Детство Александра Пушкина - Егорова Елена Николаевна - Страница 7

После службы и причастия Пушкины вернулись в Захарово прямо к праздничному столу, накрытому напротив дома в берёзовой роще. Повар Алексашка подал дымящиеся щи, запечённую в тесте (или «в скатерти», как говорила бабушка) большую щуку, пойманную накануне Никитой в Площанке, и яичницу. На сладкое был компот с пирогами. Отобедав, дети и взрослые поспешили на большую поляну, где началось гулянье.

Гуляли в Захарове очень весело. Парни танцевали на ходулях, играли на балалайках. Крестьянские девушки в ярких сарафанах и берёзовых венках водили хороводы вокруг берёз, украшенных цветными лентами, и пели:

Молодые мужики последний день играли в битки: один зажимает варёное яйцо в руке, а другой бьёт по нему своим яйцом. Чьё яйцо треснуло, тот отдаёт его сопернику. Но самой увлекательной показалась Саше игра в горелки.

Парни и девушки встали попарно вереницей, взялись за руки и поют:

Горельщик Алёшка в расшитой крестиком рубахе, подпоясанной плетёным поясом, стоит спиной к остальным. Услышав слова: «Глянь на небо», – он смотрит вверх. Последняя пара – Марьюшка с невысоким крестьянским парнем Федькой – разъединяется и идёт вдоль вереницы. Хороша Марьюшка в нарядном новом сарафане и перевитом красной лентой берёзовом венке с ромашками! Не сказать, чтоб красавица писаная, но хороша! Тем временем хор заканчивает песню:

Марьюшка и Федька пускаются бежать к заветному кусту, где они могут соединить руки, но Алёшка быстро догоняет девушку. Осалил, взял её за руку и, весело смеясь, ведёт в начало вереницы. А как смотрит на неё! Глаза так и горят! И она вся зарделась, заливисто смеётся и таким же горящим, кокетливым взглядом ему отвечает.

Саше отчего – то досадно, что не к нему обращено внимание Марьюшки, что так же смотрит она на Алёшку, как мать иногда глядит на отца. Детская ревность овладела мальчиком, и он уже рассеянно наблюдает за следующим горельщиком и другой убегающей от него парой. Не укрылись от Саши и завистливые взгляды захаровских девчат на Марьюшку: кавалер – то её – первый жених на деревне, хоть и пятнадцатый ему только год. Сам рослый, ладный, сильный уже, а отец его Никита Андреев – крестьянин зажиточный, хозяйство у него по здешним меркам крепкое, богатое. У Алёшки на ногах не лапти, как у других парней, а добротные сапоги, справленные отцом.

– Бежим и мы играть в горелки! Стёпка зовёт, – Оля тянет брата за руку к другой веренице, образованной парами деревенских ребятишек.

Саша становится ближе к началу в паре с Олей и поёт со всеми:

Вечером крестьянские девушки пошли к Шараповке, стали снимать свои венки, перекрестившись, опускать на воду и отталкивать от берега со словами:

Марьюшкин венок столкнулся с другим и прибился к берегу там, где парни стояли. «Нынешний год замуж выйдешь, – шепчут ей девчата. – Примета верная! Сужена – ряжена не обойдёшь и на коне не объедешь…»

Прошло несколько дней. Арина Родионовна гуляла с Лёвушкой на руках во дворе, когда прибежал из деревни запыхавшийся Стёпка:

– Маманя! К нам сваты нынче будут от дядьки Никиты!

– От какого Никиты? – переспросила няня.

– Да не от нашего, а от захаровского! – пояснил Стёпка. – Сеструху за Алёшку сватать хотят.

– Иди, иди, Ариша, готовься принимать сватов. Я с внучонком посижу. Никита – крестьянин крепкий, работящий, да и сынок в него пошёл, – одобрила сватовство Марья Алексеевна. – Не всякому жена Марья, а кому Бог даст! – улыбаясь, добавила она вдогонку няне.

Так и просватали Марьюшку за Алёшку, а свадьбу положили сыграть после уборочной страды.

Волчонок

До осени было ещё далеко, но Арина Родионовна начала готовиться к свадьбе дочери загодя. Пока Лёвушка спал, Марья Алексеевна отпускала няню в деревню к Егору похлопотать о приданом. Саша частенько увязывался за ней, чтоб и Марьюшку повидать, и со Стёпкой поиграть, и кроликов, которых разводил Егор, угостить чем-нибудь вкусненьким.

После Петрова дня няня ненадолго зашла к дочери и старшему сыну по делам. Вечерело. На улице было уже нежарко. Разговоры взрослых не интересовали детей. Они кормили кроликов, когда с улицы донёсся шум. С гиканьем и улюлюканьем мимо плетня пронеслись деревенские ребята. Стёпка невозмутимо продолжал своё дело, а Саше стало любопытно, и он потрусил за ними.

Мальчишки волокли на верёвке маленького волчонка. Тот отчаянно рычал и упирался всеми четырьмя лапами. Саше показалось это забавным, и он побежал с ребятами, дразня его подобранным на дороге прутом. Волчонок скалился, рычал, тщетно продолжая упираться, и вдруг пронзительно заскулил. И Саше стало жаль затравленного зверёныша, совестно за свой жестокий поступок.

– Хватит, не надо! А ну, отпусти его! – закричал он, пытаясь вырвать верёвку у Гришки, белобрысого веснушчатого мальчишки полутора годами старше его.

– Пустите, барич, не Ваш волчок. Мой батька его поймал! – Гришка дёрнул верёвку на себя и оттолкнул Сашу.

Тот упал, ободрав коленку. Слёзы невольно закапали у него из глаз, но не от боли, которой он вначале не почуял, а от обиды за свою неловкость и бессилие. Он хоть и не был уже таким неуклюжим увальнем, как раньше, но Гришка – то куда ловчее и сильнее его.

Арина Родионовна и Марьюшка стояли спиной к плетню, занятые разговором, и не видели происходившего. Но от Егора ничего не укрылось. Подхватив несколько упругих хворостин, он побежал к ребятам. Стёпка припустился за ним. Мальчишки бросились врассыпную, а придушенный обессиленный волчонок остался лежать на земле. Однако когда Егор попробовал его взять, он из последних сил зарычал.

– Ишь, скалится! Стёпка, принеси – ка из кладовки кожаные рукавицы, – велел Егор брату и, увидев подоспевшую Марьюшку, добавил: – Я тут постерегу волчка, а ты, Машутка, отведи барича в избу, маманя ему коленку завяжет. Да пересадите – ка кроликов в одну клетку. Зверёныша – то голыми руками не возьмёшь да в лес не снесёшь – дух испустит. Посидит, чай, в кроличьей клетке, пока конуру ему не сделаю.

– Я мигом! – ответил Стёпка уже набегу.

Когда волчонка принесли во двор и пустили в клетку, Стёпкина собака Жучка так и вертелась возле неё, исходя лаем. Пришлось её пока на цепь посадить.

Волчонку дали обрезков мяса и налили молока. Он с жадностью всё съел, но глядел всё равно злобно, затравленно.

На другой день Саша пришёл его проведать. Егор со Стёпкой мастерили во дворе новую конуру. Подойдя к клетке, Саша сунул волчонку куриную косточку и еле успел отдёрнуть руку: зверёныш мгновенно схватил угощение, отполз в дальний угол клетки и зарычал.