Ты такой же как я (СИ) - Висман Дэвид - Страница 46

- Мне на прием в больницу.

- Да выветрится до трех часов. Пей, давай.

- Да, блин, только губы марать. Давай завтра после работы посидим, выпьем по-человечески.

- Ну, как хочешь. А я выпью, все равно открыл уже. За то, чтобы родился у тебя богатырь!

Я посмотрел на стоящую передо мной рюмку, на довольную морду генерала и сдался. Коньяк был действительно хорош. Жаль мало.

День пролетел махом. Около трех часов, распрощавшись с Валерьевичем и пообещав завтра выйти на работу, я рванул за Данилом.

Мы созвонились, и он ждал меня недалеко от института к половине четвертого.

***

Первый учебный день давался тяжело. Данька никак не мог настроиться на учебу.

Он скучал. Скучал по Санычу. И мечтал скорее оказаться с ним на квартире.

Он не понимал, когда так успел привязаться к Дмитрию. Почему рука так и тянется к телефону, чтобы позвонить и услышать грубый с хрипотцой голос, ставший таким необходимым.

Как ни старался он не думать о безопаснике, мысли все равно возвращались к нему.

И толчком для таких ненужных Даньке эмоций послужил вчерашний телефонный разговор.

То, что Саныч всё-таки снял квартиру, что звонил ему, и не раз, и даже то, что предъявил за неотвеченные звонки, почему-то грело душу. Хотелось верить, что он действительно скучал, и что из этого что-нибудь, да получится. Что-то большее, чем простой трах, как с Владом.

Когда около трех часов телефон завибрировал, Данил как раз переходил из одного корпуса в другой. Сердце радостно трепыхнулось, а губы растянулись в улыбке.

Сразу после занятий он чуть ли не бегом припустил к месту встречи, отмахнувшись от предложения сокурсников пойти попить пивка. Он опаздывал почти на полчаса, успев предупредить Дмитрия смской.

Безопасник стоял, облокотившись на припаркованную машину, и курил. Здоровый, солидный, красивый мужик. Если присмотреться к лицу – слишком жесткий, колючий взгляд, слишком густые и широкие брови, крупный с горбинкой нос, про такой говорят - "шнобель", узкие губы, жесткий подбородок – все грубо и по отдельности некрасиво. Но взгляд тянется к этой неэстетичности и улавливает общую красоту мужика. Самца. Мачо.

Дмитрий выкинул окурок и кивнул.

- Привет студент. Садись давай, поехали, а то жрать уже охота. Я сегодня не завтракал и не обедал. Ты как, есть хочешь?

- Немного. Мы заезжать еще куда-то будем? Где ты есть собираешься?

- Дома поедим. Я вчера все купил, холодильник забит под завязку. Бутербродами перекусим, а потом уже пельмешек сварим.

Данил удивленно глянул на Саныча, прежде чем сесть в машину.

Он не ожидал от него такой хозяйственности, а еще больше не ожидал услышать от него «дома поедим», как будто они действительно едут к себе домой.

И Данька вдруг понял, что он очень сильно хочет, чтобы когда-нибудь так и было. Чтобы у них был дом, из которого не надо возвращаться впопыхах к родителям. Где можно валяться в постели после секса и никуда не спешить. А утром встать и, позавтракав вместе, поехать на работу и учебу.

Мечта идиота. Дурацкая, невыполнимая мечта. Никогда такого не будет. Двум мужикам жить вместе – утопия.

Их удел – прятаться, скрываться, встречаться урывками, бояться.

Настроение испортилось. На душе стало тошно и горько.

Глава 33

Снег отсвечивал мягким золотом, переливаясь, завораживая под рассеянным светом фонарей. Стоянка двора давно уже заполнилась соседскими машинами, и лишь одно место пустовало.

И Маша не отрываясь, все смотрела на это место, наблюдая сквозь слезы, как снег засыпает его.

Она сама не знала, зачем стоит и смотрит в это проклятое окно. Зачем ждет, когда во двор заедет его машина. Сердце каждый раз вздрагивало в груди, при появлении очередного автомобиля темной окраски, заезжающего во двор.

Ее измучило это ожидание, но она все равно, каждый вечер стояла у окна - смотрела, ждала. Нужно было просто уйти, бросить его, но ей не хватало сил этого сделать. Она любила, любила всем своим бабьим, глупым сердцем.

Жила им. Его улыбкой, храпом, голосом, редкими ласками, его ребенком внутри себя.

Ребенок – ее надежда на то, что Дмитрий полюбит его, так же, как любит она. И эта любовь свяжет их, объединит, сделает, наконец, ее счастливой.

«Ребенком мужика не удержишь» - сколько раз Маша слышала эту фразу. Знала, что это так, но маленькая, крохотная искорка надежды, что у нее все будет по-другому, заставляла терпеть и не сдаваться.

Она погладила свой округлившийся живот, всхлипнула, не удержав слезы, и прошептала комочку внутри своего чрева:

«Все будет хорошо малыш. Мама любит тебя, и папа будет любить. Нагуляется, пока ты не родился, а потом останется только с тобой и со мной. Не может же он всю жизнь по бабам прыгать, как молодой. Вот ты родишься, он и осядет, будет домашним. Вот, увидишь, как папа изменится. Он будет хорошим отцом, я знаю. А еще он урод и эгоист. Господи, как же я его иногда ненавижу!»

Маша коснулась пальцем шрама на внутренней стороне сгиба локтя. Уродливому, красному, еще бросающемуся в глаза. Швы сняли три дня назад. Со временем он побелеет, и, может, его не так будет видно. Но сейчас ей придется носить вещи с длинным рукавом. Она до жути боялась, что шрам заметит мать или подруги. Неделю она провела в больнице. Сказала всем, что положили на сохранение.

Это было почти правдой. Если бы она не была беременна, ее бы отпустили сразу домой.

Маше было стыдно за свой идиотский поступок. Особенно перед Димой.

Если раньше в его глазах она иногда ловила нежность, то теперь - жалость.

Он стал чужим. Совсем чужим. Отдалился еще больше. Был рядом, но далеко.

Маша лихорадочно вытерла слезы, увидев, как машина Дмитрия заехала во двор. Он вышел из нее, достал из багажника небольшую складную лопату и начал расчищать снег на стоянке. А Маша побежала в ванную, приводить себя в порядок.