Коммод. Шаг в бездну - Ишков Михаил Никитич - Страница 45

Бык оказался выше всяких похвал. Местная Пасифая, привязанная к деревянному ложу, кричала так, что слышно было в верхних рядах.

Перед перерывом состоялись выступление шутов и мимов, и, наконец, после перерыва, под торжественные звуки туб и корницинов на арену строем вышли гладиаторы – все празднично одетые, в пурпурных, расшитых золотым шитьем солдатских накидках, наброшенных поверх превосходного облачения. Каждый в изумительной работы шлемах, изображавших какое?либо животное, птицу или рыбу. Покачивались прикрепленные к шлемам пышные страусиные и павлиньи перья, ярко блистало на солнце вооружение, которое несли вслед за бойцами рабы. Обойдя арену, гладиаторы выстроились перед императорскими трибунами, где в главной ложе сидел Коммод, обернутый в пурпурную тогу, а в ложе императрицы – Анния Луцилла, за которой указом Марка Аврелия после смерти Луция Вера, его соправителя и мужа Аннии, были оставлены все высшие почести, полагавшиеся жене императора.

Здесь гладиаторы хором выкрикнули приветствие божественному Луцию и по знаку императора, разрешившему начать бои, покинули арену.

Гладиаторские сражения заняли два дня, так что только спустя неделю, ближе к вечеру, император ознакомился с отчетом, представленным Тертуллом, и приказал доставить стихотворца к нему.

Тертулла провели в просторный зал, где вдоль стен на мраморных подставках были выставлены бюсты прежних императоров. Пол был покрыт красивой мозаикой, изображавшей Мария, побеждающего толпы тевтонов и кимвров. Цезарь жестом пригласил поэта сесть. Тертулл опустился в кресло, установленное в изножии лежанки, на котором, подперев голову рукой и откинувшись к боковой спинке, полулежал Коммод. Он заглянул в свиток, предназначенный для публикации в «Городских ведомостях», и заявил.

— Что тут скажешь, врешь складно. Хотелось бы только поменьше вранья и дешевых насмешек, которые ты, Тертулл неуместно позволяешь себе. Я понимаю, ты сатирик, юморист, не можешь без кукиша в кармане, но все?таки надо знать меру.

— Господин! – воскликнул вмиг перепугавшийся поэт. – У меня и в мыслях не было…

— Верю, – охотно согласился Коммод, – потому и прощаю. Ведь стихосложение – занятие, приравненное к божественным. Я знаю, ты не волен над собой, когда, пропитавшись вдохновением, водишь пером по бумаге. Твоей рукой водит Аполлон. Вот пусть только он и водит. Не подпускай к своему рабочему месту таких дерзких и самонадеянных богов как пройдоха Меркурий, весельчак Пан или вечно пьяный толстяк Силен.

— В чем же, государь, я соврал и позволил себе насмешку? Где вы вычитали что?либо подобное?

— Вот, пожалуйста, «совершив путь с моложавой поспешностью». Что за «моложавая» поспешность? Издевательство? Безусловно. Неумением сдерживать порывы отличается юность, а никак не моложавость, присущая начинающим стареть мужчинам. Так и пиши – с юношеской поспешностью, и не пудри людям мозги.

— Но, государь, выше во фразе уже употреблено слово «юноша». Получается повтор.

— Пусть повтор, только не моложавость. Или вот еще – «увидя такого государя, римляне приняли его со всевозможным славословием». Знаешь кого славословят? Если мне не изменяет память, славословие – это лицемерное восхваление того, кто явно не заслуживает почестей. Я могу согласиться с тем, что пока меня не за что возносить, но объявлять об этом публично считаю дурным вкусом и кукишем в кармане. Что же касается «увидя», это даже не насмешка, а вызов. Ты же славишься как редкий умелец в подборе слов. Стихи пишешь, а тут «увидя»! Одним словом, исправь эти места.

Император выглядел усталым, однако пребывал явно в приподнятом настроении. Он предложил поэту отведать фалернского, сам отпил вино из бокала. Вино было замечательное, даже в Африке, славившейся своими виноградниками, он не пробовал такого. Италия есть Италия. Здесь все самое лучшее, самое изысканное, а если чего нет, прикажи и привезут.

— Впрочем, – продолжил Коммод, – мне нравится твоя строптивость. А также борода. Борода классная. Мы найдем ей применение. Потом. Ладно, за твое усердие тебя ждет награда.

— Господин, – робко попросил Тертулл, – если будет позволено…

— Что еще? – нахмурился Коммод.

— Не могу скрыть одолевшую меня страсть.

— Ну?ка, ну?ка? – заинтересовался император. – Ах, какая борода! Она просто возжигает мне сердце. Что бы ты хотел получить в награду, нехороший? Женщину? Мальчика?

— Нет, господин, позволь мне взглянуть на чудо, которое ты привез из Богемии.

— Ты хочешь взглянуть на этого зверя?! – Коммод внезапно взволновался.

Он вскочил с ложа и далее повел речь совсем запросто.

— Знаешь, Тертулл, я сам был ошеломлен, когда мне показали это уснувшее в камне чудовище. Вот было бы здорово, если бы оно выбралось наружу! Если бы оно стало ростом с гору или с Капитолийский холм? Ты не побоялся бы выступить против него с оружием в руках?

— Побоялся бы, государь. Ведь я мирный человек.

— А я нет. Пойдем, я покажу тебе это сокровище. Там у меня есть еще кое?что.

Он приказал позвать Клеандра, подал знак Вирдумарию, и они вчетвером спустились в один из внутренних двориков дома Тиберия. Отсюда добрались до пристроенного к общему комплексу дворца Флавиев* (сноска: Дворец Флавиев занимал восточную часть Палантинского холма и был выстроен императором Домицианом, которого упрекали в излишней расточительности при возведении этого сооружения. Однако никто не обвинил Домициана в «излишних тратах» на проведение праздников или на раздачи плебсу.). Здесь спустились под землю, где была устроено государственное казнохранилище, потом долго шли по лестницам, спускаясь то вверх, то вниз. Всю дорогу Коммод захлебываясь рассказывал Тертуллу о том, как эти сокровища попали в руки римлян, в конце объяснил, почему приказал поместить предпочитающий солнечный свет камень во мрак.

— Бебий рассказал мне, что у варваров есть легенда. В ней говорится, что крот… Знаешь крота? – обратился он к Тертуллу.

Тот кивнул.

— Скорее, это был не крот, – продолжил Коммод, – а принявший его облик царь мохнатых подземных жителей. Подземный царь очень удивился, когда узнал, что оказавшийся в Богемии Геркулес никогда не видал янтаря и нет у него ни кусочка этого волшебного камня. Он пригласил героя в свою подземную мастерскую. Геркулес восхитился, увидев таинственный подземный замок, где самый малый камешек поворачивался к человеку своей лучшей стороной. Вот и я приказал воспроизвести пещеру царя кротов.

Вирдумарий открыл дверь в кладовую, и Тертулл вслед за императором вступил в ярко освещенную мерцающим светом масляных ламп искусственную пещеру. Повсюду на полу, на низких подставках, на искусно вырезанных, напоминавшие уступы из камня, полках грудами лежали куски аполлонова камня от малюсеньких с ноготок кусочков до овалистых, размеров с детскую голову самоцветов. Здесь же на изготовленных из матового светлого мрамора постаментах, на столах странными отголосками причуд нынешнего владельца этой коллекции были расставлены изделия из янтаря – кубки, чаши, подсвечники, статуэтки, бесчисленные бусы, перстни, нагрудные торквесы, шары, с помощью которых летом охлаждали разгоряченные руки; всевозможные четки, запонки, броши, серьги, ручки к перьям, а также ожерелья, использовавшиеся как целебный талисман. Каждая крупная вещь была умело и обильно подсвечена.

В подрагивающем свете многочисленных масляных ламп скопища, россыпи, рукотворные предметы мерцали, переливались золотистыми и красноватыми тонами. Кое–где теплились куски зеленоватых, голубоватых и черных цветов. В первую очередь внимание Тертулла привлекла большая ваза на ножке с мелкой и широкой чашей, собранная из темно–вишневых, красных, яично–золотых и восковых кусочков. На дне чаши был сделан подкладной рельеф, где подсвеченные снизу проступали силуэты двух мужских фигур, несущих на палке большую виноградную гроздь. Более всего в пышном убранстве вазы удивляла тончайшая резь мастера. Цветы и листья, тонкие побеги завитков, собранные в связки плоды и фрукты, овальные медальоны с аллегорическими женскими фигурами, символизирующими добродетели, были вырезаны с неподражаемым мастерством.