Месяц как взрослая - Труу Сильвия - Страница 16

«Ты, кузнечик, съедаешь мои мысли».

Силле продолжала стоять еще тише, не смела даже дышать. А дядя Пауль вдруг начал водить кистью перед ее носом, будто собирался пририсовать ей желтые усы, и попросил своим резким дребезжащим голосом:

«Будь хорошим ребенком! Уйди! Ты отгоняешь мои мысли. А без мыслей рука выводит на бумаге одни пятна, и больше ничего».

Недовольно оглядываясь через плечо, Силле отошла в сторону и подумала:

«Ха! У самого ничего, кроме цветных пятен на бумаге, и не было».

Когда в школе Силле рисовала свой первый акварельный рисунок, она быстро завершила работу и затем принялась выводить на другом листе желтые и зеленые пятна, так же как художник во дворе.

«Ну и что же это должно означать?» — увидев такое, покачал головой учитель.

«Мысли художника».

«Что-что?»

«Мысли художника. Потому что без мыслей на бумаге получаются одни мазки и цветные пятна».

«А-аа! — протянул учитель и лишь после долгого молчания сказал: — А ты рисуй только то, о чем сама думаешь. Свои мысли получаются лучше всего. Вот как, например, твой зимний пейзаж. Красивый. Мы его после вывесим в классе. Только… почему эти следы на снегу разного цвета?»

«Иначе они спутаются. Тут бежал заяц, здесь кошка, а это вот следы собаки».

«Вот видишь, — сказал тогда еще учитель, — за свои мысли ты получишь пятерку…»

…Силле следила за движением кисти художницы, и ей самой захотелось нарисовать что-нибудь.

Если бы художница сейчас сказала ей: «Разрисуй и ты одну коробку»… Предположим, что сказала бы… Что бы Силле тогда нарисовала? Геометрический рисунок уже есть. Следовало выдумать что-нибудь совершенно новое. Но прежде нужно знать название конфет. А если еще нет названия и его тоже надо придумывать?

Взгляд Силле устремился за окно, на море.

Яхты!

На полках не было ни одной коробки с изображением белых яхт.

Или нарисовала бы только море? Большие пенистые волны… Вся крышка коробки в сине-белых волнах… Но будет ли это красиво?

Или крыши Таллина? Красные крыши старого города?

— Что, начало трудное? — прервала ее мысли художница.

— Да нет.

Силле взялась вымерять графы.

Некоторое время в ателье стояла тишина. Затем зазвонил телефон, и художницу куда-то вызвали.

Силле осталась одна. Посмотрела на кисть, лежавшую на коробке с акварельными красками, на желтые блики незаконченного рисунка, и ее снова охватило искушение рисовать. Она отыскала взглядом на полке стенного шкафа «Мухумку» в радужной юбке. Спустя мгновение Силле уже рисовала на своем листе коробку «Мухумки». Из-под нее выглядывали «Рыбаки» и еще другие коробки. Затем принялась раскрашивать. Тона выбирала более слабые, чтобы раскраска не мешала потом заполнять графы.

Когда художница вернулась, Силле уже кончила раскрашивать и расчерчивала еще влажный лист.

— Что вы тут нарисовали! — удивилась художница.

— Н-ничего. Попробовала… вашими красками, — виновато пробормотала Силле.

— А что, получилось довольно любопытно! — сказала художница. Она остановилась возле Силле, какое-то время молча рассматривала ее работу, потом стала учить, какие краски и куда наложить, чтобы «создалось равновесие».

«Гм! Равновесие… — думала Силле. — Интересно!»

17

Силле сидела на подоконнике, и, болтая ногами, с удовольствием слушала оглушающий гомон в зале, и поглядывала через головы девочек на свой висевший на стене график.

«Ну и везет же человеку в жизни!» — думала Силле. Где бы она могла еще пережить такое второе утро! Если бы она нежилась на каменистом крымском берегу на солнце, то и не узнала бы всего, что тут происходит.

Взять тот же график на противоположной стене. Просто здорово получилось, если уж по-честному говорить. И самой любо посмотреть, глаз не отведешь.

А потом коллективный выезд на фабричную дачу. Будет, по крайней мере, в десять раз увлекательнее, чем все школьные экскурсии, вместе взятые.

Силле жалела только о том, что не слышала сама, как технолог Имре Лойк приглашал девочек поехать в конце недели с фабричной молодежью на Лосиный остров. Она, Силле, как раз находилась в ателье и чертила график.

Плавание, волейбол, пинг-понг, печеная картошка, копчение рыбы — чего там только нет в программе поездки! Об этом ей рассказала по телефону Нийда…

Едва они вошли в зал, как Мерле первая заметила график. Разговор оборвался, и все без исключения уставились на него. И началось то, что не ослабевая продолжалось вот уже несколько минут.

Силле пыталась всех слушать. Но если у тебя всего два уха, то остается лишь смириться с тем, что? они ухватят.

— A-а-а, график! — слышалось тут и там. — Ну, прямо как настоящий художник нарисовал!

Затем голоса слились в одно:

— Все же вывесили график! Если уж твоя слава или твой позор выставлены на общее обозрение, то куда ты, душа, денешься. Тогда придется просто из кожи лезть, потому что возле твоей фамилии не должны быть показатели хуже, чем у других. Как можно! Нельзя забывать, что чем больше уложишь коробок, тем больше получишь зарплату. Квартет укладывает больше всего коробок. За вчерашние полдня у них показатели самые высокие, а что будет сегодня, когда они начнут работать с самого утра? Девочки, а что, если и нам взяться вчетвером?

— Ну и беритесь! — Это крикнула Лу?уле. — Я вызываю все квартеты, каждую из вас, конечно, в отдельности, на соревнование. Кто смел, тот примет вызов. Я в себе уверена аб-со-лют-но. Ну?

Самоуверенность Лууле, ее резкий голос и самонадеянное «абсолютно» заставило многих девочек заколебаться.

Утром в пятницу до прихода бригадира родились еще два квартета. Остальные решили положиться на проворство своих рук.

Силле радовалась — еще два квартета! Есть уже о чем написать родителям. Теперь можно смело рассказать им о своей работе.

Девочки пока за столы не садились, ждали бригадира. И так как рабочие дела были более или менее обговорены, то снова вернулись к поездке на остров. На пристань нужно было идти всем вместе, сразу после работы, а то не успеют на пароход.

— А «снабженцам» о поездке сказали? — спросила Мерле у Нийды, которая тихо сидела возле Силле наедине со своими мыслями.

— По-моему, да.

— Они поедут?

— Наверное. Разговор, во всяком случае, был.

— А ты? — Мерле повернулась к Силле. — Ты ведь занималась графиком. Взяла свои вещи?

— Не беспокойся, у меня все с собой, — ответила Силле и спрыгнула с подоконника.

Вошла Эндла Курма. Следом появились «снабженцы». Они быстро прошли к столу Силле — впереди посерьезневшая Эндла. За ней встревоженный Воотеле и раскрасневшийся Индрек.

Разговор смолк.

Бригадир осмотрела этикетки, переложила укладочную бумагу и обратилась к Силле.

— Разве вам не приносили для нового сорта другие этикетки.

— Да приносили! — обиженно крикнул Воотеле.

Охваченная сомнением, Силле бросилась к своему рабочему месту. На этикетках, которые она вчера наклеивала на новые коробки, стояло название прежнего сорта.

Ноги у Силле ослабели, и она опустилась на стул. Как же ей вчера не пришло в голову проверить?

— Но ведь мы приносили! — повторил Воотеле и принялся вместе с Хийе и Нийдой искать.

Пачку потерявшихся этикеток нашли под укладочной бумагой у Хийе.

— Значит, брак? — обрела наконец дар речи оторопевшая Мерле. — Значит, вся вчерашняя работа кошке под хвост?

— Отчасти да, — сказала Эндла. — Но дело можно поправить: надо будет просто заменить этикетки — старые оторвать, а новые наклеить.

— Получается, что сегодня мы должны делать вчерашнюю работу? Выходит, что сегодняшнего дня все равно что и не было. Не выйдет! Пусть виновник переделывает!

Мерле, казалось, не могла удержаться. Ее обычно мягкий голос стал жестким, розовые щеки побледнели.