Немилость - Ниязов Рустам Асанович - Страница 13

– Можете не спускаться, в морге никого нет, – крикнул им сержант, присланный на охрану объекта. Ворота были запоздало оцеплены жидким строем солдат.

Они развернулись и помчались дальше, к дому пропавшего мальчика. Въехали прямо во двор и остановились перед дверью. Майор, нарочито громко стуча сапогами, зашёл внутрь.

– Нет! – вскоре прозвучал его голос из глубины дома.

– Тогда к егерю, – сказал аналитик, разворачивая свой диск.

В доме, который всем видом показывал, что хочет убежать из деревни, горел свет.

Они нажали кнопку звонка.

– Пусть хоть здесь нам повезет! – прошептал Кромдук.

Почти мгновенно, над дверью загорелся экран.

– Это снова мы, – улыбнулся Спенш, глядя на бледное серьезное лицо женщины. – И, боюсь, вам придется впустить нас в дом.

14

По местному обычаю, хозяйка усадила ночных гостей за большой стол в гостиной. При ближайшем рассмотрении, она оказалась не такой уж грозной, какой была на экране. Миниатюрная и щуплая, женщина покорно сложила перед собой руки, глядя на взъерошенных от недосыпа мужчин.

– В прошлый раз вы сказали что-то про немилость, – принялся говорить аналитик.

– Объясните, пожалуйста, что это означает?

Слушая дребезжащий голос ученого, следопыт привычно изучал запахи дома. Судя по всему, здесь никогда не было детей. Не было половозрелых мужчин и женщин. Изредка, сюда заводили животных, но долго не держали. Возможно, егерь мог приносить в дом птенцов дикой куропатки – исчезающего вида, за которым охотились все зоопарки мира.

И почти сразу в нос ударил характерный душок залежалой человеческой крови, но не сгнившей, еще живой. Делая вид, что прохаживается по гостиной, следопыт ловил носом ток воздуха, пытаясь угадать направление.

– Только, пожалуйста, не увиливайте от вопроса, – услышал он голос офицера, когда пожилая хозяйка бросила им какую-то ничего не значащую реплику.

Женщину звали Рада, она была шестидесяти двух лет. Жила здесь еще до оккупации; в те времена, когда деревня была обычной кочевой стоянкой, населенной преимущественно кожемяками и заготовщиками шкур. Рано вышла замуж, и овдовела через пяток лет, когда мужа накрыл оползень.

Родные хором советовали, чтобы поспешила устроить свою жизнь, пока молода и привлекательна. Да не получилось, или сама не захотела. Так и жила одна, с двумя детьми. И только когда увидела на голове первый седой волос, вышла замуж второй раз.

– Это конечно интересно, но давайте по существу дела, – подправил её майор. – Вы сказали нам «убирайтесь, пока не попали в немилость». Это предупреждение? Нам грозит опасность?

Но Рада не спешила разматывать страшный клубок. Может, знала, что следопыт уже почуял кого-то в погребе. Или надеялась, что судьба пройдет мимо.

Когда пропал её сын, она почему-то была уверена, что он жив. Терпеливо ждала его возращения. Слухи тогда не ходили так быстро, как сейчас. Никто не мог сказать, что случилось с ним.

В конце концов, она оставила дочь у родственников, взяла с собой мешок сухарей и отправилась в горы, на поиски. Догадывалась, что потеряла его навсегда. И даже знала где его искать. Еще ребенком, она слышала про один заброшенный дом, стены которого окаменели от времени. Говорят, когда горы еще не вздыбили свои спины, здесь стоял густой лес, в сердце которого жил Лесник. Последний деревенский шаман – его арестовали и отослали в метрополию за повстанческие настроения – как-то рассказывал ей, что имел честь беседовать с Лесником. Шаман догадался закопать в землю свой амулет, прежде чем распахнул каменные двери. Потому и остался жив. Получается, если надежно сокрыть дух Вассы от Лесника, спрятать всё, что напоминает ему о Вассе, Лесник мог и сдержать свою немилость.

– Значит, немилость означает насилие? – прервал её аналитик.

Шаман много чего рассказал о Леснике. Например, как он лечит горного козла, если тот расщепил копыто, неловко спрыгнув на скалы. Как разговаривает с любым зверем. Как рисует на камнях непонятные знаки своими же испражнениями. Дано ли обыкновенному человеку так себя вести? Однако, шаман не смог выяснить главного, ради чего, собственно, и рисковал жизнью – почему Лесник ненавидит Вассу? Что произошло между ними такого особенного, если один из них оказался на небесах, получая от людей дары, а другой целую вечность должен жить на земле, в каменных стенах, испытывая на себе все невзгоды этого мира? Кем приходится Лесник Вассе? Братом? Слугой?

– Простите, – поднялся с места майор, когда перед ним вспыхнул огонек визора.

Офицер шагнул в сторонку и ответил на вызов.

– Значит, вы потеряли сына безвозвратно? – вернул её к разговору аналитик.

Можно ли говорить, что он потерян? Вот если выдать замуж свою дочь – она потеряна. А сын всегда остается рядом, даже если живет далеко. Впрочем, она только краешком глаза увидела его, где-то среди деревьев, когда он вёл под руку свою избранницу, дочь Лесника. Да, у Лесника есть дети. Когда они вырастают, он ищет им пару среди нас, обычных людей. И она порывалась встретиться с ушедшим сыном, чтобы попросить вернуться, но соседи отговорили ходить в горы. «Такова воля Лесника, – вздыхали они, и жалели. – Он сам ищет мужей и невест для своих детей, и никто не в силах отказать ему!»

Следопыт краем глаза увидел, как майор отдал честь незримому собеседнику и спешно покинул дом, хлопнув дверью.

– Подождите! – прокричал Савва, нагнав майора за воротами. Офицер вскочил на транспорт и, одним движением пятки, перевел его в шагающий режим.

– Расскажу по дороге! – пришпорил он диск.

Следопыт вскочил на свой транспорт и направил его следом.

– У нас происшествие в южном секторе, – произнес Спенш, глядя на дорогу. – Пропала связь с одним из патрулей.

– Змея?

– Неизвестно! Скорее всего – повстанцы.

– Откуда им взяться?!

– Я тоже удивлен... Если это дело рук повстанцев, то они сделали самую большую ошибку в своей жизни!

– Мы еще задержимся здесь! – крикнул Савва, останавливая диск.

Офицер махнул рукой, удаляясь по узкой деревенской дороге. Вдали, на мутном белом пятне света, его поджидала колонна техники. Это были силы, которые обеспечивали карантин, и они явно покидали деревню.

Когда следопыт вернулся назад, аналитик стоял у открытой двери. Желтая полоска света сбегала по ступенькам вниз и терялась где-то в траве.

– Видели? – показал он рукой на ограду.

Блок-пост и охранявшие его танки исчезли.

– Войска оставляют деревню без защиты, – озвучил его догадку следопыт.

Аналитик презрительно фыркнул, выражая, видимо, свою давнюю нелюбовь к военным.

– Кстати, вам не кажется, что с этой Радой что-то не в порядке? Может, нам просто удалиться?

– Но здесь есть раненный, – возразил Савва. – Лежит где-то в погребе или кладовке.

В полутьме глаза ученого влажно блеснули.

– Вы что, услышали стоны?

– Нет, запах.

Они вновь переступили порог дома. Рада сидела на прежнем месте, с тем же отстраненным выражением лица.

– Где он лежит? – склонился Савва над маленькой тщедушной фигуркой.

С минуту она смотрела куда-то в сторону, словно не расслышала вопроса.

– Там, – наконец махнула рукой, когда следопыт не отступил. – Пойдемте, я покажу.

В холодном воздухе погреба гулко отпечатывался каждый шаг. Среди ящиков и мешков, на тонкой подстилке лежал Кромпал.

– Он так и не очнулся, – сказала Рада, присев рядом с мальчиком.

Аналитик засучил рукава и медленно приподнял край покрывала.

– Дайте ножницы, – приказал он женщине.

Осторожно разрезав рубашку, Кромдук принялся изучать тело раненого. Переложил его голову на другую сторону и мягко стал пальпировать в районе уха, где из-под тонкой бледной кожи страшно бугрился огромный желвак.

– Гематома, скорее всего, – сказал он, привставая с колен. – Плюс разрывы внутренних органов.

– Я говорила с Мирой, я предупреждала, – тихо прошелестел голос Рады.