Голубой берег - Тушкан Георгий Павлович - Страница 30

В чайханах варились в котлах быки и овцы. Вареное мясо, сваленное тут же, грудами в тазах, продавалось на вес, кусками.

Но громко о предстоящем никто не говорил. Все держалось в большом секрете, и простых дехкан, а тем более колхозников решено было позвать только перед свершением чуда.

Только доверенные люди и друзья домуллы были посвящены в приготовления.

С востока приехали и Барон с Туюгуном, потерявшим купленную жену. Они проехали по Голубому берегу тогда, когда все склоны оттаяли и камни уже начали лететь вниз, подымая облачка пыли. С запада в это время прибыл и наш первый караван с зерном.

— А!.. А!.. А!.. — радостно кричали дервиши, завидя Шамши и Джолдывая во главе небольшого каравана.

Шамши слез и, хромая, заковылял в молельню. Джолдывай остался с караваном.

В дальнейшем все произошло очень просто. Караван завели во двор и развьючили. Всех караванщиков позвали в дом на плов.

— Идите, идите, я посторожу, — сказал Джолдывай караванщикам, и те ушли, благословляя его доброту.

Как только они ушли, десятка три человек окружило мешки.

— Никакого обмана, — сказал домулла, — сами видите, караван только что пришел, зерно явно отравлено.

Джолдывай клятвенно подтвердил.

— Мы возьмем отсюда семь мешков и заменим их другими мешками.

— Правильно! — закричали дервиши и тотчас же обменяли мешки. Это произошло очень быстро и незаметно.

После плова и чая все караванщики собрались во двор. Мешки были на местах.

— Все равно лошадям придется погибнуть, — сказал домулла, поглаживая бороду, — мы так добры, что дадим ослов перевезти через Голубой берег зерно.

— Благословение аллаху! — закричали дервиши и сами начали навьючивать мешки, показывая тем самым свою доброту. Караванщиков не подпускали.

— Правоверные! — закричал домулла. — Милость аллаха на вас, да будет благословенно имя его. Камни уже сыплются, и я даю своих ишаков, я ценю ваш посевной груз, дехкане, я понимаю, что вам надо сеять, что вы хотите есть пшеничные лепешки и поджаренный ячмень… — тут он повернул голову влево, не успев закончить фразы.

В это время во двор, через низкую заднюю стену дувала, на коне прискакала Сабира. Конь был весь в мыле. Толпа перед ней расступилась, и она въехала в круг.

— Джолдывай! — закричала она. — Надо ждать начальника! Развьючивай мешки!

— Нет, нет, — сказал Джолдывай, — уже камни сыплются. Каждый день все больше камней, а кроме того, кто скорей приедет в Дараут-Курган, премию получит. Я еду!

— Ты должен ждать! — закричала Сабира. Дервиши зашумели:

— Женщина, женщина спорит со старцем, женщина перебила речь домуллы, женщина, убежавшая от мужа, смерть женщине! — и они бросились к ней.

Сабира схватила со спины ружье, но десятки рук, вырвав ружье, стянули ее с лошади и бросили на землю.

Туюгун, стоявший в стороне, изумленный появлением Сабиры, пришел в себя и, как тигр, прыгнул вперед, расталкивая толпу.

— Пусти! — кричал он. — Это моя, она моя! — и из-под ног топтавших дервишей поднял Сабиру. Она уже была в обмороке.

Дервиши, как коршуны, бросились к Туюгун. В это время к домулле подбежал Барон и что-то зашептал ему.

— Правоверные! — закричал домулла. — Оставьте его, с этой грязной женщиной он сам расправится.

Туюгуна отпустили. Пол-уха у него откусил какой-то правоверный. Шатаясь, он понес Сабиру к кибитке. Подбежали два дервиша, и один из ник за помощь потребовал вторую серьгу из уха Сабиры. Первую он, «помогая» Туюгуну, оборвал в свалке. Туюгун потребовал первую.

— Может, ты и ружье хочешь? — сказал второй таджик.

— Отдай! — заорал Туюгун.

— Нет, — ответил дервиш, — ружье я возьму на память, не подходи! — закричал он, наводя ружье на приближающегося Туюгуна. — Застрелю! — Тот отступил, ругаясь.

Дервиш уже через полчаса продал ружье своему другу. У этого друга впоследствии мы и отобрали его.

Домулла продолжал объяснять караванщикам, что он жалеет лошадей, потому погрузил зерно на своих ишаков.

— Если ишака собьет, то и лошадь собьет, — говорил он. — Если ишак пройдет, то и лошадь пройдет. Ваши лошади останутся пока здесь; если ишаки пройдут, я отдам вам лошадей, и вы их порожняком перегоните быстро. Риску меньше. Если какой-нибудь ишак погибнет, то взамен здесь остается одна из ваших лошадей. Два ишака погибнут, — две лошади.

— Велик аллах, велик Магомет, велик святой, велик домулла! — закричали Шамши и караванщики.

— Аллах хранит вас! — закричал домулла. — И я пошлю с караваном опытных людей, которые за вас готовы рискнуть жизнью. За это вы привезете на ваших лошадях дров с гор.

— Это хорошо, — обрадовался Шамши и другие, — лучше сто раз дрова привезти, чем идти раз по Голубому берегу.

* * *

Караван давно уже выехал, когда Саид прискакал в кишлак Большая Дувана. Узнав, что Джолдывай выехал с караваном, поскакал за ним. Так скакал он до Голубого берега. Джолдывая он увидел на холме, у самого Голубого берега: он отчаянно что-то кричал.

Саид подскакал к нему.

— Где караван, где зерно?

В ответ Джолдывай протянул трясущуюся руку вперед. По огромному наклону горы взвивались облачка пыли: то летели камни. Можно было очень хорошо видеть, как прыгали камни по склону. Ударяясь с размаху о синюю глину и скалы, камень, как пружина, каждый раз подлетал вверх, чтобы еще сильней с размаху удариться и с еще большей силой взлететь кверху.

Мелкие камни, в три — пять килограммов, со свистом неслись вниз, делая менее крутые прыжки и, пролетев дорожку, исчезали в бездне.

Ишаки медленно шли по тропинке, шевеля длинными ушами. Прежде чем Саид догнал бы их, они должны были пройти Голубой берег.

— Хр, хр, хр, — погоняли их два незнакомых Саиду погонщика, бегая между ишаками и тыкая их в спины длинными палками с гвоздями на концах.

Погонщики-дервиши ловко лавировали между летающими камнями. Не то было с ишаками. Вот заднего ишака ударил камень, и ишак, взвившись в воздух, перевернулся вверх ногами, пролетел двадцать метров и исчез в бездне.

Очень скоро ишаки достигли ложбины, и, как будто по команде, один за другим далеко сверху полетели огромные камни по ложбине вниз.

Ишаки, шатаясь под большим грузом, подходили к ложбине и входили в нее как в конвейер смерти: камни по очереди сбивали их с дороги, и ослы, взвиваясь, исчезали в пропасти.

Оба дервиша остановились, не доходя до лавины камней, но продолжали тыкать ишаков гвоздями, подгоняя их вперед.

Маленький ишачок свернул к ложбине и задвигал ушами, остановился и закричал, как бы понимая опасность. Но дервиши, подскочив, укололи его гвоздями и сами отскочили в более безопасное место.

Ишачок засеменил ножками. Над ним свистели камни, но он бесстрашно шел вперед. Казалось, камни жалели его. Но уже у самого выхода из ложбины он остановился съесть одуванчик. В это время небольшой острый камень ударил его в живот, второй большой камень увлек его с собой. Часть ячменя просыпалась, и мешок упал на самом краю откоса. Дальше была бездна.

Джолдывай тихонько пригнулся, как-то снизу виновато взглянул на Саида и испуганно отклонился назад. У Саида глаза перекосились.

— Мерзавец! Отдал зерно дервишам! — закричал Саид и начал хлестать Джолдывая по голове камчой. Тот, даже не закричав, погнал коня в кишлак. За ним скакал Саид, и, наконец, сзади всех бежали погонщики ослов с дикими воплями:

— Назад! Назад! — кричали они. — Камни!

В этот самый момент в кишлак вошел наш караван.

Мы застали следующую картину.

Посреди площади стоял Саид, направляя на Джолдывая винтовку.

— Где Сабира? Где зерно?! — кричал он.

Взволнованная толпа окружила их.

— И зачем вам ехать?! — кричали из толпы. — Всех ишаков перебило и зерно погибло. Вот когда осыпется немного камень, через месяц, можно ехать. А теперь лучше ехать по горам, через Сох.

— Там снег еще, — говорили другие. — Через два месяца через Сох дорога будет!