Детство Александра Пушкина - Егорова Елена Николаевна - Страница 3

Однажды прохладным пасмурным днём в августе 1800 года няня Арина с Олей и Ульяна с Сашей, как обычно, вышли на прогулку в Юсуповский сад. Девочка играла со сверстниками, а малыш нехотя плёлся за своей няней. Неожиданно в конце аллеи показался невысокий очень важный господин в генеральском мундире, напудренном парике и большой треуголке. Он быстро шёл, опираясь на трость, в сопровождении свиты блестящих офицеров.

Расторопные нянюшки подозвали своих подопечных и почтительно отошли с ними в сторонку. Ульяна взяла Сашу на руки и встала рядом с Ариной. Так она чувствовала себя увереннее. Важный генерал стремительно приближался, оглядывая аллею властным пронзительным взглядом. Все склонили перед ним головы. Оля присела в глубоком книксене, как учили.

Поклонилась и Ульяна, не спуская Сашу с рук. Вдруг она почувствовала: кто – то подошёл к ним. Не успела няня испугаться, как тот самый генерал снял с малыша картуз и, отдавая ей, строго выговорил:

«Снимать шапку должно перед императором! Поняла?!»

Боже мой! Да это сам государь Павел Петрович! Сердце у няни так и оборвалось. Она не могла вымолвить ни слова и долго не решалась поднять голову, а когда, наконец, осмелилась и взглянула вслед, император был уже далеко. Он шёл не оборачиваясь и чётко печатая шаг, окружённый своей свитой. Саша прижался к няне, заплакал и никак не мог остановиться. Ульяна вспомнила о безотказном успокоительном средстве, припасённом у неё в кармане. Она достала сушку и протянула малышу. Мальчик тотчас угомонился и захрустел угощением. Няня надела ему картуз.

«Ох, и угораздило же нас! – посетовала Арина. – Государь – то император очами так и сверкал, как тебе выговаривал! Ну да мы с печалью, а Господь с милостью. Пронесло, слава Богу! Пошли уж до дому, какое теперь гулянье».

Саша по малолетству своему встречи с Павлом I не запомнил, но живо представлял её в подробностях, слушая рассказы нянюшки.

Поздней осенью 1800 года Пушкины всем семейством переехали в Москву: жизнь здесь была дешевле, да и родни больше. Имение Кобрино, что в 50 верстах от Петербурга, Надежда Осиповна продала, подписав вольную всей семье Арины Родионовны Яковлевой, по мужу Матвеевой, Олиной няни и кормилицы. Сама няня получила вольную ещё в 1799 году, хотя и упорно отказывалась от этой милости. Своих господ ни она, ни её родные не покинули и продолжали им служить верой и правдой долгие годы.

В конце декабря 1800 года окончательно переехала в Москву и Марья Алексеевна Ганнибал. В квартире Пушкиных на Чистых прудах по вечерам снова стали собираться друзья и родственники. Непременно приходил старший брат главы семьи Василий Львович Пушкин, известный стихотворец, сёстры Анна и Лиза, неплохо игравшие на фортепиано, заходили историк и писатель Николай Михайлович Карамзин, молодой поэт Василий Андреевич Жуковский, баснописец Иван Иванович Дмитриев. Хозяева и гости читали стихи, басни, музицировали, пели романсы, иногда разыгрывали домашние пьески, обсуждали последние новости – и литературные, и политические, и светские.

Одним зимним вечером в гостиной Пушкиных было особенно оживлённо. Юная прелестная француженка Адель Першерон де Муши виртуозно играла сонату Моцарта. И как только она могла извлекать столь божественные звуки из стареньких ганнибаловских клавикордов?! Все были так увлечены её исполнением, что никто не заметил, как дверь гостиной приоткрылась и тихо вошёл полуторагодовалый Саша. Музыка разбудила и завлекла его. Обычно боязливый, малыш забыл о своём страхе и босиком, в одной рубашечке потопал на пленившие его звуки. Он стоял, прижавшись к двери, и заворожённо слушал.

Адель, взяв последний аккорд, опустила на клавиши изящные руки. Все зааплодировали.

– Браво! Фора! – восхищённо воскликнул Сергей Львович.

– Браво! – поддержала его Надежда Осиповна. Ревниво поглядывая на мужа, она приподнялась и тут в изумлении заметила сына у двери.

– Сашенька! Проснулся! – удивлённо воскликнула она и направилась к малышу.

Марья Алексеевна сидела ближе к двери и, опередив дочь, которая ждала третьего ребёнка, взяла Сашу на руки. Почувствовав к себе внимание, мальчик застеснялся и уткнулся носом в бабушкино плечо. Мать пощупала у него ножку, которая показалась ей холодной.

– Ульяшка! – сердито прикрикнула она. – Ах, соня! Простудишь Сашку!

Встревоженная няня с заспанными глазами сразу показалась в дверях. Очнувшись и не найдя мальчика в кроватке, она и сама поспешила в гостиную.

– Простите, барыня, не доглядела. Уж так хорошо Сашенька спал, я и прикорнула. Простите Христа ради!

– Ладно, иди. Да смотри у меня! – строго наказала Марья Алексеевна, передавая мальчика няне. Ульяна понесла его в спальню, воркующим голосом напевая колыбельную:

Скоро малыш крепко уснул…

На следующий год Сергей Львович снял более просторный двухэтажный каменный дом у Николая Борисовича Юсупова в Огородной слободе, на Хомутовке, поближе к своей хворающей матери Ольге Васильевне. Из окон открывался чудный вид на стоящие рядом княжеские каменные палаты, когда – то принадлежавшие дьяку Алексею Волкову, но уже давно перешедшие к Юсуповым. Это был старинный московский терем с узорным красным крыльцом, фигурными арками, расписными палатами и окошками домиком. Прямо сказочный пряничный дворец! Через улицу напротив дворца Николай Борисович выстроил трёхэтажный каменный дом для светских приёмов. Вокруг по его приказу разбили роскошный сад, который благодарные москвичи нарекли Юсуповым. Сюда выходили няни и бабушка Марья Алексеевна на прогулки с Олей, Сашей и новорождённым Николенькой, появившимся на свет 24 марта 1801 года. Гуляли с ними и дети Арины Родионовны: 13–летняя Марьюшка и Стёпка, Олин ровесник и молочный брат.

Московский Юсупов сад был совсем не таким, как петербургский. Вместо романтических пейзажей здесь ровные аллеи, цветники, купы причудливо постриженных деревьев и кустов, гроты и беседки. В саду звенели многочисленные фонтаны. Мощный раскидистый дуб обвивала золочёная цепь. По ней в сухую погоду пускался механический пушистый кот со сверкающими глазами, сконструированный голландскими мастерами. Чудесный кот ещё и напевал что – то непонятное. Он поражал Сашино воображение, казался ему огромным, загадочным. А как ему хотелось узнать, о чём мурлычет котище! Но голландского языка никто из окружающих, увы, не понимал.

В три года Саша всё ещё был тучным неуклюжим мальчуганом. Подвижные игры он не любил. Это приводило Надежду Осиповну в отчаяние. «У всех дети как дети, а наш – увалень и дикарь!» – сетовала она. Мать пыталась заставить ленивого ребёнка бегать, но тщетно. Даже Оленька и Стёпка не могли его расшевелить. Саша любил долго рассматривать статуи, фонтаны, а то и просто букашек – таракашек на песке, травинках и листочках.

14 октября 1802 года няни, как обычно, вывели детей на прогулку в Юсупов сад. Фонтаны уже не работали, дворники сметали с дорожек последнюю листву, садовники укрывали цветники в ожидании первого снега. В саду было светло, аллеи с облетевшими деревьями казались длиннее обычного. Николенька, худенький полуторагодовалый мальчик, похожий лицом на старшую сестру, играл в мячик со своей няней. Оленька, Стёпка и Марьюшка затеяли игру в пятнашки, за ними со звонким лаем носилась Жужутка. Саша сидел на скамейке возле Ульяны. Сначала он разглядывал подобранный им кленовый листок, уже побуревший и похожий на большую раскрытую ладонь в тёмной перчатке, а потом его привлекла статуя Осени в образе прекрасной девушки с венком из плодов и листьев.