее дрожат. Она уже знает, что перед ней — ее любимый господин, для которого она станет самой желанной рабыней.

Я смотрел на девушку, лежавшую у моих ног. Когда-нибудь и она встретит человека, для которого станет любимой рабыней. А до тех пор ее будут покупать и продавать, обменивать и передавать из рук в руки. Она познает радости и горести рабства, и все это не будет иметь ровно никакого значения, потому что она — всего-навсего рабыня.

Я пнул ее ногой и приказал:

— Встань!

— Да, господин.

Она стояла, обнаженная, со спутанными за спиной руками, и смотрела, как я ем жареного тарска, стряхивая с него муравьев. Закончив, я отвязал рабыню от невольничьего кола и поволок к кострищу.

— Встань на колени и ешь.

Она повиновалась. Затем я подвел ее к веерной пальме и приказал:

— Пей.

— Да, господин.

Пока она, стоя на коленях, утоляла жажду, я уничтожал следы нашей ночевки. Я даже выкопал невольничий кол, спрятал его в зарослях и тщательно разровнял землю. Незачем кому бы то ни было знать, что здесь привязывали рабыню. Или рабынь. Затем я сложил куски жареного мяса в мешок, отвязал рабыню, освободил ей руки и снял петлю с шеи.

— Одевайся, — приказал я и швырнул ей красный лоскут

— Да, господин.

Она с улыбкой обернула ткань вокруг бедер, старательно подоткнула и одернула, не забыв обнажить животик.

— Я нравлюсь господину?

— Да.

Она грациозно повела плечами и улыбнулась:

— Утренний наряд рабыни.

— Вообще-то, — сказал я, — обычный наряд рабыни — это ошейник и клеймо.

— У меня нет ошейника! Это плохо. Зато клеймо на месте.

— Да, его не снять, — ухмыльнулся я.

— Да, господин.

— Оно тебе идет. Кстати, откуда оно у тебя?

— Один жестокий человек выжег его раскаленным железом.

— Ах да, — сказал я. — Припоминаю.

— Я люблю мое клеймо.

— Рабыням это свойственно.

— Оно украшает меня, правда?

— Клеймо делает рабыню в тысячу раз прекрасней Но главное в нем — не красота, а значение.

— Я понимаю, господин.

— И что же означает твое клеймо?

— Что я — рабыня.

— Верно. Жалкая, беспомощная, которая во всем зависит от господина, служит ему и всецело повинуется. Я раскрыл объятия, и она приникла к моей груди.

— Нам нужно спешить, — сказал я и положил ее на землю. Она просияла.

— Ты хочешь взять меня, господин?

— Да.

Я погрузил ей на плечи мешок с мясом Она пошатнулась, но тут же выпрямилась.

— Кажется, я знаю, почему рабыни не хотят бежать от своих хозяев, — задумчиво проговорила она.

— Почему же?

— Потому что мы любим их и хотим доставлять им наслаждение.

Я развернул ее за плечи и толкнул в сторону лагеря. В руке у меня был кожаный ремень, который ночью служил привязью.

Я глянул на небо. Солнце уже поднялось высоко.

— Хар-та, каджейра! Поторапливайся, рабыня! — Я стегнул ее ремнем по спине.

— Да, господин!

35. ПЕРЕПАЛКА РАБЫНЬ

— Пожалуйста, господин, не связывай меня сегодня на ночь! — взмолилась Тенде.

— Замолчи, — приказал Кису.

Он швырнул девушку на землю, лицом вниз, надежно стянул запястья и лодыжки веревкой и привязал к дереву в нескольких шагах от костра.

Миновала неделя с того дня, как мы увидели с вершины водопада флотилию Билы Хурумы.

— Ты забыл привязать меня на ночь, господин? — спросила Дженис.

— Да, — ответил я, — забыл.

— Ты и вчера забыл это сделать.

— Верно.

— И ты не будешь меня привязывать?

— Нет, — сказал я. — Беги, если посмеешь.

— Не посмею, — улыбнулась она, — и не хочу.

— Ложись сюда, — приказал я.

Она улеглась и положила голову на мое бедро. Тенде тем временем отчаянно пыталась сесть. Наконец ей это удалось.

— Дженис! — зашептала она. — Дженис!

Дженис отползла от меня и, приблизившись к Тенде, старшей рабыне, встала перед ней на колени.

— Что, госпожа?

— Можно мне поговорить с тобой?

— Конечно, госпожа!

Тенде тоже попыталась встать на колени. Я понял, что она хочет говорить о своем господине.

— Как мне научиться лучше ублажать Кису?

— Ощущаешь себя настоящей рабыней?

— О да, — кивнула Тенде. — Я чувствую это всем своим существом.

— Тогда и служи господину всем своим существом. Отдавайся ему с пылом истинной рабыни.

— Я стараюсь, — сказала Тенде.

Обе девушки говорили на горианском. Кису попросил меня, чтобы Дженис и Элис занялись с Тенде языком. Я согласился. За несколько недель нашего путешествия чернокожая рабыня научилась бегло говорить по-гориански. Она все схватывала на лету. Кису тоже много чему научился за эти дни. Безусловно, ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как некогда надменная и спесивая Тенде прилежно осваивает новый язык, повинуясь его приказу.

Дженис вернулась и снова устроилась на моем бедре.

— Меня-то он не забыл привязать, — с горечью выговорила Элис. Она стояла на коленях, со спутанными за спиной руками, привязанная к тому же дереву, что и Тенде.

— Замолчи, Связанная Рабыня, — презрительно рассмеялась Дженис.

— Развяжи меня, господин, — всхлипнула Элис. — Позволь мне услужить тебе!

— Я сама услужу ему! — огрызнулась Дженис.

— Разреши мне служить тебе, господин! — не унималась Элис.