Мама - Артюхова Нина Михайловна - Страница 1

Нина Михайловна Артюхова

Мама

I

В учительской душно. Снизу, от парового отопления, тянет сухим теплом. За окном — четко на голубом небе — верхушка тополя с белыми, будто засахаренными ветками. Завтра ветер стряхнет снег, а сегодня он лежит, и от него в комнате веселее.

Светлана укладывала поудобнее тетради в портфель, стараясь делать это неторопливо.

Ирина Петровна, завуч, прошла в свой кабинет, высоко подняв узенькие плечи. Они такие сухие и узкие, что кажется, если бы не ватные треугольнички, подложенные под платье, их и не было бы совсем. А глаза у Ирины Петровны теперь как два гвоздика.

Все расходятся молча или разговаривая о том, какой день чудесный, первый зимний день. Только Юлия Владимировна сказала негромко:

— А вы смелая девушка. Но имейте в виду: сегодня вы нажили себе врага. — Пожала Светлане руку и отошла.

Между прочим, ее одну Ирина Петровна не прерывала ни разу и не предлагала ей никаких поправок.

У Юлии Владимировны — второй «Б».

Их мало, первых и вторых классов.

Четвертых — пять параллельных, а у малышей — «А», «Б», и всё. Странно было видеть, когда они пришли в сентябре и стали перед школой линеечками… Жалкими даже казались. Самых маленьких — меньше всех. Никогда так не бывало в школе. Даже непонятно было сначала. Дети военных лет.

На стене, около расписания, приколота кнопками карта Кореи. В газетах сегодня опять: «Переговоры о перемирии». Переговоры о перемирии идут, а война продолжается. И даже когда кончится война, в этой многострадальной маленькой стране на долгие годы протянется страшный след: целое поколение изувеченных, осиротевших и еще — поколение детей, которых так мало.

В коридоре Светлану догнала Валя, физкультурница. Тоненькая, с коротко подстриженными волосами, Валя похожа на артистку детского театра, которая играет мальчика.

— Как вы смело говорили! — шепнула она. — А вот у меня не выходит. Вы ведь тоже первый год преподаете? Слушайте, сколько вам лет?

— Двадцать. Что, по-вашему, для своего возраста я хорошо сохранилась? Маленькая собачка, как говорится, до старости щенок!

— Это правда, — улыбнулась Валя, — больше восемнадцати вам ни за что не дашь. Но вот когда вы с классом, у вас какая-то прямо… сорокалетняя хватка. Вы для ребят авторитет, они вас слушаются.

— Не для всех авторитет, и не все слушаются.

— Два человека из сорока! Справитесь! И в то же время бывают учителя пожилые, со стажем, а на уроке — никакой дисциплины! Как вам это удается?

Они спускались с лестницы. Светлана приостановилась:

— Вы когда-нибудь дрались с мальчишками?

В глазах Вали недоумение и даже испуг.

— То есть в детстве, конечно. Я ни одной минуты не предполагала, что вы когда-нибудь тузили своих учеников!

— Ах, в детстве! Приходилось, конечно… Впрочем, насколько помню, не я с ними дралась, а мне попадало от мальчишек.

Светлана тряхнула кудрявой головой:

— Я так и думала. А меня все соседские ребята уважали и даже побаивались. А ведь я была гораздо меньше и слабее своих сверстников. Но было всегда… я отлично помню это ощущение… какой-то напор, уверенность в себе… Стоит передо мной верзила, на голову выше меня, и я знаю, ни секунды не сомневаюсь, что он сейчас струсит и побежит, а если не побежит, то сделает так, как я захочу, — мой верх! Впрочем, я всегда сражалась только за правое дело — обидят какого-нибудь малыша или над котенком начнут измываться… Так что тут играл роль и моральный фактор. Ну, и в классе то же самое: здесь вас, ребят, сорок человек, вы, конечно, можете меня перекричать, а все-таки будете сидеть смирно и меня слушаться — мой верх! И дело-то мое опять же правое, так что все шансы на моей стороне… Что? Непедагогичное сравнение — с дракой? Вы возмущены?

Валя засмеялась.

Они оделись и вышли на крыльцо.

Широкий двор, припорошенный снегом. Белые тонкие одеяла на крышах домов, легкие белые подушечки на воротах, на каждом столбике забора. Это еще не зима, конечно, — репетиция зимы. Генеральная репетиция, в костюмах.

— А с ребятами мне много возиться пришлось, — сказала Светлана. — Когда в педучилище была, каждое лето ездила вожатой в лагерь… Так что, как видите, стаж у меня многолетний! Вы переулком идете? Я — через площадь.

Валя скрылась за углом школы, Светлана пошла через двор, к воротам.

Около самых ворот темнела в снегу узкая ледяная дорожка, отполированная ногами ребят до стеклянной гладкости. Очень соблазнительно было прокатиться по ней — ведь время-то уже внеслужебное, да и двор пустой! Но «многолетний стаж» подсказал: нельзя! Мало ли что: сзади — окна школы, впереди — улица…

И правильно подсказал «многолетний стаж». Когда Светлана подошла к воротам, ей навстречу по такой же узенькой ледяной дорожке, накатанной вдоль тротуара, пронеслись, широко расставив ноги и балансируя руками, два мальчика. Мальчики были из ее класса, четвертого «В», именно те, из-за которых разгорелся спор в учительской. Два дружка, соседи по парте: Володя Шибаев и Толя Якушев. Хороша была бы она, если бы выехала из школьного двора в такой же легкомысленной позе и столкнулась с ними на тротуаре!

Увидев учительницу, ребята сейчас же затормозили. Толя сказал:

— Добрый вечер, Светлана Александровна!

Володя молчал, сутулился, угрюмо смотрел исподлобья.

Было ясно, что мальчики поджидали именно ее. Но Светлана сделала вид, что не догадывается об этом, и, не останавливаясь, ответила:

— Добрый вечер.

Тогда Толя пошел в открытое наступление:

— Светлана Александровна, вы нам какие отметки поставили по поведению?

— Какое поведение, такие и отметки, — серьезно ответила Светлана.

Толя сдвинул на затылок меховую шапку с задранными кверху неподвязанными наушниками и разочарованно сказал:

— Эх!

Круглоголовый, круглоглазый, веселый непоседа, как он ни баловался в классе, он никогда не вызывал неприязненного чувства. Про таких ребят говорят, что у них ртуть в жилах или, согласно другой теории, шило запрятано совсем уж в неподходящем месте.

Эта своеобразная конституция как бы оправдывает шалунов.

Совсем другое отношение было у Светланы к Володе Шибаеву.

Непонятно было, во имя чего Володя так упорно нарушал дисциплину. Ему самому, по всей видимости, это не доставляло никакого удовольствия.

Бывают лица открытые, а вот у Володи — закрытое лицо.

Тяжелый взгляд исподлобья, странный для мальчика в одиннадцать лет. Нескладная фигура — Володя самый длинный и самый худой из всех ребят в классе. Казалось, что его долго вытягивали за голову и за ноги да и оставили так, ничего не прибавив в толщину.

Светлана посмотрела на Толину шапку.

— Хочешь, я тебя научу завязывать тесемки бантиком? Это совсем не трудно… — Она протянула руку к его голове.

Толя удивленно отшатнулся.

— Да я умею!

— А!.. Я ведь думала, что ты еще не научился!

Толя улыбнулся. Лицо Володи осталось таким же мрачным и замкнутым.

Из коротких рукавов пальто тяжело висели длинные мальчишеские руки, худые в запястье, широкие в ладони, покрасневшие от мороза.

«Странный парень», — думала Светлана, отходя от мальчиков и даже спиной ощущая тяжелый Володин взгляд.

Длинные низенькие сугробы тянулись вдоль тротуаров, и такой же неприкасаемой белизны миниатюрные ватные сугробы аккуратно уложены между двойными стеклами оконных рам.

По сравнению с Москвой город был похож на подростка, который хочет придать себе солидный вид: заводские трубы на окраинах, автобус на главной улице, четырехэтажные дома в центре.

В нижнем этаже одного из таких больших новых домов — продовольственный магазин. Открывая тугую, на пружине, дверь, Светлана подумала, что нужно бы еще раз зайти к Володе на квартиру — на прошлой неделе заходила, но никого не застала.