Юность Поллианны (Поллианна вырастает) - Портер Элинор - Страница 38

Джон Пендлтон, казалось, не возражал. Он раз или два беспокойно прошёлся по комнате, затем опять уселся на прежнее место, а когда заговорил, предмет разговора был прежний — миссис Кэрью.

— Странно, как всё получилось с этим Джеми, правда? Интересно, настоящий он её племянник?

Поллианна не ответила, и после паузы он продолжал:

— Во всяком случае, он неплохой малый. Мне он понравился. Что-то в нём есть изящное, благородное. Она просто без ума от него, это видно, племянник он или нет.

Наступила ещё одна пауза, после которой Джон осторожно сказал:

— Когда подумаешь, странно, что она не вышла замуж. Она ведь красивая, как тебе кажется?

— Да, да, конечно! — быстро ответила Поллианна. — Она очень красивая.

Голос у Поллианны опять дрогнул. Как раз в этот момент она увидела в зеркале своё отражение, а себя она красивой не считала.

Джон Пендлтон всё говорил и говорил, мечтательно устремив взор в огонь. Отвечают ему или нет, для него не имело особого значения. Слушают его или нет, по-видимому, его тоже не интересовало. Возможно, он просто хотел поговорить. Наконец он неохотно поднялся и, распрощавшись, ушёл.

Последние полчаса Поллианна не могла дождаться, когда же он уйдёт, но после того как он исчез, ей хотелось, чтобы он вернулся. Неожиданно она поняла, что совсем не может оставаться одна со своими мыслями.

Теперь она понимала всё. Сомнений больше не было, Джимми полюбил миссис Кэрью. Потому-то он был такой унылый и не находил себе места после её отъезда. Поэтому он так редко приходил навестить её, Поллианну, свою старую знакомую. Вот почему…

Бесчисленные детали прошлого лета всплыли в её памяти. Это были немые свидетели, которых невозможно отвергнуть.

Ну а почему бы ему и не полюбить? Миссис Кэрью — красивая, очаровательная… Правда, она гораздо старше Джимми, но молодые люди иногда женятся на немолодых женщинах, это бывает. Если они любят друг друга…

В эту ночь Поллианна уснула в слезах.

Утром она постаралась смело встретить действительность. Она даже попробовала с улыбкой сквозь слёзы испытать себя игрой в радость. Но это лишь напомнило слова, которые Нэнси произнесла много лет назад: «Если и есть в мире люди, к которым нельзя применить игру — это пара рассорившихся влюблённых!»

«Мы не «рассорились» и мы не «влюблённые», — Поллианна покраснела. — Но всё равно я не могу радоваться за него. И за… за…» — даже про себя она не закончила эту фразу.

Решив, что Джимми и миссис Кэрью любят друг друга, Поллианна стала очень проницательной. Вскоре она обнаружила, что мысль подтвердилась, прежде всего — в письмах миссис Кэрью.

«Я часто вижу твоего друга, молодого Пендлтона, — писала миссис Кэрью, — и он мне нравится всё больше и больше. Однако мне очень хочется, просто ради любопытства, добраться до источника моих необъяснимых предчувствий, что я его уже где-то видела».

После этого она постоянно упоминала о нём, и в этом небрежном упоминании скрывалось острое жало. В других источниках тоже находилось немало подтверждений. Чаще и чаще Джон Пендлтон заходил поговорить о Джимми и всегда упоминал миссис Кэрью. Бедная Поллианна иногда была просто в отчаянии — неужели ему не о чем больше поговорить, кроме этих двоих?

Приходили письма и от Сэди, она тоже рассказывала о Джимми и о том, как он помогает миссис Кэрью. Даже Джеми, который писал очень редко, не преминул внести свою лепту. «Уже десять часов. Я один, сижу и жду, когда вернётся домой миссис Кэрью. Она и Пендлтон опять в этом своём Доме». От самого Джимми Поллианна получала что-нибудь редко.

«Что ж, — со вздохом говорила она себе, — я должна быть рада. Ни о чём, кроме миссис Кэрью и девушек, писать он не может, и я рада, что пишет он не очень часто».

ДЕНЬ, КОГДА ПОЛЛИАННА НЕ ИГРАЛА

Так день за днём промчалась зима. Вслед за снегами и морозами исчезли январь и февраль, наступил март с его ветрами, свистом и стонами, обрушивающимися на старый дом. Хлопали ставни, а разболтанные ворота так скрипели, что и без того натянутые нервы готовы были лопнуть.

В эти дни Поллианне нелегко было играть в свою игру, но она старалась, проявляя почти героическую верность. Тётя Полли вообще не играла. Она чувствовала себя не совсем хорошо и просто-напросто обрекла себя на заточение в беспросветном мраке.

Поллианна всё ещё надеялась на приз. Теперь она уже опустилась в своих ожиданиях до самого последнего. Она писала ещё, и неизменность, с которой рассказы возвращались из своего путешествия, поколебала её веру в успех.

«Ничего, ведь я могу радоваться, что тётя Полли об этом не знает, — отважно утешала себя Поллианна, страдая над запиской, которая вернулась вместе с потерпевшей крах историей. — По крайней мере, тут она не будет беспокоиться».

Все дни Поллианниной жизни вращались теперь вокруг тёти. Неизвестно, сознавала ли та, как беззаветно посвятила племянница все дни своей жизни только ей.

Однажды, в пасмурный мартовский день, наступил кульминационный момент. Проснувшись, Поллианна выглянула в окно и со вздохом посмотрела на небо. С тётей Полли было особенно трудно в пасмурные дни. Однако с весёлой песенкой, которая немножко вдохновляла, Поллианна отправилась на кухню и начала готовить завтрак.

— Я думаю, что сделаю кукурузный пудинг, — убедительно пояснила она плите. — Тогда, может быть, тётя Полли не будет так сильно обращать внимание на другие вещи.

Спустя полчаса она тихонько вошла в комнату тёти.

— Вы сегодня так рано? Ох, это прекрасно! И сами причесались?

— Я не могла спать, — устало вздохнула тётя. — Пришлось самой причесаться, тебя не было.

— Я не подумала, что вы меня ждёте, — торопливо объяснила Поллианна. — Но это ничего. Вы обрадуетесь, когда узнаете, чем я занималась.

— Только не в это утро, — недовольно нахмурилась тётя Полли. — В такое утро никто не может радоваться. Посмотри на дождь! Это уже третий дождливый день на неделе.

— Правда, но, знаете, солнце никогда не казалось таким прекрасным после дождей, как в этот раз, — улыбнулась Поллианна, ловко пристёгивая кружева с ленточкой на груди у тёти. — Ну, вот и готово. Завтрак тоже готов. Только подождите, пока не увидите, что я для вас состряпала.

Тётю Полли не развеселил в это утро даже кукурузный пудинг. Всё было невыносимо, по крайней мере, для неё. Терпение Поллианны к концу завтрака почти истощилось. Ко всему прочему, крыша над окном, выходящим на восток, протекла, а с почтой пришло неприятное письмо. Поллианна, верная себе, со смехом провозгласила, что она рада крыше, а письма ожидала уже целую неделю, и теперь ей больше не надо беспокоиться, что оно скоро придёт.

Всё это, сопровождаемое множеством других неприятностей, затянуло утреннюю работу далеко за полдень, что было особенно неудобно тёте Полли, распределявшей свою жизнь по часам.

— Поллианна! Уже половина четвёртого! — раздражённо крикнула она. — Ты ещё не заправила постели?

— Нет, дорогая. Я постелю, не беспокойтесь.

— Ты разве не слышала, что я сказала? Взгляни на часы. Уже четвёртый час!

— Да, правда, но это ничего, тётя Полли. Спасибо, что не пятый. Можно хоть этому радоваться.

Тётя Полли пренебрежительно фыркнула.

— Да, ты можешь, — резко заметила она.

Поллианна рассмеялась.

— Понимаете, тётя, часы — очень любезная вещь. Я обнаружила это ещё в санатории. Когда я делаю то, что мне нравится, и не хочу, чтобы время бежало быстро, я смотрю только на часовую стрелку и чувствую себя так, словно у меня уйма времени. А в другой раз, когда нужно перенести что-нибудь тяжёлое, я смотрю на секундную стрелку и время мне помогает, спешит изо всех сил. Так вот, сегодня я смотрю на часовую стрелку. Понимаете? — и она торопливо убежала из комнаты, прежде чем тётя Полли успела что-либо ответить.

День был несомненно тяжёлым, и к вечеру Поллианна была страшно усталой и бледной. Видя это, тётя Полли страдала и за неё.