Последний защитник Камелота (сборник) - Желязны Роджер Джозеф - Страница 15

— Я… боюсь!

Он закрыл глаза и замер, тяжело дыша. На исходе пятой минуты он все еще лежал без движения, как будто в коме.

— Это был ты, Фрост? — спросил Мордел, бросаясь к нему. — Ты в человеческом облике?

Фрост долго не отвечал, затем сказал:

— Уходи.

Машины снаружи разрушили стену и проникли на фабрику Людей.

Они образовали два полукруга, заключив в них Фроста и Человека на полу.

Солком задал вопрос:

— Тебе удалось, Фрост?

— Нет, — сказал Фрост. — Это невозможно. Это слишком…

— Невозможно! — раздались слова Дивкома. — Он признал это! Фрост, ты мой, иди ко мне!

— Подожди, — возразил Солком. — У нас с тобой тоже есть соглашение, Дублер. Я не закончил беседу с Фростом.

Темные машины заняли свои места.

— Что слишком? — спросил Фроста Солком.

— Слишком много света, — сказал Фрост. — Шума. Запахов. И ничего, что поддавалось бы измерению. Беспорядочная информация… Неопределенные ощущения и…

— И что?

— Не знаю, как назвать. Но… это невозможно. Я потерпел неудачу. Остальное неважно.

— Он признает это, — повторил Дивком.

— Что за слова произнес Человек? — поинтересовался Солком.

— «Я боюсь», — ответил Мордел.

— Только Человек может испытывать страх, — сказал Солком.

— Ты утверждаешь, что Фросту удалось задуманное, но он не признает этого, потому что боится быть Человеком?

— Еще не знаю, Дублер.

— Может ли машина вывернуть себя наизнанку и стать Человеком? — спросил Фроста Солком.

— Нет, — сказал Фрост. Затем продолжил:

— Этого не может быть. Ничего нельзя сделать, и ничто не имеет значения — ни реконструкция, ни защита, ни Земля, ни я, ни вы — ничто.

Тогда машина Бета, которая прочитала всю Библиотеку Человека, перебила их:

— Может ли кто-нибудь, кроме Человека, испытать отчаяние?

— Отдайте его мне, — сказал Дивком.

На фабрике Людей ничто не пришло в движение. — Отдайте его мне. По-прежнему не двинулась ни одна машина.

— Мордел, что случилось?

— Ровным счетом ничего, господин. Машины не тронут Фроста.

— Фрост не Человек. Он не может быть Им. — После паузы Дивком продолжал: — Какое он на тебя производит впечатление, Мордел?

Мордел не колебался:

— Он говорил со мной человеческими губами. Он знает страх и отчаяние, которые нельзя измерить. Фрост — Человек.

— Он пережил родовую травму и появление на свет, — сказала Бета. — Верните его в нервную систему Человека и держите там, пока он не привыкнет к ней.

— Нет! — воскликнул Фрост. — Не делайте этого со мной! Я не Человек!

— Сделайте это! — сказала Бета.

— Если он в самом деле Человек, — проговорил Дивком, — мы не можем нарушить приказ, который он отдал.

— Если он Человек, ты должен сделать это для того, чтобы защитить его жизнь и сохранить ее в телесной оболочке.

— Но действительно ли он Человек? — спросил Дивком.

— Не знаю, — ответил Солком.

— Может быть…

— …Я Камнедробилка, — старая машина с грохотом приближалась к ним. — Слушайте мою историю. Я не хотела этого делать, но остановила молот слишком поздно…

— Уйди, — произнес Фрост. — Иди крошить руду! Она остановилась.

Затем, после долгой паузы между задуманным и совершенным движением, она открыла отсек для дробления и вывалила все его содержимое на землю. Затем повернулась и загромыхала прочь.

— Похороните эти кости, — распорядился Солком, — на ближайшем кладбище в гробу, изготовленном согласно следующим инструкциям…

— Фрост — Человек, — заявил Мордел.

— Наш долг — защищать Его жизнь и сохранять ее в Его теле, — проговорил Дивком.

— Передайте Его матрицу знаний обратно Его нервной системе, — приказал Солком.

— Я знаю, как это сделать, — сказал Мордел, включая приборы.

— Стойте! — прервал их Фрост. — Знаете вы, что такое жалость?

— Нет, — сказал Мордел, — я знаю только, как проводить измерения.

— …И знаю свои обязанности, — добавил он, когда Человек начал дергаться на полу.

В течение шести месяцев Фрост жил на фабрике Людей и учился ходить, говорить, одеваться, есть, видеть, слышать, чувствовать и пробовать на вкус. Он больше не знал системы мер, как это было прежде.

Однажды Дивком и Солком беседовали с ним при посредстве Мордела, потому что Фрост теперь не мог слышать их без посторонней помощи.

— Фрост, — сказал Солком, — многие годы нас беспокоил вопрос: кто истинный Контролер Земли — Дивком или я?

Фрост засмеялся.

— Вы оба и ни один из вас, — произнес он, тщательно обдумав ответ.

— Но как это может быть? Кто прав, а кто нет?

— Вы оба правы, и оба ошибаетесь, — сказал Фрост. — И только человек может понять это. Вот что я вам сейчас скажу. Это — новая директива. Никто из вас не будет разрушать работу другого. Вы вместе будете строить и защищать Землю. Тебе, Солком, я поручаю мою старую работу. Ты теперь — Контролер севера. Ты, Дивком, отныне — Контролер юга. Приветствую вас! Проявляйте заботу о своих полушариях так же хорошо, как это делали мы с Бетой, и я буду счастлив. Работайте вместе. Не соперничайте.

— Слушаюсь, Фрост.

— Будет исполнено, Фрост.

— А теперь я хочу поговорить с Бетой. Короткая пауза. Затем:

— Фрост?

— Здравствуй, Бета. Послушай:

— Мне это знакомо, — ответила Бета.

— Тогда продолжи.

— У тебя на полюсе холодно, — сказал Фрост, — а я одинок.

— Но у меня нет ладоней, — промолвила Бета.

— Хочешь две?

— Хочу.

— Тогда приходи ко мне в Сияющее Ущелье. А затем продолжил:

— Туда, где Судный день нельзя отложить. Его звали Фрост.

Ее звали Бета.

Мертвое и живое

Я расскажу вам о существе по имени Борк. Оно родилось в ядре умирающего солнца. Было выброшено в нынешний день из реки прошлого-будущего как плод загрязнения времени. Оно возникло из глины и алюминия, пластмассы и морской воды, дистиллированной в процессе эволюции. Оно вращалось, подвешенное на пуповине обстоятельств, а затем, отсеченное от нее собственной волей, обрело покой на отмелях мира, куда прибывают умирать. Оно было частью человека в некоем месте у моря вблизи курорта, который несколько вышел из моды с тех пор, как стал эвтаназийным центром.

Выберите из этого что угодно, и вы, возможно, не ошибетесь.

В этот день он прогуливался у воды, подцепляя длинной металлической вилкой то, что выбросила ночная буря: блестящий камешек, который вещие сестры возьмут для своей сувенирной мастерской, — цена обеда или коробочки полировочной пасты для гладкой его части; лиловые водоросли для солоноватой похлебки из даров моря в его вкусе; пряжку, пуговицу, красивую раковину; белую фишку из казино.

Дул крепкий ветер, прибой бурлил пеной. Небо было сплошной синевато-серой стеной без граффити птиц или воздушного транспорта. Он шел по белесому песку, жужжа и пощелкивая, а сзади тянулся след — зубчатые зигзаги и отпечатки одной подошвы. Почти рядом был мыс, где полярные птицы с раздвоенными хвостами отдыхали несколько дней во время перелетов. Они уже отправились дальше, но пляж был все еще усеян их пометом цвета ржавчины. И там он снова увидел девушку — в третий раз за три дня. В первые два раза она пыталась заговорить с ним, задержать его. Но он прошел мимо по многим причинам. Теперь она была не одна.

Она поднялась на ноги — песок рассказывал о стремительном бегстве и падении. На ней было то же красное платье, только порванное и испачканное. Ее черные волосы — коротко подстриженные и очень густые — растрепались настолько, насколько могли растрепаться. К ней приближался молодой человек из Центра — их разделяло шагов пятнадцать. Позади него по воздуху скользила завершательная машина — редкое зрелище! Величиной с полчеловеческого роста и парящая примерно на той же высоте, формой она напоминала кеглю. Ее передний шаровидный конец состоял из мелких граней и светился; три тонкие, как фольга, оборки, напоминавшие балетную пачку, поблескивали, поднимаясь и опускаясь в ритме, не связанном с ветром.