Невинность и страсть - Джонс Лиза Рене - Страница 3

И снова бесцеремонный стук прерывает блаженство отдыха и повергает в панику. Сонная и растерянная, сажусь в постели и смотрю на часы. Семь утра — а ведь сегодня первый день каникул!

— Кого, черт возьми, принесло в такую рань? — бормочу сердито, вылезаю из-под одеяла и сую ноги в пушистые розовые шлепанцы — подарок на Рождество от одной из учениц. Хватаю длинный розовый халат — не пушистый, но зато с надписью «розовый» на спине: наверное, в помощь тем, кто не различает цвета. Стук повторяется еще громче.

— Сара, открой! Это я, Элла! — раздается знакомый голос. — Вставай скорее!

Сердце трепещет не только от того, что Элла явно взбудоражена, но и от того, что в отличие от меня не бережет каждую секунду и без острой необходимости никогда не встает раньше полудня. Как только дверь открывается, она бросается мне на шею и объявляет:

— Я уезжаю!

— Уезжаешь? — переспрашиваю растерянно и втаскиваю подругу в прихожую, подальше от прохлады раннего утра. Одета она так же, как и вчера вечером. — Но куда, почему? Что случилось?

— Дэвид сделал предложение! — восторженно восклицает Элла. — До сих пор поверить не могу! И сегодня утром мы с ним уезжаем в Париж. — Смотрит на часы и пронзительно вскрикивает: — Через два часа!

Что-то торопливо сует мне в руку.

— Здесь ключи от моей квартиры. На кухонном столе найдешь дневник и ключ от контейнера. Если не освободить его через две недели, придется платить за аренду или снова выставлять на аукцион. Так что разбери и продай содержимое. Деньги оставь себе. А если хочешь, просто все выкинь. Теперь это уже не имеет значения. Я мчусь в Париж, а потом на крыльях любви лечу в Италию, чтобы провести там медовый месяц!

Внезапно меня охватывает тревога. Не хочу, чтобы Элла страдала: она еще ни разу не призналась, что любит Дэвида.

— Но, дорогая, ты знакома с этим человеком всего три месяца. А я видела его лишь однажды. — Всякий раз, стоило нам запланировать общую встречу, почтенный доктор ускользал под каким-нибудь благовидным предлогом.

— Я люблю его, Сара, — произносит она, словно читая мои мысли. — И он очень добр ко мне. Тебе это известно.

Нет, это мне как раз неизвестно, но пока я пытаюсь найти подходящие слова, чтобы сказать об этом, подруга уже поворачивается к двери.

— Элла…

— Позвоню, как только прилечу в Париж, так что держи сотовый при себе.

— Подожди! — Крепко сжимаю ее руку. — Сколько я тебя не увижу?

Зеленые глаза вспыхивают радостным предвкушением.

— Месяц. Представляешь? Целый месяц в Италии! Можно только мечтать! — Она торопливо обнимает и целует в щеку. — Занятия начнутся только в октябре — спасибо удлиненным учебным дням! — так что впереди как раз месяц! Невероятно! Больше никогда не буду жаловаться на слишком плотное расписание. Месяц в Италии! Фантастика! Обязательно тебе позвоню, а когда мы вернемся, сразу устроим торжественный прием.

Изумрудные глаза слегка увлажняются.

— Ты же знаешь, как мне хочется, чтобы ты была рядом. Но Дэвид понимает, что у меня нет семьи, и потому хочет увезти, чтобы я не страдала от этого. — Она прикасается к складке между бровями, которая всегда появляется на моем лбу, когда хмурюсь. — Прекрати морщиться, а то состаришься раньше времени. Не беспокойся, все будет хорошо. Просто отлично!

— Хотелось бы, — замечаю я, пытаясь призвать на помощь тренированный учительский голос, однако горло перехватывает, и слова получаются скрипуче-неуклюжими. — Позвони сразу, как только прилетишь в Париж. А еще пришли фотографии. Много фотографий.

Элла лучезарно улыбается:

— Да, мисс Макмиллан. — Она поворачивается и убегает, коротко взмахнув рукой на прощание. Остаюсь в полном одиночестве и безуспешно пытаюсь подавить неожиданные, непонятные слезы.

Конечно, я радуюсь за Эллу, но одновременно и тревожусь. Чувствую себя… сама не знаю, как я себя чувствую. Наверное, потерянной. Пальцы машинально сжимают ключи, и неожиданно я понимаю, что получила в наследство целый контейнер чужих вещей и дневники — те самые, которые поклялась больше никогда не читать.

Глава 2

«А потом наступил момент, который даже вспомнить страшно. К губам прикоснулось ледяное лезвие. И он пообещал, что боль принесет наслаждение…»

Строчки из дневника всплывают в памяти ближе к вечеру, в день неожиданного отъезда Эллы. Повторяются в сознании, кружатся бесконечно и упрямо, пока не порождают ужас. Из-за них я и оказалась здесь, в снабженном системой климат-контроля контейнере размером с небольшой гараж. Должно быть, автора дневника заставили арендовать его крайне серьезные обстоятельства. Уже смеркается, но район, где расположено хранилище, считается спокойным. Стою неподвижно и не знаю, с чего начать. Копаться в чужих вещах нелегко.

«И он пообещал, что боль принесет наслаждение…»

Незваные слова снова звучат в сознании. Вздрагиваю — но не от того, что дневник откровенно возбуждает. Строго-настрого запрещаю себе возбуждаться от рассказа о принуждении, болезненном наслаждении и шелковых путах. Скорее я беспокоюсь за эту таинственную женщину. Мой отец всегда умел подчинить своей воле и меня, и маму. Мама нашла убежище в смерти, а я после этого постаралась навсегда убрать отца из своей жизни. И все же, несмотря на пять лет свободы, ощущение зависимости от его непреклонного характера все еще слишком явственно присутствует в памяти.

Воспоминания эти мучительны, и я сама не понимаю, почему и зачем мысли упорно сворачивают в ту сторону, куда даже смотреть не хочется. Вот почему я категорически против насилия. Заставляю себя сосредоточиться на аккуратно сложенной мебели, на ящиках вдоль стен и еще на чем-то, напоминающем старательно упакованную картину. Кто и зачем это сделал? Кто бросил вещи, о которых заботился настолько, что не поленился все бережно завернуть, прикрыть, поставить на место? Нет, не верю, что какой-то богатый поклонник увез мою незнакомую подругу в далекие счастливые края. Вот так все сложить и продать мог только тот, кто познал серьезные неприятности, а может быть, и трагедию. Не собираюсь распродавать эти вещи. Вещи этой женщины, тут же поправляю себя. Зовут ее Ребекка Мэйсон. Так написано в документах. Сотрудники хранилища уверяют, что телефон ее дать не могут. «К тому же он все равно отключен».

— Непременно тебя найду и верну вещи, — шепчу в пространство, как будто разговариваю с самой хозяйкой, и по спине струится холодок. Начинает казаться, что она здесь, что я действительно обращаюсь к ней… ощущение жутковатое, но решение разыскать незнакомку от этого только крепнет.

Понимаю, что означает данная клятва, и тяжело вздыхаю. Придется вторгнуться в чужое пространство и изрядно покопаться в вещах — только так можно найти способ связаться с Ребеккой и вернуть то, что осталось от ее имущества. Конечно, если она еще жива, уточняю я угрюмо про себя и обхватываю руками плечи, словно сильно озябла.

— Перестань, — бормочу укоризненно. В обычной жизни мрачные настроения мне несвойственны, я даже не люблю смотреть фильмы ужасов. В мире и без того достаточно монстров, вполне реальных; к чему создавать вымышленных?

Элла права: у Ребекки вполне мог появиться благополучный, счастливый повод спрятать прошлую жизнь в чулан. Например, крупный выигрыш в лото. Почему бы и нет? Внезапно с неба сваливается куча денег, и старые вещи сразу оказываются лишними. Конечно, сюжет маловероятный, но все же возможный. Но если так, то почему предположение нисколько не снимает повисшего в воздухе зловещего напряжения?

Чтобы поскорее покончить с угнетающей миссией, бросаю сумку на пол и внимательно оглядываюсь, пока не замечаю в углу ящик с аккуратной надписью: «Личные бумаги». Если где-то и удастся обнаружить контактную информацию, то только здесь.