Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Трудная профессия: Смерть (СИ) - "Mirash" - Страница 16


16
Изменить размер шрифта:

— Собери свои вещи, мы направляемся на вокзал. — Приказала она.

С трудом заставляя себя двигаться и не смотреть на мертвое тело на полу, я собрала немногие вещи, появившиеся у меня за это время. Взгляд упал на яркое бирюзовое пятно на столе, Аринин плеер. Он был при ней, когда я появилась и сломала ей жизнь, он путешествовал с ней по всему нашему маршруту. Арина изредка позволяла себе отгородиться от меня и всего мира, одев наушники, забравшись на подоконник очередной съемной квартиры и тоскливо глядя сквозь оконное стекло в небо. Рука сама протянулась к плееру, я сжала его в кулаке.

— Все, — еле слышно сказала я наставнице.

Мы перенеслись на вокзал. Наставницу теперь могла видеть только я. Через терминал она оформила и оплатила мой билет, затем мы дождались поезда. Сутки пути до столицы мы провели, не обменявшись ни единым словом. Она сидела напротив меня, невидимая для окружающих. Вероятно, она ожидала от меня новой попытки побега, но я была сломлена умиранием Арины и безразлична к своему будущему, каким бы оно не было. Что бы ни стало моим наказанием, в тот момент оно не могло меня напугать, слишком сильна была боль потери. Я сидела, не в силах ни есть, ни спать, ни бояться.

С вокзала родного города мы перенеслись в учебный зал. Наставница стояла напротив меня, абсолютно бесстрастная и прямая, словно и не было бессонных суток. Я устало посмотрела ей в глаза.

— Я все осознала. Я приму любое наказание и буду впредь делать работу так, как вы скажете, если я вам еще нужна.

— Ты нужна. Наказания не будет, но твоя жизнь теперь измениться, я больше не стану терпеть твои выходки.

— Я могу сейчас идти к себе?

— Иди.

Войдя в свою комнату, я какое-то время стояла, будто пытаясь что-то для себя уяснить. Затем решительно содрала наволочку с подушки и словно сорвалась с цепи. Я вытаскивала припрятанные бутылки и фляжки, пузырьки и отправляла их в нее. Затем схватила вторую наволочку и начала набивать ее какими-то своими вещами, которыми пользовалась в последнее время жизни в доме наставницы. Я обдирала обои и засовывала их в наволочку, вытряхивала содержимое тумбочек — какие-то вещи, книги, старые тетради. Наволочки полетели в центр комнаты, туда же отправились стулья, сорванный карниз с занавесками… Мне попались в руки ножницы и я остервенело обрезала клочками волосы и швырнула их в общую кучу вместе с ножницами. Мне хотелось вышвырнуть все, всю свою пустую и глупую жизнь. Под утро я заснула на полу, через несколько часов я проснулась от звонка будильника совершенно разбитая и опустошенная. Нужно было жить дальше. Нужно было жить. Нужно жить.

Но жить не хотелось.

С невероятным трудом я поднялась с пола и пошла в душевую. Выйдя из нее увидела, что в комнате меня ждет наставница.

— Что будешь делать с этими вещами? — она кивнула в сторону огромной кучи вещей.

— Выброшу.

— Что с твоими волосами?

— Мне нужно в парикмахерскую, новая одежда и кое-какие вещи. Дайте денег.

— Ожидаемая просьба. Ксюаремия, твоя выходка мне дорого обошлась. Я оплатила твои съемные квартиры, включая возмещение морального ущерба разъяренным хозяевам. Сколько ты еще собираешься жить за чужой счет? — Она протянула мне аккуратно сложенные купюры.

— Это твоя социальная стипендия. Мне о ней сообщили в институте, когда ты пропала. Это твои деньги, я не стану их забирать. Но я официально отказалась от получения тобой стипендии и не позволю тебе возобновить эту практику. Ты можешь жить в этом доме, питаться за мой счет, и я продолжу оплачивать твою сомнительную учебу. Остальные свои потребности с этого дня обеспечивай самостоятельно. Так что хорошо подумай, стоит ли выбрасывать вещи.

— Выброшу. Что насчет проездного?

— Институт не так далеко, что бы ты не смогла ходить туда пешком. Нужно еще куда-то — заработай. Если возникнет что-то исключительное, мы это обсудим отдельно.

— Меня не отчислят?

— Я постараюсь этого не допустить.

— Как мы объясним мое отсутствие, тем более совпавшее с отсутствием Арины?

— Все подозревали, что Арина была похищена. Теперь, когда тело Арины будет обнаружено и выяснена причина смерти, станет ясно, что похищения не было. Арина перед смертью написала письмо родным о том, что знала о своей приближающейся смерти и не хотела умирать на глазах семьи. Поэтому автостопом выехала из города. Врач подтвердит, что Арина обращалась к нему по поводу плохого самочувствия, и она обнаружила у нее болезнь.

— Подтвердит?

— Она старшая одной из групп. По документам она моя сводная сестра.

«Значит, хотя бы некоторые соученицы со временем начинают жить раздельно», отстраненно подумала я.

— Что со мной?

— Я сообщила в полицию, что вы жили вместе, ты обнаружила тело Арины и сбежала домой. Вероятно, тебя ждут вопросы. Однако причина смерти естественная, это будет подтверждено.

После ухода наставницы я оделась, в несколько приемов вынесла на помойку вещи. Затем пошла в парикмахерскую, шокировав мастера своим видом и полным безразличием к результату, мне нужно было только привести себя в относительный порядок. После моего самоуправства, постричь меня было возможно только очень коротко, к тому же я не приглянулась парикмахеру. В результате чего она просто выровняла мои волосы машинкой, взглянув в зеркало, я увидела на своей голове короткий ежик волос. Впрочем, мне действительно было все равно.

После парикмахерской я забрела в первый попавшийся торговый центр и купила там, даже не примеряя, пару дешевых джинсов, футболок, кое-что из белья, свитер, куртку и ботинки, зубную щетку. Затем переоделась во все новое, и окончательно избавилась от старых вещей, которые теперь вызывали почти физическое мучение. После чего поехала в институт. Почти все мои деньги на этом закончились, но деньги теперь мне были, в общем-то, и не нужны.

В аудиторию я вошла со звонком, спросила разрешения преподавателя и под прицелом множества глаз села на край первого ряда. Достала тетрадь с ручкой и принялась записывать лекцию, чего уже очень давно не делала. Я не понимала смысла того, что рассказывает преподаватель, временами бросающий на меня осторожные взгляды. Я постоянно сбивалась — но продолжала писать, хотя от непривычки до боли сводило пальцы. В перерыве сокурсники выставили меня с первого ряда, я молча пересела на свободное место и снова с остервенением принялась писать.

А после пары случилось то, чего никто кроме меня не ждал.

Сначала был шок. Потом неверие и надежда, что это злая и глупая шутка.

Следующую лекцию писала, кажется, только я.

Вечером повесили некролог.

ЧАСТЬ 2

Глава 8

Я вернулась к своим обязанностям смерти, вернулась в дом наставницы и в институт. Свою работу я теперь выполняла безукоризненно, понимая ее значение, но вовсе не испытывая от этого облегчения. Раньше у меня была внутри пусть слабая, но надежда на какое-то чудо, на внезапно восторжествовавшую мировую справедливость. Теперь я осознала свою неправоту, и борьба за мировую справедливость потеряла смысл. На смену надежде пришло чувство долга, честно выполняя который я не могла почувствовать ни облегчения, ни радости.

Я снова жила в той же комнате, в которой жила с первого года своей жизни. Безжалостно вышвырнув практически все свои старые вещи, я превратила ее в почти нежилое помещение. Пустое, с ободранными стенами, без занавесок на окне оно тяготило меня, но на ремонт не было ни денег, ни сил. Пропасть между мной и другими соученицами только увеличилась. Они осуждали меня, они прекрасно понимали цену моей ошибки. Заговаривали со мной только по необходимости, держались холодно и отстраненно. И мне было от этого больно, за время общения с Ариной я почувствовала себя в семье и теперь невольно ждала этого от тех, кто изначально должен был быть мне семьей. Хотя тщетность этих ожиданий была очевидна даже мне.