Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Свидетели - Гурьян Ольга Марковна - Страница 7


7
Изменить размер шрифта:

Я мадемуазель де Ла-Тремуй, дочь графа де Ла-Тремуй и госпожи графини, его супруги.

Ах, тресни моя шнуровка, какая мне польза от моей знатности и красоты! Здесь такая скучища. Я с утра и до ночи зеваю, зеваю и зеваю. Мои дамы гово­рят, что не надо так много зевать, иначе так навсегда останешься, и уж не придется рот закрыть, как же я тогда буду есть? Ведь из такого рта все куски вывалятся на скатерть, и от этого я даже могу умереть. Ах, я хотела бы умереть, до того мне скучно!

Представляете себе этот двор дофина в Шиноне? Дофин похож на кролика — толстый мясистый нос свисает на верхнюю губу. А  одевается! Смотреть про­тивно! У нас дома у последнего садовника кафтан но­вей и нарядней. И вино кислое, и цыплята жесткие, и даже менестрели сюда не заглядывают — развлечь нас песней или фокусами. Да что там! Потанцевать не с кем! Я согласна биться об заклад, что в монасты­ре и то веселей. Про монашек рассказывают такие забавные истории, просто обсмеешься.

Так вот, скука, скука и скука. Мой отец, господин граф, с утра и до ночи ругает дофина, что он не дофин, а неизвестно кто, и почему он не отдает деньги, ко­торые занял у моего отца, господина графа, и давно ему пора признать английского короля своим влады­кой. Вот возьмут англичане Орлеан, все равно при­дется покориться.

Я думаю, это будет очень весело, если они наконец победят нас. При дворе английского короля, на­верно, много молодых вельмож и доблестных рыца­рей. И при моей красоте и знатности я и там буду не хуже других.

Ну вот мы все собрались в большой зале, и мой отец, господин граф, тут, и дофин тут же бродит, и приехал господин Жиль де Рэ, очаровательный моло­дой человек. Такой щеголь, и у него такая прелестная бородка, черная-черная, как вороново крыло, да­же отливает в синий цвет,— мои дамы так и прозва­ли его за глаза: «Синяя борода».

Но хотя уже все собрались, никакого веселья нет! И никто не рассказывает ничего забавного, например, про монашек или как одна дама испугалась, что ее муж пришел, и вытолкала своего поклонника в окош­ко. А под окном выгребная яма, и он упал прямо ту­да, хи-хи-хи, и вылез с ног до головы, ха-ха-ха, пред­ставляете, в каком виде? Нет, ничего такого не гово­рят, а уж откроют рот, так только переругиваются. И мой отец, господин граф, ругает дофина, а его свя­тейшество архиепископ тоже тут, и он ругает милого господина де Рэ, а потом все вместе опять ругают до­фина. Таких слов наслушаешься, даже приходится краснеть. А дофин настоящий кролик, и нос у него дергается и дрожит.

И вдруг входит паж и приносит письмо. Они это письмо рвут друг у друга из рук — как-никак ново­сти, любопытно узнать. Но наконец архиепископ чи­тает письмо вслух, и мы узнаем, что это от господина де Бодрикура, и он посылает дофину необыкновен­ную святую девушку, и будто эта девушка спасет Францию, и освободит Орлеан, и коронует дофина. Очень надо его короновать, такого кролика!

И все говорят:

— А ну-ка посмотрим, что это за девица?

А господин де Рэ, он такой остроумный, говорит:

— Давайте испытаем ее, какая она святая? Су­меет она узнать дофина? Давайте-ка я сяду на трон, будто я дофин, а мадемуазель де Ла-Тремуй рядом со мной, будто она королева, а дофин пусть спрячется среди придворных, будто он обыкновенный дворя­нин.

Я даже в ладоши захлопала и сейчас же села на трон, и все согласились, что это все-таки хоть какое-то развлечение, и де Рэ сел рядом со мной и пожал мне руку. А дофин надулся и хотел спорить, но ему пришлось уступить. Он смешался с толпой, и его ста­ло совсем незаметно в его сером кафтане.

И вот входит эта девица.

Ну и девица!

На ней старые ржавые латы и на ногах чулки как у пажа,— никакой девичьей скромности. И волосы выгорели на солнце, и лицо обветренное, сразу видать деревенщину. Настоящее чучело воробьев пугать.

И эта нахалка и не думает кланяться мне, хотя я сижу на троне и господин де Рэ, будто дофин, рядом со мной. А она поворачивается к нам спиной и оглядывает всех, кто в зале, и бежит прямо к дофину, падает перед ним на колени, и говорит:

— Милый дофин, вот я пришла к тебе!

Как она его узнала, по его носу, что ли? Дофин ее подымает, весь распушился и говорит:

— Вот! Видели? Она сразу признала меня. Вне всякого сомнения, эта девушка послана мне небом.

Архиепископ говорит:

— Что такое? Это кощунство!..

Но эта девица его перебивает и говорит:

— Теперь все будет хорошо, милый дофин! Я освобожу Орлеан и короную тебя в Реймсе, и Фран­ция опять будет свободна и счастлива.

Когда я это увидела и услышала, я так обозли­лась, что скорей встала и ушла. И пока я шла по ко­ридору, я все слышала, как они там в зале кричат и вопят, и громче всех господин граф, мой отец. И до­фин визжит, будто его режут, и архиепископ прокли­нает всех и всё самыми ужасными словами, а эта де­вица в латах восклицает:

— Милый дофин, не бойся!

И прошу вас: больше не задавайте мне вопросов. Никаких! Иначе я опять хлопну дверью.

Глава восьмая

ГОВОРИТ ДОФИН

Я   дофин Карл.

Я — дофин, я червяк, я ничтожество. Я забился в этот замок Шинон, на этой последней пяди моей земли, как олень, загнанный сворой собак. Вокруг меня враги. Сверкающие злобой глаза, злобно отвер­стые пасти, ощеренные клыки, готовые растерзать меня.

Никто меня не любит.

Я — дофин, наследник французской земли и коро­ны. Наследник ли? Мой отец был безумцем, но и в таком отце мне отказано. Моя мать меня терпеть не может и нагло похваляется, что не король мой отец, а неведомый паж или конюх. И все повторяют: «Ей ли не знать, ведь она ему мать».

Моя мать предала меня. Она выдала свою дочь, мою сестру — сестру ли? — за английского короля и подписала с ним договор, что дитя моей сестры от английского Генриха бу­дет законным королем Франции, а за его малолетством Генрих является ре­гентом. Моя мать предала Францию в руки англичан, и что же теперь осталось мне?

Никто меня не любит.

Моих рыцарей бьют англичане. Мои придвор­ные презирают меня, пото­му что у всех у них я по­стоянно беру деньги в долг. И никакой надежды впереди.

И я уже подумываю, не покинуть ли мне мою страну, которая уже не моя, и не бежать ли мне в Шотландию или Кастилию, к се­веру или к югу, куда поведет меня моя несчастная судьба.

Никто меня не любит, и я сам себя ненавижу. Мое тело хило, мои ноги слабы, мой ум мешается, мое сердце испуганно.

И вдруг — эта девушка!

Мне безразлично, кто она. Архиепископ Реньо сомневается в ней и говорит, что она колдунья. Пусть колдунья. Пусть сам дьявол послал ее, лишь бы она исполнила свое обещание. Она последняя соломинка, за которую утопающий — я — хватаюсь.

Ла-Тремуй говорит, что она обманщица, но сам он обманщик и наслаждается, сплетая сеть хитрых интриг, искусную игру выгоды и лести, угроз и тайных договоров. Пусть она обманщица, но на пользу мне, а не ему.

И уже ходят слухи, что она святая, посланная небом. Что-то до сих пор я не видел помощи от святых.

Однако же она узнала меня в толпе придворных!

Эта девушка, как она сумела меня узнать?

В зале было триста человек и свет пятидесяти фа­келов. Когда она шла, ее дергали за рукав, и смея­лись, и показывали пальцами на трон, и, издеваясь, говорили:

— Вон дофин! Узнаешь ли его?

Может быть, кто-нибудь потайно указал ей на ме­ня? Может быть, она заранее знала, каков я по виду? А быть может, под скромной одеждой, за некрасивы­ми чертами лица (разве я уж так некрасив? но все, без стеснения, говорят это), в чертах моего лица она почуяла королевскую кровь и пошла по следу без­ошибочно, как гончая собака. Не все ли равно?