Юрапи - Суслин Дмитрий Юрьевич - Страница 2

– Эпсирпи.

Горько заплакала Юрапи, потому что больше всех на свете любила она Кевера. Хаярпи над ней насмехается, а на плечо ей ворон сел и радостно каркает.

– Тогда пойдем со мной, Кевер! – скомандовала Хаярпи, взяла музыканта под руку и повела с собой.

– Кевер? – голос Юрапи дрожал от горя. – Кевер!

Но любимый даже не обернулся. Зато разлучница чуть шею не свернула, глядя на Юрапи.

– Чего смотришь? – обратился к Юрапи ворон. – Возвращай скорее своего жениха.

– Как же я его верну, если он меня разлюбил? – заплакала Юрапи.

– Как разлюбил, так опять полюбит, – закаркала хищная птица. – Обменяй Кевера у Эпсирпи на самое дорогое, что у тебя есть.

Послушалась Юрапи ворона и побежала догонять Хаярпи. Догнала, схватила ее за плечо и взмолилась:

– Верни мне любимого! Самое дорогое отдам за него!

– Самое дорогое?

– Да. Что ни скажешь, все отдам.

– Тогда отдай мне Урожайную песню.

Испугалась Юрапи:

– Что ты? Что ты? Как же я ее тебе отдам? Кто ее петь будет? Кто урожай растить будет? Ничего не вырастет без урожайной песни. Ведь деревня без хлеба останется, без ячменя, без хмеля. Не с чего будет тогда пироги печь и пиво варить.

– Это не твоя забота. Не хочешь отдавать песню, ступай прочь. А только Кевер навсегда со мной останется.

Хотела Эпсирпи прочь идти, но Юрапи ее остановила:

– Хорошо, пусть, по-твоему, будет. Забирай песню, только верни мне моего Кевера.

Только сказала так Юрапи, как грянул гром, сверкнула молния, и урожайная песня оказалась в руках Хаярпи. Спрятала она ее подальше, громко рассмеялась и исчезла.

Остались вдвоем Юрапи и Кевер. Плачет Юрапи, смотрит на нее парень и ничего понять не может.

– Что случилось? Почему ты плачешь, любимая моя?

Рассказала ему все Юрапи. Погоревали парень и девушка, погоревали, а потом утешились. Какая разница у кого урожайная песня? Пусть теперь Хаярпи будет первой певуньей в деревне. А они и так счастливы, потому что любят друг друга.

Напрасно утешали себя Юрапи и Кевер. Ничего зря не делается. Время шло, а поля и плантации хмеля безжизненные стоят, словно и не сеяли их, не лелеяли. Засуха на родной край навалилась, ни единого облачка в небе, ни единого дождичка, ни капельки. И не звенит над землей урожайная песня. Не поет по утрам соловей, не кружат с песней ласточки, не радуют трелью иволги. Не кукует в лесу кукушка. Даже голуби не воркуют. Удивляется народ.

– Почему Юрапи не поет? Что случилось? Где урожайная песня?

Но не поет Юрапи, только горько плачет, а вместе с ней плачет и скрипка Кевера. И сколько не приставала к внучке бабушка Айуйке, та не смогла рассказать ей о своем ужасном поступке, которым обрекла она на гибель урожай, а значит и всех людей.

– Ай-уй! Это все из-за засухи! – сказала тогда бабушка Айуйке старому Ахтупаю. – Воздух сухой, горло моей внучке сушит, вот она петь и не может. Надо дождь звать! Проводи Сюмар Чук, Ахтупай.

И объявил старик Ахтупай Сюмар Чук, так в стародавние времена назывался у чувашей обряд вызывания дождя.

На следующий день люди пошли всей деревней к реке, развели на берегу костры, стали варить кашу и яйца, а по всему берегу втыкали веточки, а на них нанизывали яичную скорлупу, и нитками привязывали воробьев.

– Все готово? – спросил, наконец, Ахтупай.

– Готово! – ответил ему хором народ.

– Начинай танцевать Айуйке! – велел старец. – Пусть твой танец огня станет началом моей молитвы.

Вышла вперед бабушка Айуйке, и без всякой музыки, только подпевая себе все еще сильным звонким голосом, стала танцевать вокруг самого большого костра. Кружила она вокруг него, кружила, красиво и необычно, и все ближе к огню, все теснее, и вот уже она вбежала прямо в костер, тут же выскочила обратно, потом обратно в огонь, аж искры столбом вокруг летят.

Кивнул Ахтупай, и к Айуйке присоединилась еще одна старушка, затем еще одна, и вот уже они втроем вокруг огня танцуют и прямо в пламя вбегают. И что за чудо, под их напором стал огонь съеживаться. Все меньше и меньше становится костер. Затем и женщины помоложе топчут его, и вот уже весь огонь затоптан, только дымок остался. Одолели женщины огонь, победили. Встал на их место Ахтупай и поднял руки к небу:

– Я обращаюсь к тебе, бог дождя! – могучим голосом закричал старик. – Откликнись на наши молитвы, пошли нам дождя, и убереги народ наш от всех ненастий: от града и от бури, от заморозков… И прими от нас подарки!

При этих словах все воробьи, что были привязаны к веткам, были отпущены на свободу и с громким и благодарным щебетом вспорхнули в небо и полетели ввысь.

И начался праздник. Заиграла музыка, зазвенели девичьи голоса, стали люди пировать в честь предстоящего дождя. После трапезы все бросились к реке, и, не снимая одежды, стали в ней купаться и плескаться. Все от мала до велика, млад и стар. Старики входили в реку степенно и чинно, обмывали себе лицо, а немощных старцев осторожно обливали водой их внуки. Никто в этот день не должен был сухим оставаться. Парни набирали воду в ведра, бежали в деревню и обливали всех попавшихся на пути, особенно доставалось молодым женщинам. Прохожих хватали и бросали в реку, все ходили веселые и мокрые до нитки. Весь день до вечера продолжалась эта игра в обливание.

– Ну вот, не сегодня-завтра пойдет дождь, – сказал Ахтупай бабушке Айуйке. – А ты молодец! Очень хорошо исполнила танец огня. Быстро одолела огонь.

И стали люди ждать дождя. Но не пошел он ни на следующий день, не через два, и на третий день продолжалась засуха.

– Ай, уй! – вздыхает бабушка Айуйке. – Ай, уй! Беда, беда!

И опять она стала приставать к Юрапи, расспрашивая, почему та не поет. И опять ничего ей не рассказала внучка. Но зато побежала она к Кеверу, а вместе они отправились к Хаярпи. Но та их даже за порог не пустила.

– Почему не поешь урожайную песню? – спрашивают они ее. – Неужели народ погубить хочешь?

– Не слушает меня твоя песня! – зло ответила внучка колдуньи. – Не поется она из моих уст. Не звучит.

– Тогда верни ее обратно! – просит Юрапи. – Ведь люди страдают. Вымрут все. Отдай урожайную песню!

– Еще чего! Моя эта песня! И только моя. И до людей мне дела нет. А вы пошли прочь!

И напустила она на Юрапи и Кевера ворона. Каркнул тот громко и страшно, напугал их. Убежали друзья в ужасе и горе.

Когда опомнились, рассердились, да пошли обратно, чтобы уже в этот раз силой отнять у Хаярпи урожайную песню, то встретился им на пути огромный и страшный медный медведь. Это предупрежденная вороном молодая колдунья, вызвала его из-под земли колдовскими чарами. Встал медный медведь на задние лапы заревел, и опять убежали молодые музыканты. Где им с медведем воевать? Да не с простым, а с медным, из-под земли вызванным.

– Надо Актара звать, богатыря нашего! – говорит тогда Кевер. – Одни мы не справимся.

Позвали они Актара, рассказали ему все, и попросили одолеть медного медведя. С радостью согласился богатырь акатуйский помочь друзьям и пошел к дому колдуньи. Напал на него медный медведь, да только Актар даже не дрогнул, не испугался, ударил его кулаком прямо по носу, затем схватил могучими руками, сжал, так медведь на куски и развалился.

– Вот и все! – Актар стряхнул с себя пыль. – Одолел я медведя медного. Пойдем, заберем урожайную песню.

Пошли они опять, чтобы силой отнять у Хаярпи урожайную песню, но на их пути из-под земли, из леса темного, дремучего, вызванный подземным кротовым ходом, вылез Чиге старик– Шурсухал – старичок с локоток с длинной белой бородой. Его тоже колдунья на помощь позвала. Даже Актар его испугался, что уж говорить об остальных. Шурсухала с детства все боятся. С самой колыбели им матери пугают непослушных детей. И послушных тоже. Для порядка. Взмахнул старичок с локоток своей длинной белой бородой и давай щекотать ею Актара, богатыря славного. А щекотка у него смертельная. Сначала защекочет до беспамятства, а потом длинными сильными пальцами и задушит.