Летающие колдуны - Нивен Ларри - Страница 29

— Но ты говорил. что не хочешь дуэли?

— Конечно же, не хочу.. Я, если совершенно честно, Лэнт, предпочел бы, чтобы он ушел совсем, по собственной воле. И по возможности без эксцессов. Но, если понадобится, я не буду против насильственного его выдворения.

— Я тебя понимаю, — сказал я.

Пурпурный не помогал Гортину, как это должен был делать любой волшебник. Гортину хотелось, чтобы тот ушел. Лучше совсем без волшебника, чем плохой волшебник. Это было мне понятно.

— Знаешь, Гортин, если найдется какой-нибудь способ выжить Пурпурного из деревни, то мы тебе в этом поможем.

— И замените его Шугой?

— Ну... — осторожно произнес я. — Тебе бы этого хотелось?

Мне, например, вовсе не улыбалось отдать Шугу в другую деревню.

— Определенно нет, — ответил он.

— Ну и прекрасно. Тогда Шуга останется у нас.

— Но, Лэнт, — напомнил Гортин. — Я, конечно же хочу избавиться от Пурпурного. Но не ценой разорения этой земли. Мне вовсе не улыбается становиться переселенцем, вроде тебя.

— Хм-м, — пробормотал я задумчиво. — Это делает проблему значительно более сложной. Но давай все по порядку. Для начала обезопасим себя от наших волшебников клятвой перемирия. Это даст Шуге возможность освоиться с местными заклинаниями.

— Это будет не сложно, — согласился Гортин. — Большая часть магических устройств погибла тогда же, когда умер Дером. Уцелело немного, а Пурпурный ни одного из них не восстановил.

— Шуга сможет это сделать, — энергично заявил я. — Он знает все сто одиннадцать деревенских заклинаний.

— Это хорошо. Нам может быть от них большая польза. Ты, например, заметил, что многие деревья пустуют. Часть наших жителей убежала после появления Пурпурного. Они боятся жить в деревне с ненормальным волшебником.

— Я их понимаю, — сказал я.

— Конечно, конечно, деревенский Глава всегда сочувствует людским бедам.

— Тогда ты должен считаться одним из лучших.

— И ты тоже, Лэнт. Ты подлинный светоч веры.

— О, Гортин, я лишь тень на фоне твоей яркости.

— Ах, зачем сравнивать одно Солнце с другим.

— Нет, конечно, нет. Здесь и не может быть сравнения. Одно яркое, но маленькое, другое — огромное, но тусклое. Хотя оба освещают мир одинаково хорошо.

— Оба нужны и оба прекрасны, — подытожил Гортин.

— Как и мы, — добавил я.

— Конечно, конечно. Это настоящее счастье, что мы почти во всем друг с другом согласны, Лэнт. Будет нетрудно составить договор, одинаково справедливый для обеих наших деревень.

— Как же это может быть трудно, когда каждый из нас больше думает о других, чем о себе!

— О, Лэнт, какой же ты все же словесный искусник, какой мастер! Но вот насчет тех овец — шестерых будет достаточно...

— Их более чем достаточно, мой Гортин. Если ты планируешь прислать только трех мальчиков...

На том мы и договорились.

29

Мы сделали передышку и почти до самого голубого рассвета жевали корень рабы. Предстояло много чего обсудить и много корня сжевать. Когда мы расправились с тем, что было у нас, то уже немного накачались. Корень оказался что надо. Хороший корень. Джерк смог бы приготовить из него отличное пиво.

— Пурпурный, — заявил Гортин. — У него должен быть корень рабы. Пурпурный его жует, когда у него плохое настроение. А в последнее время у него всегда плохое настроение.

— Вот и хорошо. Давай его навестим. А раз мы уж там будем, заодно сообщим о нашем договоре.

— Опять ты о делах, Лэнт! Я просто поражен твоим трудолюбием.

Мы нашли Пурпурного ухаживающим за своим небольшим огородиком трав и растений. Корень рабы оказался не единственным сближающим средством. Нашлись и другие. О некоторых я знал — о большей же части не имел понятия. Джерк будет обрадован этими новостями.

— Эгей, Пурпурный! — окликнули мы его.

Он скосил глаза в нашу сторону.

— Кажется — мой старый друг, Лэнт, — произнес он.

Друг... Я содрогнулся. Скрипнул зубами и сказал:

— Да, это я, Лэнт. Мы с Гортином пришли поговорить с тобой.

Я постарался проговорить это со всей возможной строгостью.

— А-а... — Пурпурный заколебался. Казалось, что-то смущает его. — Как ты живешь, Лэнт? Как твоя семья, твои жены?

Ну и странные вопросы. Чего ради он интересуется моими женами? Но что поделаешь, Пурпурный всегда отличался странностями.

— С моими женами все хорошо, — ответил я. — Моя первая жена вскоре ожидает ребенка. Шуга сказал, что это будет дочь. Но поскольку она уже принесла мне двоих сыновей, я не могу быть на нее за это в претензии.

— Ожидает ребенка?

Пурпурный словно был напуган этим. Он принялся что-то лихорадочно подсчитывать на пальцах.

— Получается почти девять... — он поглядел на меня. — И через сколько ожидает?

— Через три руки дней.

Он снова углубился в подсчеты.

— Три раза по пятью пять... семьдесят пять. Голубых дней, конечно. Теперь посмотрим, что получится, если перевести их в обычные... Ага, через четыре с половиной месяца... Уф! А я было подумал...

— Что подумал?

— Не имеет значения. Я просто радуюсь, что у вас не случается таких вещей, как период недомогания в тринадцать с половиной месяцев...

Он опять нес какую-то чушь — беременности больше двухсот пятидесяти голубых дней не бывает. Сколько это будет месяцев я и понятия не имел, хотя он применял этот термин примерно в том же значении, что и руку дней. Вероятно, это был его способ подсчета числа дней. Пурпурный упоминал еще раньше, что его дни — «стандартные дни», как он их называл — наполовину длиннее чем наши.

Наши дни, ясное дело, измеряются прохождением голубого светила, вне зависимости от положения красного. Гортин рассказал мне, как растерялся Пурпурный, он не мог поверить, что уже середина ночи, а все потому, что красное Солнце все еще стояло высоко в небе. Странное дело — почему периоды света и темноты должны соответствовать периодам дня и ночи? Такое бывает только во время соединения.

В любом случае я не мог понять его озабоченности в связи с предстоящим рождением ребенка. Я спросил:

— Пурпурный, почему ты так беспокоишься?

— Хм... Хм...

— Не потому ли, что ты сделал кое-что с моей женой в день последнего соединения?

Пурпурный побледнел.

— Я... Лэнт, прости меня...

— Простить тебя? Почему я должен тебя прощать?

Пурпурный испуганно подался назад, выставив руку, словно защищаясь от меня.

Я сказал:

— Шуга рассеял возле твоего гнезда пыль желания. Ты бы не смог вообще совладать с собой.

— Ты думаешь... ты хочешь сказать... я это сделал из-за заклинания?

— Разумеется, это было заклинание. Оно явилось частью дуэли.

Теперь он вроде бы успокоился. На его лицо вернулась краска.

— Тогда я напрасно беспокоился. Мне вообще не стоит волноваться из-за ребенка.

— А почему тебе следует беспокоиться? Шуга знает, когда ребенок был зачат и когда он будет рожден.

Пурпурный кивнул.

— Да, Шуга, вероятно, хорошо разбирается в таких вещах.

— Да, — подтвердил я. — Ребенок — твоя дочь, все правильно.

Он опять побледнел. На этот раз я подумал, что он упадет в обморок. Кровь приливала и отливала от его головы, так что он еле стоял.

Я продолжал:

— Когда мы поняли, что ребенок твой, я чуть было не убил свою жену...

— О, нет, Лэнт, нет... потому что я...

Я посмотрел на него с недоумением.

— Пурпурный, я же тебе сказал, что ты и не мог бы с собой справиться. А она — только женщина. Женщина не умеет отказывать в ласке. Нет, мы должны были побить ее потому, что она вынашивает ребенка демона, но Шуга запретил. Ребенок должен быть выношен и рожден, как и любой другой. Только тогда мы сможем определить, добрым демоном он является или злым. Шуга считает, что девочка будет обладать большой магией и если так, то он полагает, что сможет контролировать ее.

Гортин фыркнул.

— Ну и ну, значит так, словно Шуга собрался соперничать с легендой о бедном ребенке и демоне. Демон потребовал исполнения трех желаний...