Страшные сказки о Шгаре. Рассказ девятый: О том, как правитель по имени Бургун сошел с ума - Ниязов Рустам Асанович - Страница 3

– Знаешь ли ты, босяк, что будешь казнен, если причинишь правителю вред?

– Да, о средоточие ума и силы!

– Так, значит, ты можешь избавить нас от страха?

– Могу, о, безграничный в своих устремлениях!

– Давай лекарство!

Бургун выпростал свободную руку, ожидая зелье.

– Для лечения страха лекарства не нужны! – опомнился, наконец, Нарихам, грузно повалившись на ковер. – Мой помощник обладает даром удалять страхи и прятать их вот в эту кубышку!

Бургун с подозрением посмотрел на маленький кувшин, который дервиш бережно держал в руках.

– Пусть великий отец города снимет чалму, и я извлеку все страхи прямо из его светлейшей головы! – спокойно сказал Перьят.

Правитель колебался, тяжело дыша. Снять чалму перед простолюдином, да к тому же бродягой – означало потерять честь.

Чувствуя, что пора вмешаться, заговорил великий визирь:

– Наисветлейший, дозволь сказать! Если слова дервиша окажутся пустым хвастовством, мы отрубим ему кисти рук, и он больше не сможет даже в носу ковырнуть! А если он окажется великим лекарем, то перед ним не зазорно и голову обнажить!

Это помогло и Бургун снял с себя шлем, обнажив свой бритый череп.

Перьят подошел к нему, поводил рукой над высокородной макушкой, словно зачесывая невидимые волосы, и вдруг сжал пальцы в кулак и дернул что есть силы.

– Ой! – закричал правитель. – Не дергай наши волосы, нам больно!

– О, владыка! У тебя нет волос! – воскликнул визирь.

Дервиш дернул еще раз, да так сильно, что поволок правителя по ковру. Вот тут и стало ясно, что он держит в кулаке какие-то серые полупрозрачные нити, исходившие из головы Бургуна. Перьят тянул нити что есть силы, и для верности уперся ногой о царственное плечо. Раздался хруст и треск. Бродяга выдернул нити из головы больного и, не медля, стал сворачивать их в пучок. Нити противились силе, извиваясь как змеи. Наконец, дервиш затолкал их в кубышку и плотно закрыл деревянную пробку.

– Все! – сказал он севшим голосом и от усталости повалился на пол.

Правитель лежал рядом с ним, с блаженной улыбкой, словно облегчился после многодневного запора.

– Прошло! Все прошло! – воскликнул он и вскочил на ноги.

В честь избавления от страшной болезни, Бургун решил затеять великий той. Он отправил гонцов в соседние города, чтобы пригласить на праздник самых почтенных мужей: правителей, купцов и воевод. Перьят был обсыпан серебром, равным по стоимости целым двадцати ястукам и отпущен на все четыре стороны.

Повеселевший и бодрый, Бургун провел целый день в увеселениях, в окружении своих советников и видных мужей города, включая и Нарихама. Последнего он тоже не обделил вниманием, подарив ему дорогой чапан с рубиновой брошью и сорок ястуков серебром.

Вечером, перед омовением и отходом ко сну, в его покои зашел визирь. Он пал ниц перед своим хозяином:

– Повелитель знает меня, как верного своего слугу, готового отдать свою жалкую жизнь за его неугасимое величие! О безбрежный как океан, дозволь дать тебе совет!

– Дозволяем!

Визирь подполз к нему и заговорил в самое ухо:

– Пока все праздно ходили по дворцу, и пили вино беспечности, закусывая сладкой нугой торжества, я думал об этом дервише...

И он рассказал о своих опасениях, возникших с того часа, как он впервые увидел Перьята. Ведь что такое страх? Это не только зло, отравляющее душу праведников. Это еще и добро, держащее в узде простолюдинов, слуг, весь базарный сброд, всех воинов, ремесленников, скорняков, писарей и даже разбойников. А если есть человек, который может исцелять заболевшего страхом, то к чему нужны палачи и стражники? Человек без страха – опасен, он не склонит голову перед высокородным и не выполнит ни одного его мудрейшего приказа...

– И что ты предлагаешь? – оборвал его длинную речь повелитель.

– Мало ли что может случиться с бродягой... Город кишит лихими людьми, жадными до чужого кошелька... – подсказал ему решение визирь.

Правитель задумался, поглаживая бородку.

– Да, будет жаль, если с дервишем что-то случиться...

– Я лично прослежу, чтобы уберечь этого Перьята от любой опасности! – заверил его визирь, поняв намек хозяина.

Визирь, пятясь, удалился из покоев. Он вышел на прохладную вечернюю террасу, где за одной из яшмовых колонн его поджидал городовой. Они поговорили шепотом, и городовой тут же хлопнул в ладоши. На его зов из темноты выбежали слуги, словно черные сгорбленные тени. Выслушав приказ, они поклонились и ушли.

Утром, когда Бургун проснулся, к нему вошел визирь и принес окровавленный тыквенный сосуд, оплетенный бечевой.

– Как всегда, ты – всевидящий владыка – был прав в своих догадках! Не смог я уберечь этого жалкого Перьята от ножа разбойника! – и положил кувшин на шахматный столик из нежного розового мрамора.

– Так вот где хранятся все страхи! – произнес Бургун, склонившись над кувшином. Он задумался, где бы схоронить этот опасный сосуд.

– Надо дождаться ночи и закопать его во дворе! – предложил визирь.

– Нет!

– Тогда – сжечь!

Бургун снова покачал головой.

– Мы сделаем по-другому, – сказал он, хитро улыбнувшись.

Следующий день снова прошел в увеселениях. В честь избавления отца города от опасной хвори, глашатаи объявили на всех базарах и площадях, что владыка дарит жителям Шгара целых три дня отдыха и забав. Со всех окрестностей были созваны шумные таборы шутов и канатоходцев, на базарах стражники сметали ряды, освобождая больше места для камышовых палаток, скрипучих деревянных помостов для фокусников, шатров для плясуний, деревянных будок и клетушек для предсказателей судеб и зубодеров.

Ближе к ночи, проводив знатных гостей, правитель вместе с визирем вышли из дворца и устремились во внутренний двор, празднично украшенный шелковыми флажками и фонариками. Петляя в лабиринте каменных стен, они углубились в самое сердце дворца, в маленький подземный погребок, который на самом деле был входом в скрытную тюрьму. Здесь держали самых опасных врагов эмира – бунтарей и расхитителей дворцового имущества.

Грузный одноглазый надзиратель проводил их к глубокому зиндану, забранному железной решеткой. Любой несчастный, попадавший сюда, жил на дне сырого колодца, без всякой надежды выбраться однажды на волю. Толстые железные прутья покрылись лохмами плесени, питавшейся испарениями человеческих тел. Нестерпимая вонь шла из этой пропасти бедствия и отчаяния.

Брезгливый к нечистотам, Бургун не стал подходить близко к решетке и подал кубышку надзирателю:

– Брось этот кувшин вниз!

Надзиратель подошел к дыре и крикнул:

– Эй, несчастные! Сам высокочтимый эмир, отрада города, средоточие ума и силы – дарит вам этот кувшин! – и бросил его вниз.

Из черного колодца раздались голоса недоумения и звуки склоки.

– Ах, ты старый вонючий тапок, которым наступили на верблюжью кучу! Отдай кубышку! Сам эмир кинул ее мне! – раздался чей-то сварливый голос.

– Нет, он мой! – ответил другой и послышался звук оплеухи.

– Остановитесь! Опомнитесь во имя Ишнар! На нас смотрит сам эмир! Давайте, явим ему покорность и разумение!

– Заткнись, колючка, выдранная из курдюка барана! Думаешь, эмир клюнет на твою тупую лесть?!

Снова звонко шлепнула оплеуха. В ответ кто-то завизжал, кто-то присвистнул, кто-то с хрустом заломил чей-то сустав.

И вдруг все затихло. Раздался звук открываемой пробки.

– Что это?! – раздался голос одного из заключенных.

– Что это?! – повторили другие.

Бургун и визирь жадно навострили уши, пытаясь понять, что происходит на дне колодца. И вдруг воздух разорвался от дикого крика, гогота и визга. Люди кричали с такой силой, что в воздухе запахло их мерзким голодным дыханием.

Бургун отступил назад, закрыв уши. Даже свирепый надзиратель, на поясе которого болтался огромный кривой меч, отбежал от железной решетки, высоко задрав свои шаровары.