Наемник Зимы - Астахова Людмила Викторовна - Страница 29

– Что же ты стоишь, рыцарь? Это ведь я лил тебе вчера стакан за стаканом в глотку. Это ведь я заставлял тебя блевать полночи. Забыл, как дело было? – С этими словами Альс сделал быстрое неуловимое глазом движение и, перехватив руку Кенарда вместе с занесенным мечом, заломил ее за спину, целиком лишая молодого человека подвижности.

Тот только и мог, что подпрыгивать на цыпочках и стонать от боли в вывернутом суставе.

– Пу-с-с-ти, – выдохнул Кенард. – Я понял.

Альс пнул его коленкой под зад и, пронаблюдав за приземлением, глухо и без всякой радости в голосе сказал:

– Будем надеяться.

И ушел. А уж потом подбежали мальчишки, подхватили, отнесли, переодели. А лорд Крэнг ничего не сказал.

Они сидели в маленькой горнице, которую Крэнг выделил себе для уединения и работы со сметами и другими бумагами. Приграничный город-крепость был нелегким бременем, особенно если учесть, что через руки его господина проходило все золото Ветланда, добытое в Хейте. Читать и писать Крэнг выучился еще в детстве, и долгие годы в дружине князя верхом да с копьем в руках не заставили забыть сей нужный навык, хотя до сих пор тэврский лорд, читая, шевелил губами, как младший школяр. Потому и закрывался от посторонних глаз, чтоб не позориться перед молодыми и толковыми.

– Зачем ты так жестоко обошелся с парнем? Я уже жалею, что поклялся не вмешиваться.

Эльф потер переносицу, морщась, как от головной боли. Его, похоже, избиение «младенца» тоже не слишком радовало.

– Зато теперь он, выпивая одну чарку, будет вспоминать побои и унижение и трижды подумает, прежде чем опрокинет в себя следующую. Выпивка и боль станут для него сходными понятиями. И это хорошо, – сказал он как бы нехотя.

– Ты испугался, что парнишка сопьется? – удивился слегка барон.

– Испугался? Нет. Я просто много раз видел, как люди находили себе предлог залить горе или сбрызнуть радость, а заканчивалось все в придорожной канаве. И неплохие люди были. Много лучше, чем может стать наш юноша в обозримом будущем, – проворчал эльф.

– Это у тебя такие воспитательные приемы? – ухмыльнулся барон.

– Чем могу, – недовольно буркнул эльф.

– Не пьете вы, эльфы, вина и радости хмельной не ведаете. – У барона стало мечтательное лицо. – Сколько теряете, право слово. Ты уж прости меня, мастер, но неужели тебе никогда не хотелось забыться хоть на малое время, чтоб жизнь казалась праздником? И никаких тяжких мыслей? А?

Барон никогда самогоном и вином не злоупотреблял, а до потери сознания напился только разок в далекой юности. Но ведь иногда вдруг накатит звериная тоска-печаль… Особенно когда теряешь друга или близкого человека. Душа так болит, что, кажется, без выпивки на стенку полезешь от непереносимого горя.

– Может быть, ты и прав, милорд, – задумчиво ответил эльф. – Были в моей жизни такие моменты, что хотелось удавиться, это правда. Худо бывало так, что я сам молил Неумолимую о милости… Но чтобы доброй волей податься в рабство к дурной привычке, низводя самого себя до уровня скота – о том никогда жалеть не приходилось.

– Сложно у вас все. Порой мне кажется, что это и не благо никакое, ваше долголетие. Вот мне сейчас чуть за сорок, может быть, до шестидесяти дотяну. Выращу мальчишек, женю, а то и внуков понянчу напоследок. И добро пожаловать в землицу-матушку. Буду во внуках, в правнуках, пока боги решат, что дальше с душой делать. А ты скольких похоронил, скольких еще положишь в могилу? Зачем такая мука?

Эльф печально улыбнулся.

– Наконец еще один понял хоть что-то. – Он задумался. – Хотя не все так мрачно, как можно подумать. А, кроме того, я уже привык.

– Ох и шутки у тебя, эльф! – рассмеялся Крэнг. – Я бы тоже привык, за столько-то лет. Что теперь станешь делать с пацаном? Ведь как отойдет от побоев, станет собачонкой следом бегать. Не отвяжешься.

– А может, возненавидит? – с нескрываемой надеждой спросил Альс.

– И не рассчитывай, – отрезал барон. – Я таких навидался. Ты теперь для него и царь и бог. И не потому, что вздул, как напакостившего щенка, а потому что единственный, кто на самом деле пожелал парню добра и сделал все, чтобы тот не сбился с дорожки. Кенард – не дурак, он поймет. Полежит, подумает и поймет.

Голубые глаза барона умели видеть не только достоинства оружия, или красивых женщин, или добрых коней. Они умели читать в душах.

«Пожалуй, он прав, – думал Ириен, поглаживая пальцем кончик своей косы. – Он прав насчет Кена, и стоит открыть парню глаза на то, что его ждет в будущем».

– Ты твердо решил весной податься в Игергард? – спросил Крэнг. – Может быть, еще годик проведешь у нас? В шею никто гнать не станет – это точно. Подумай, еще время есть.

– Я, может, и хотел бы остаться, милорд, но вряд ли мне дадут это сделать.

Барон кивнул с пониманием:

– Чем дольше век, тем крепче враг. Верно?

– Можно и так сказать.

– Ну а с какой радости ты забился в наш медвежий угол? Думаю, большим шишкам ты умудрился насолить, мастер.

– Вот видишь, милорд, ты сам понимаешь, что мне не с руки тебе за добро платить непрошеными гостями из Облачного Дома.

– О как! – фыркнул Крэнг. – Значит, и магистрам ты тоже не угодил? Прячешься от них?

– Не привык в угодниках ходить, – ухмыльнулся Альс.

– Вдруг я чем помочь смогу? Я ведь теперь у тебя в должниках, мастер.

Альс поскреб по безбородому подбородку, в который раз удивляя Крэнга, где эльф сумел приобрести эту привычку, свойственную только тем, кто носит бороду – людям да тангарам.

– Может, и сможешь, кто знает? Время еще есть. Только его, как всегда, мало.

Он встал и слегка поклонился – как равный равному.

– Хороших снов, мастер Альс.

– Тебе тоже, милорд.

Нет места величественнее и красивее, чем зимний лес. Мощные, покрытые инеем стволы деревьев – как колонны в храме, пушистые шапки снега на ветвях и оглушающая пронзительная тишина. Ночью мороз усилился, и теперь с холодных небес сыпались ажурные одиночные снежинки, сверкающие ярче драгоценностей всех королев мира. Снежинки оседали на ресницах эльфа, словно приглашая насладиться их совершенством. Ириен никогда не считал себя выдающимся следопытом, а после вчерашней метели от звериных следов практически ничего не осталось. Но он твердо решил найти оленя, чего бы это ему ни стоило.

Пальцы в перчатках отчаянно мерзли, и, чтоб их не отморозить, Ириен периодически останавливался, согревал окоченевшие суставы дыханием. Как ни кутайся, но холод пробирался под одежду, и эльфа то и дело сотрясал озноб. Это от недоедания, утешал он себя, телу не хватает внутреннего тепла. Ириен с бессильной злобой в пятый раз оглядел участок звериной тропы. Так и есть – следов как не бывало. Если бы не толстый шерстяной башлык на голове, закрывавший его подбородок, рот и нос, то самое время смачно сплюнуть на сияющий серебром снег и припомнить парочку заковыристых ругательств из родного языка. Дальше нет смысла бродить, а то все кончится отмороженными пальцами ног. Их Ириен уже некоторое время совсем не чувствовал. Тихо ругаясь себе под нос, эльф пошел в направлении лагеря, разбитого солдатами, которых барон дал ему в подмогу. Хороша подмога! Всего зверя распутали в округе своим гоготом. А срок истекает, и не хочется позориться перед шаманом шаку. Назвать это существо мерзким словом «гном» у Альса, даже мысленно, язык не поворачивался.

Возле замерзшего ручейка ему посчастливилось найти целую россыпь зимних грибов иного, последнего лесного дара голодному путнику. В Ветланде их почему-то не ели, вовсе не считая пищей, и никакие убеждения и даже лучший повар – голод, не могли заставить тэврцев есть иного. Ириен аккуратно сложил их в сумку.

Ну чего, собственно, он корчит из себя невинность, бродит по замерзшему лесу, рискуя отморозить все нутро насквозь, если можно просто позвать оленя из чащи? Познаватель он или нет, демоны всех раздери! И будь что будет…