Танцующая саламандра - Ольховская Анна Николаевна - Страница 2

Он мягко вывернулся из рук Павла, спрыгнул на неровный пол тоннеля и, отбежав на несколько шагов, остановился и призывно мяукнул. И удивленно посмотрел на хозяина:

«Почему ты стоишь? Пошли домой!»

— Не могу, — тяжело вздохнул Павел.

«Почему? Тебе тут нравится?!»

Кот забавно сморщил усатую мордень и брезгливо чихнул, словно избавляясь от противного запаха.

— Нет, Атос, не нравится. И раньше не особо нравилось, а теперь вообще разнести это логово хочется к чертовой матери!

«Тогда пошли домой!»

Кот вернулся и, приподнявшись на задних лапах, передними уперся в колени хозяина, внимательно всматриваясь в его глаза.

Павел присел на корточки и, охватив ладонями лобастую голову животного, так же пристально вгляделся в янтарную глубину:

— Атос, я должен спасти отца! Из-за меня он оказался в лапах этих уродов, я помог, понимаешь?! Не задумываясь особо, зачем Венцеслав им понадобился. И я должен освободить его, причем как можно скорее. А потом мы с ним вместе вернемся домой. А пока, — Павел почесал кота за ушами, — подожди меня здесь, ладно? Я сейчас вернусь.

Атос тут же завалился на бок, вальяжно помахивая хвостом и прикрыв глаза — чего ж сидеть, если можно полежать!

— Ты тут не особо разлеживайся! — усмехнулся Павел, поднимаясь. — Здесь ведь не только я хожу, сюда и местные аборигены порой заглядывают.

Атос опять брезгливо чихнул и вообще закрыл глаза.

— Ой-ой, тоже мне, демонстратор! Обоняние у него, видите ли, хорошее, унюхает, если что! Ты не захрапи только, нюхач! А то пойдешь на корм рептилиям.

На подобные инсинуации кот не счел нужным реагировать, продолжая изображать довольно крупный коврик.

Павел улыбнулся и повернулся к двери, ведущей в жилой блок подземелья. Улыбка и расслабленное выражение глаз мгновенно сменились сосредоточенностью и надменным холодом. Павел еще раз проверил мысленный блок, который он интуитивно выставлял с того момента, когда впервые встретился со своими дальними родственничками.

Блок на свои мысли и эмоции, что очень нервировало Аскольда Викторовича Ламина, одного из главных в подземелье и не менее значимого там, в мире людей — господин Ламин являлся депутатом Государственной думы. А его ближайший помощник Макс Шипунов и в реальности имел корочки помощника депутата. Это открывало перед Ламиным и Шипуновым почти все двери и овевало опахалом депутатской неприкосновенности.

Рептилоиды вообще постарались проникнуть на ведущие посты во всех ключевых точках человеческого общества, чтобы влиять на жизнь людей, направляя их в нужное русло. И подготавливая почву для ассимиляции…

Но, разумеется, депутатами и олигархами могли становиться только самые сильные, способные наводить морок одновременно на большое количество людей. А небольшое количество нужных людей временно превращать в послушных марионеток, причем после снятия воздействия люди ничего не помнили.

К счастью для человечества, таких сильных особей у рептилоидов было совсем мало. Их вообще осталось немного, раса вымирала. И единственным спасением для них была ассимиляция с людьми.

Поэтому Павел стал для них символом спасения.

А когда Ламин понял, что этот гибрид обладает ментальной мощью, на порядок превосходящей способности самого сильного из них, он приложил максимум усилий, чтобы сделать Павла своим, искренне презирающим убогих людишек, рептилоидом.

И ведь почти получилось! Хотя Аскольда Викторовича серьезно напрягала невозможность заглянуть в голову подопечного, настроиться на его эмоции, понять, что он думает и чувствует на самом деле.

Но зато удалось сформировать новую личность, и, судя по поведению и поступкам, эта новая личность отлично прижилась в потерявшем память гибриде.

Так что пусть себе блокируется, он все равно наш!

Павел вытащил из кармана магнитную карточку-ключ, открыл дверь и вошел внутрь.

Спасибо местному эскулапу, физически Павел чувствовал себя превосходно, хотя после операции по захвату Венцеслава ему было ох как худо! И не только потому, что пришлось ломать защиту очень сильных менталистов, нанятых, как он теперь понимал, начальником службы безопасности отца, Александром Дворкиным.

Сашей. Его другом. Которого он едва не убил…

Но не смог. И теперь Павел вспомнил, что там, во время захвата, он подсознательно не позволил и Максу стрелять в Дворкина, остановил его.

А потом из машины выбежала Моника. И позвала его, использовав то имя, под которым он с ней познакомился в одной из виртуальных социальных сетей.

Арлекино.

И именно в тот момент — Павел теперь точно знал — впервые его новая личина дала трещину. Но ему сделали инъекцию в шею, и он отрубился.

А потом, уже здесь, в подземелье, его физическим и ментальным восстановлением занялся его лечащий врач. А Ламин, торчавший там, упомянул о какой-то сыворотке…

Вот чем они его накачивали! Что заставляло его впитывать ложную информацию и блокировало собственные воспоминания!

Ну что же, теперь у них вряд ли получится вводить ему «травяной бодрящий коктейль, созданный по рецептуре предков». Так, кажется, Аскольд Викторович назвал сыворотку, когда подопечный заинтересовался ею.

Павел кивал проходящим мимо рептилоидам, отвечая на их приветствия, и больше всего на свете сейчас желал одного — не встретить никого из тех, с кем общался относительно близко, с кем приятельствовал.

А главное — не встретить Ламина.

Потому что сейчас ему было бы очень трудно удержать свои мысли и эмоции внутри сознания. Там крутился бешеный торнадо, и Павлу требовалось время, чтобы утихомирить его, навести порядок, разложить все по местам, осмыслить и выработать правильную, естественную линию поведения.

Чтобы спасти отца.

Вселенная услышала его отчаянное желание и не послала навстречу никого из приятелей. Павлу удалось спокойно добраться до своей комнаты.

Впрочем, комнатой это помещение назвать было нельзя, оно больше напоминало отсек космического корабля, каким его изображают в кино.

Тесно, мало пространства, но все очень продуманно и эргономично. Даже душевая имелась. И санузел.

Вернее, санузелок.

Павел подбежал к столу и лихорадочно закопошился в его ящиках. Так, что же тут подойдет для задуманного? Чтобы надежно было, чтобы Атос донес, не потерял.

Ага. Скотч и степлер. Отлично!

Павел аккуратно отрезал тонкую полоску бумаги, написал на ней несколько слов, приклеил полоску на широкий скотч, завернул ее таким образом, что получился плотный прозрачный ошейник нужной длины, выкинул обрезки и, спрятав ошейник и степлер в карман, торопливо вышел.

На обратном пути тоже повезло — никого из знакомых. Правда, камеры видеонаблюдения фискально таращились на него стеклянными глазами, но мало ли зачем он решил вернуться! Забыл что-нибудь, предположим, в медблоке.

Судя по безмятежной позе кота, за это время никто из рептилий его не побеспокоил. Павел присел перед оживившимся питомцем, приладил на него ошейник, скрепил концы степлером и, подхватив Атоса на руки, поцеловал в покрытый шрамами лоб:

— Все, дружище, теперь иди. И поосторожнее там, письмо не потеряй!

Кот боднул любимого хозяина, гибко спрыгнул с рук и бесшумно скользнул в темноту тоннеля.

Глава 3

— Что-то ты долго восстанавливаешься, — Аскольд Викторович Ламин недовольно поморщился, наблюдая, как его помощник, Макс Шипунов, ковыляет по беговой дорожке.

Хотя сейчас ее следовало бы назвать ходовой дорожкой. Причем даже не для спортивной, бодренькой такой ходьбы с зазывно виляющим задом, а для пенсионерской, неспешной, размеренной.

Но даже такой ритм Макса очень утомлял, это было видно — он тяжело дышал и периодически кривился от боли, припадая на больную ногу все сильнее.

— Павел наш уже бодрым муфлоном скачет, а ты все никак! — Ламин слез с велотренажера и подошел поближе к помощнику, своей правой руке, так сказать.

Очень длинной, тощей и уродливой, с точки зрения человека, руке — безволосый череп Макса имел приплюснутую сверху форму, бровей и ресниц не имелось, глаза прятались довольно глубоко, губ почти не было. Нос был, но какой-то невразумительный, малозаметный.