Призрак из прошлого - Ниммо Дженни - Страница 11

Быстро выпив какао, маленький альбинос послушно поднялся и пошел к двери. На пороге он обернулся и сказал:

– Большое спасибо за ботинки. Теперь у меня больше не будут мерзнуть ноги.

Ответом ему было неопределенное хмыканье. Старый Иезекииль его не слушал. Когда дверь за мальчиком затворилась, старик придвинулся к камину, уставился в огонь и принялся неразборчиво бормотать. В этом потоке то и дело всплывали отдельные слова: «Генри», «Времяворот». То и дело он восклицал: «Невозможно!» – «Нет, нет!» – «Никогда!» – «Почему?» От волнения старик так брызгал слюной, что в камине шипело. Огонь вот-вот грозил погаснуть, но старик извлек из стоявшей рядом серебряной шкатулки пригоршню каких-то блестящих палочек и швырнул в камин. Палочки были маленькие, но волшебные. В камине страшно громыхнуло, в комнату повалили клубы черного дыма, и старика настиг приступ сильнейшего кашля.

– Идиоты! – давясь кашлем, каркнул он неповинной серебряной шкатулке.

… Чарли вдруг проснулся. Что-то его разбудило. Только вот что?

Издалека долетел бой часов на Соборной площади. Бом, бом, бом – разносилось над городом. Полночь! У Чарли похолодел затылок. Так с ним бывало всегда, когда он слышал полночный звон: он чувствовал страх и восторг одновременно.

В конце спальни заскрипела койка: Билли Гриф забирался обратно в постель. Интересно знать, где это он бродит по ночам? Впрочем, наказание за ночные прогулки малышу все равно не угрожает, ведь в прошлой четверти он победил в игре в руинах, нашел запрятанную бронзовую медаль, а победитель в ежегодной игре пользовался всяческими привилегиями и, в частности, не подлежал наказаниям.

– Билли, это ты? – прошептал Чарли в темноту.

Ответа не последовало, но койка опять скрипнула. Точно, Билли – у него самая скрипучая кровать.

– Где ты был? – спросил Чарли.

– Не твое дело, – прошипели из темноты. Голос принадлежал Билли. Ну, если ему угодно разводить секреты, на здоровье. У Чарли и так было немало других поводов для беспокойства, и прежде всего Генри. Как его спасти? Нужно все тщательно спланировать. Перво-наперво, надо раздобыть гостю из прошлого еды. Прикидывая, как это осуществить, Чарли незаметно уснул.

Фиделио же к утру придумал, как Чарли просочиться в музыкальную башню после ленча. Но для этого потребуется помощь, о чем Фиделио и сообщил приятелю за завтраком.

– Оливия нам поможет, – шепнул он на ухо Чарли. Хотя вокруг стоял обычный утренний гам, лишние уши заговорщикам были вовсе ни к чему.

– Чем поможет? – тихо отозвался Чарли, стараясь не шевелить губами, потому что Билли, сидевший напротив, внимательно наблюдал за их разговором.

Фиделио тоже заметил этот интерес, поэтому отвернулся от стола, сделав вид, будто изучает что-то вдалеке, и громким шепотом объяснил:

– Она может устроить диверсию. Нам же надо как-то помешать Азе и Манфреду попасть в холл, когда ты пойдешь в башню. Они оба ходят в театральную столовую, так что, если Оливия сможет их задержать на несколько минут, ты как раз все и успеешь. А больше за нами никто следить не станет.

– О чем шушукаемся?

Это Манфред Блур облокотился на спинку стула Билли и пристально их изучал. Можно было подумать, что Билли его позвал.

– Поделись своими секретами, Бон, не жадничай! – В глазах Манфреда появился неприятный блеск.

Чарли уже успел познакомиться с гипнотическими способностями старосты, так что проворно пригнул голову. Он знал, что может противостоять этим чарам, но не хотел ввязываться в неприятности. Ведь на нем лежит ответственность за Генри.

– Да мы просто обсуждаем новую прическу Оливии Карусел, – нашелся Фиделио.

– В самом деле? – Манфред поднял черную бровь.

– Ага, мы оба как раз подумали, что ей так очень идет, но громко говорить об этом не стали, чтобы она нас не услышала, – подхватил Чарли.

– А то можно подумать, тут стоит мертвая тишина, – глумливо заметил Манфред. – По мне, так прическа у этой вертушки Оливии страшнее атомной войны.

Последнюю фразу он проскандировал во все горло, и Оливия, услышав свое имя, быстро обернулась. Увидев, какое у Чарли серьезное лицо, она скорчила гримаску и с преувеличенным отвращением вернулась к прерванному занятию – выковыриванию комков из овсянки.

Манфред же пошел дальше и обрушился на какую-то девочку из младших, надевшую плащ шиворот-навыворот.

– Уф! – выдохнул Чарли. – Отложим разговор до переменки.

– Согласен, – откликнулся Фиделио. Выманить Оливию из компании подружек мальчикам удалось только под конец перемены, во время которой все ученики академии, как всегда, прогуливались по заснеженному саду. Оливия помчалась к друзьям, и на белизне снега ее розовые высокие ботинки на шнуровке, усеянные стразами, выделялись особенно ярко.

– Краска уже почти стерлась от снега, – пожаловалась она, поднимая левую ногу и демонстрируя носок розового ботинка, вылинявший до скучного серого цвета.

– Слушай, будь другом, окажи услугу, – без предисловий начал Чарли.

– Что? – Оливия с сожалением опустила ногу обратно в снег. – Какую?

Чарли уже достаточно хорошо знал Оливию и понимал, что, пока ей не объяснишь суть дела, она и пальцем не пошевельнет. Значит, надо рассказать ей все про Генри Юбима. Что он и сделал – по возможности лаконично.

Рот у Оливии приоткрылся, большие выразительные глаза стали еще больше.

– То есть ты хочешь сказать, что он ну вроде как вжикнул из прошлого сюда, к нам?

– Именно. – Чарли нервно глянул через плечо. Ему показалось, что за кучкой ребят с музыкального прячется Билли Гриф. – Но понимаешь, пока мы не выяснили, как ему помочь, хорошо бы все это держать в секрете. Мне еще надо найти ему какой-нибудь еды.

– Ага, и мы решили, что Чарли вполне может протащить ему наши порции с ленча, на большой перемене, – туда, в башню, – подхватил Фиделио. – Только для этого нам нужно, чтобы ты задержала Манфреда с Азой в вашей столовой. Хотя бы на пару минут.

– Проще простого, – охотно кивнула Оливия. – Положитесь на меня.

В морозном воздухе разнесся звук рожка, и Оливия замелькала розовыми ботинками обратно к подружкам.

– Раз она пообещала, значит, сделает, – заверил друга Чарли. – Оливия еще ни разу не подводила.

Завтракали все ученики академии в одном зале, а вот на ленч художники, музыканты и актеры расходились по трем отдельным столовым. В театральной было шумнее всего, а о дисциплине и речи не было. Манфред из кожи вон лез, чтобы запретить ребятам с театрального наряжаться в эксцентричные костюмы, но все его усилия шли прахом, поскольку учителя с театрального позволяли своим подопечным выпендриваться, как им вздумается. К величайшему недовольству Манфреда, эти педагоги не только не запрещали такое пижонство, но, напротив, всячески ему потворствовали, считая, что шляпы с перьями, цветами, фруктами и ушами, десятисантиметровые каблуки, ботфорты со шпорами, а также грим радужных расцветок – самое то. Миссис Маек, глава театрального, держалась того мнения, что самовыражение и развитие артистического темперамента – превыше всего, в том числе и школьных правил. Ученики радостно старались соответствовать. Манфред только зубами скрипел от ярости, да все без толку, поэтому он отводил душу на бедных художниках и музыкантах – как вот сегодня на девочке в вывернутом плаще.

Вот и сегодня в театральной столовой царил обычный для этого места кавардак. Неведомо чей меховой жилет вдруг начал линять, да так сильно, что пол столовой снегом устилали клочки белого меха. У кого-то шляпа решила сменить оперение, причем перья непонятно как попали не куда-нибудь, а в кастрюльку с подливкой. Ну а мерцающие на всех поверхностях блестки, летающая в воздухе мишура, разноцветные волоски и целые локоны из париков, валяющиеся там и сям, и, наконец, пятна грима не только на посуде, но и на столах – это вообще были привычные детали театральной столовой, которых никто уже и не замечал.

– Какая гадость это театральное пижонство! – бурчал Манфред, вылавливая из тарелки неведомо как там оказавшуюся бусину. – Ну почему они не могут одеваться как нормальные люди?