Преданная - Рот Вероника - Страница 18

Дохожу до конца коридора и обнаруживаю, что попал в атриум. Тут явственно ощущается запах влажной земли. Повсюду цветы и деревья, растущие прямо из воды. Что-то похожее я видел в теплицах Товарищества. В центре помещения — гигантская прозрачная емкость для орошения. Она поднята высоко над полом, и снизу виден клубок переплетенных корней, напоминающих мне нервные волокна.

— Похоже, утрачиваешь бдительность, Четыре, — раздается за моей спиной голос Амара. — Я следил за тобой от самого вестибюля отеля.

— Чего тебе? — я постукиваю костяшками пальцев по емкости, и по воде пробегает легкая рябь.

— Мне казалось, тебе будет небезынтересно узнать, почему я жив, — говорит он.

— Ага, — киваю ему. — Но они не показали нам твой труп. Несложно разыграть фальшивую смерть, если мертвого тела никто никогда не видел.

— Ты молодец, — Амар шутливо аплодирует мне.

Я скрещиваю руки на груди. Амар приглаживает свою черную шевелюру и заново связывает ее в хвост.

— Я — дивергент, а Джанин начала на них охоту. Они просто пытались спасти столько людей, сколько было можно до того, пока она нас всех не перестреляла. Но, сам понимаешь, это же непросто: Джанин всегда оказывалась на шаг впереди остальных.

— То есть были и другие уцелевшие? — интересуюсь я.

— Немного.

— Кто-нибудь из них носил фамилию Прайор?

— Нет. К сожалению, Натали Прайор на самом деле мертва. Но именно она помогла мне выбраться оттуда. Мне и еще одному другому парню — Джорджу Ву. Ты не знал его? Сейчас он на дежурстве. Его сестра еще в городе.

Комок подкатывает у меня к горлу.

— Господи, — вырывается у меня, и я приваливаюсь к стенке резервуара.

— В чем дело?

Информация не умещается у меня в голове. Несколько часов отделяют смерть Тори от нашего прибытия сюда. Обычно это время ты проводишь в патруле или просто бездельничаешь. Но вчера между Тори и ее братом вырос непреодолимый барьер.

— Я знал его сестру, — признаюсь я. — Тори пыталась покинуть город вместе с нами.

— Пыталась, — повторяет Амар. — Ах. Значит…

Мы оба молчим. Джордж никогда больше не увидит свою сестру, а она умерла в полной уверенности, что его убила Джанин. Что еще сказать?

Теперь, когда мои глаза привыкли к свету, я замечаю, что растения в атриуме посажены не для пользы, а для красоты. Какие-то крупные цветы, плющ, фиолетовые или красные листья. За всю свою жизнь я видел немного цветов, и они были полевыми. И еще цветущие яблони в садах Товарищества. Здесь же растения — гораздо более пышные и богатые, что ли. Они состоят из множества прихотливо сложенных лепестков. В нашем городе такого непрагматичного места нет.

— Та самая женщина, которая якобы нашла твое тело, — выдавливаю я. — Она лгала?

— Никто никогда не смог бы последовательно врать так долго, — кривится он. — Хм… Никогда не думал, что способен произнести такую многозначительную фразу. Ее память была изменена, и ей мерещилось, что она сначала видела меня, прыгающего с небоскреба, а потом мой труп. На самом деле тело было не моим. Но поскольку оно расшиблось в лепешку, проблем не имелось.

— Ее память стерли с помощью сыворотки альтруистов?

— Мы называем это сывороткой памяти.

Прежде я злился на него. Возможно, я испытывал ярость ко всему миру, оказавшемуся жутко сложным. А может, я сердился и на самого себя за то, что горевал о тех, кто в действительности жив. Так я долгие годы жалел о своей матери, думая, что она мертва. Обманом заставлять кого-то плакать о себе — одна из самых жестоких игр человечества. Но теперь, когда я смотрю на Амара, мой гнев отступает, словно вода, уходящая в песок. И он, мой инструктор по инициации и друг, улыбается мне.

— Значит, ты — цел и невредим.

— Ага. И ты больше не расстраиваешься по этому поводу.

Он трясет мне руку, обнимает, хлопает меня по спине ладонью. Я стараюсь соответствовать, но все равно чувствую себя скованно. Поэтому, когда мы, наконец, размыкаем объятия, я ощущаю, что покраснел. Судя по тому, как хохочет, глядя на меня, Амар, морда у меня красная, как свекла.

— Эх ты, дуболом, — фыркает он.

— Кстати, — перевожу я разговор. — Тебе здесь нравится, да?

Амар пожимает плечами.

— Особого выбора у меня не было, но, в общем, я неплохо устроился. вкалываю в службе безопасности, конечно. Мы бы хотели, чтобы ты присоединился к нам, но, может, такая работа недостаточно хороша для тебя?

— Я не уверен, что хочу у вас остаться, — осторожно отвечаю я. — Но спасибо за предложение.

— Здесь лучше всего, — продолжает он. — Большая часть населения живет в мегаполисах, там грязно и опасно, если ты не знаешь нужных людей. Короче, все как у нас в городе. Здесь, по крайней мере, есть чистая вода и нормальная еда.

В смущении переступаю с ноги на ногу. Не желаю сейчас думать об этом. Меня, похоже, поймали в ловушку. Я даже разочарован. Я ведь хотел сбежать от своих родителей и от плохих воспоминаний, связанных с ними. Но, с другой стороны, зачем разрушать хрупкое взаимопонимание, возникшее между нами? Поэтому я отвечаю:

— Хорошо, я приму все к сведению.

— Слушай, есть кое-что еще.

— Что? Кто-то воскрес?

— Нет, это связано с городом. На завтрашнее утро запланирован допрос Маркуса, — мне в диспетчерской сообщили.

Ясно. Эвелин приберегла Маркуса «на десерт», чтобы сполна насладиться тем, как он будет корчиться под действием сыворотки правды. До меня не сразу доходит, что я смогу сам увидеть шоу, несмотря на то, что покинул город. А я-то думал, что навсегда освободился от них обоих.

— Понятно, — бормочу я.

Потом я возвращаюсь в бывший отель и вновь заползаю под одеяло на кровати. Ума не приложу, что теперь делать.

17. Трис

Я просыпаюсь перед самым рассветом. Остальные еще спят: Тобиас посапывает, но он в ботинках, значит, ночью вставал и куда-то ходил. Кристина накрыла голову подушкой. Несколько минут я лежу, рассматривая пятна на потолке, затем вскакиваю, обуваюсь и приглаживаю волосы пятерней.

Коридоры Резиденции почти пусты — я встречаю только несколько «заблудших душ». Вероятно, заканчивается ночная смена. Некоторые сгорбились у мониторов, другие дремлют, сидя или стоя. Кое-кто умудрился отдыхать, опершись на щетку, забыв, похоже, что пора подметать. Засовываю руки в карманы и, сообразуясь с указателями, направляюсь к выходу. Хочу рассмотреть получше одно изваяние.

Тот, кто построил здание, наверное, обожал свет. Повсюду блестит стекло. Сейчас солнце едва забрезжило, а помещения Резиденции уже ярко освещены. Нащупываю в заднем кармане пропуск, который Зоя вручила мне за ужином, и, продемонстрировав его охранникам на КПП, выхожу в холл.

В нескольких сотнях футов от двери я вновь вижу скульптуру. Мрачную, массивную и таинственную. Она кажется мне живым существом. Это огромная, квадратная плита, грубо вытесанная из темного камня — такого же, как скалы на дне Ямы. В центре плиту пересекает трещина, а по ее краям — более светлые прожилки. Наверху подвешен гигантский резервуар, наполненный водой. Солнечные лучи преломляются и дрожат. Я слышу слабые звуки. Понятно: из отверстия в центре емкости сочится вода. Первой моей мыслью было то, что резервуар просто протек, но капли падают с равным интервалом. За первой следует вторая, третья, четвертая… На плите они собираются в узкий ручеек, стекающий в трещину. Похоже, это сделали нарочно.

— Доброе утро, Трис, — из-за скульптуры появляется Зоя. — Извини, что помешала, но я забеспокоилась, не заблудилась ли ты.

— Вовсе нет, — мотаю я головой.

Она подходит ко мне и становится рядом. Зоя приблизительно одного роста со мной, но стоит прямее и поэтому кажется выше.

— Довольно странная штука, правда?

Она говорит, я рассматриваю веснушки на ее лице, они выглядят так, как будто солнечные зайчики освещают ее кожу через листву.

— А что она означает?

— Это символ Бюро Генетической Защиты. Каменная плита изображает проблему, с которой мы столкнулись. Вода — наше стремление ее решить, а капли — наша работа.