Побег из Араманта - Николсон Уильям - Страница 41

«Убивать! – восхищенно подумал Бомен, содрогнувшись от избытка собственной мощи. – Да, убивать!»

Мальчик поднял глаза: на стене висел чудесный изогнутый клинок.

Топ, топ, топ! — грохотали тяжелые шаги.

– Возьми его, – промолвила леди.

– Нет! – воскликнула Кестрель.

Бомен потянулся и снял вожделенный меч. Рукоятка удобно легла в ладонь; лезвие оказалось легким, но явно смертоносным. Кестрель в испуге отпрянула. И, как выяснилось, не напрасно, ибо в тот же миг мальчик развернулся и с улыбкой, которой Кесс никогда не видела прежде, полоснул воздух там, где только что стояла она.

– Убить! – с наслаждением выговорил он.

Братец мой! Что она с тобой сделала?

Топ! Топ! Топ!

Били барабаны, ревели трубы. Кестрель оглянулась и с ужасом увидела, как резные стены спальни, увешанные трофеями, тают во мраке. Дверь в гардеробную тоже пропала, и вскоре тьма поглотила все, кроме постели под высоким пологом да еще столика и лампы с ее бледным ореолом, за которым разверзлась черная бездна.

Топ! Топ! Топ!

– Больше никакого страха, – произнесла старуха. – Пускай другие трепещут.

Девочка вне себя от ужаса попятилась в кромешную ночь, продолжая взывать к любимому брату: Бо! Милый мой! Вернись ко мне!

— Убить! – ответил он и еще раз рубанул сплеча. – Пускай другие трепещут!

– Мои прекрасные зары вышли на битву, – сказала седовласая леди. – О, как же они любят убивать.

– Убей, убей, убей, убей! – пропел мальчик, подражая развеселой мелодии марша. – Убей, убей, убей!

– Любимый! – умоляла Кестрель, чувствуя, как разрывается сердце. – Не покидай меня! Я не смогу без тебя жить…

И вот наконец они появились из мрака. Впереди всех, ловко размахивая золотым жезлом, четко вышагивала высокая красивая девочка в накрахмаленной белоснежной униформе. Длинные золотистые локоны свободно струились по ее плечам, обрамляя миловидное юное личико. Девочке было не больше пятнадцати лет. Маршируя и вращая жезл, она улыбалась. О, эта улыбка! Белый камзол с широкими плечами, туго стянутый на стройной талии, блестел золотыми пуговицами. Безупречно чистые брючки слепили глаз, черные ботинки сияли. Лихо сдвинутая набок остроконечная белая шапочка блестела огненной тесьмой, а за спиной развевался длинный, молочного оттенка плащ, отороченный золотом. Девочка смотрела прямо перед собой, куда-то вдаль и с улыбкой шагала к неведомой цели. За нею вышла из тьмы колонна трубачей, облаченных в такую же форму. Они были столь же юны: тринадцать-пятнадцать лет, не старше – все как на подбор красивы, и все до единого улыбались. Дети бодро маршировали, без запинки играя на ходу. Следом из густой ночи соткались ряды барабанщиков. За ними, распевая во весь голос, держа отточенный шаг и улыбаясь, явились юные солдаты.

Постепенно до потрясенного сознания Кестрель начало доходить, что именно выкрикивают эти красавцы и красавицы в белоснежно-золотых мундирах. Бомен пел ту же самую песню, в которой было всего лишь одно слово.

– Убей, убей, убей, убей! Убей, убей, убей!

Воинственный мотив обладал какой-то особой привлекательностью, и тот, кто хоть однажды слышал его, уже не забыл бы. Мелодия качалась то вверх, то вниз, и затихала, и неумолимо возвращалась вновь.

– Убей, убей, убей, убей! Убей, убей, убей!

Мрак порождал все новые марширующие ряды. Сколько же их? Казалось, воинство готово заполонить Вселенную.

– Мои прекрасные зары, – повторила старуха. – Теперь их ничто не удержит.

Девочка с блистающим жезлом остановилась и зашагала на месте. Оркестр послушно выстроился за нею широкими рядами и сделал то же. За музыкантами прервали равномерную поступь и солдаты. Песня умолкла, однако равномерный топот продолжался, разве что армия никуда не продвигалась. Далеко позади, во тьме, куда не доставал свет лампы, подтягивались к ожидающим новые и новые ряды солдат. Юных, красивых, улыбающихся.

Кестрель отступала во мрак, к пустым коридорам и спасительному камину. Рука ее по-прежнему сжимала серебряный голос, но бедняжка забыла о нем. Не замечала она и того, что горько плачет, глядя только на брата, на нежно любимого брата, который был ей роднее самой себя, а теперь разбивал на части юное преданное сердце.

Братик! Милый! Вернись ко мне!

Бомен и ухом не повел. Как он переменился! Мальчик занял место во главе строя, и клинок его со страшным свистом рассекал воздух, а на устах играла все та же жуткая улыбка… Вообразите: даже сквозь пелену слез Кестрель различила в колонне еще одно знакомое – и одновременно чужое – лицо. Это был Мампо. В бело-золотом мундире заров, уже не дряхлый старик, но и не прежний грязнуля, он сиял от гордости. Поймав заплаканный взгляд девочки, юный красавец радостно помахал ей рукой.

– А у меня новые друзья, Кесс! Смотри, сколько их!

– Нет! – прокричала девочка. – Нет! Нет! НЕТ! Однако мольбы остались не услышанными. Бомен поднял меч над головой, и за его спиной засверкали остальные клинки. Обнажив оружие, армия снова тронулась с места. Красавица с жезлом прошла, чеканя шаг, за братом Кесс, следом двинулись трубачи, флейтисты и барабанщики, а следом, с бравой песней на устах, глядя прямо перед собой и улыбаясь, замаршировали солдаты.

– Убей, убей, убей, убей! Убей, убей, убей!.. – пели они.

Кестрель повернулась и в слезах побежала, спасая свою жизнь.

У кровати воинство разделилось пополам. Холодно заблестели мечи, разрубая на части апельсин на серебряной тарелочке; полетели во все стороны клочья воздушного полога; один из них попал на светильник и загорелся. Спустя мгновение пламя охватило постель. Зары неколебимо шагали вперед, и жаркий костер лишь на миг озарял их красивые юные лица. На пылающей постели недвижно, опираясь на подушки, сидела старуха и любовалась уходящей армией.

Захлебываясь рыданиями, Кестрель выбежала из Чертогов Морах с голосом Поющей башни в руке. Следом, уничтожая все на пути, шагали зары. Изящные платья, развешанные в гардеробной, и стол, накрытый для так и не состоявшегося обеда, погибли под сияющими лезвиями клинков и навеки обратились в прах.

О братик, любовь моя, душа моя!

Девочка громко плакала в отчаянии, убегая неведомо куда, пока не увидела камин с чугунной решеткой. Позади маршировали миллионы ног и пели миллионы разудалых голосов. Некогда задавать вопросы, некогда размышлять. Даже не замедлив хода, беглянка ринулась прямо в огонь, и…

Тишина. Столбы холодного пламени. Яркое сияние. Задыхаясь, трясясь от пережитого ужаса, Кестрель заставила себя остановиться. Жуткий ледяной огонь остудил ее голову, и девочка поняла, что хочет совсем другого. Зачем убегать от родного брата? Разве сможет она жить без него? Если уж Бо изменился, они выпьют эту чашу вместе.

«Никуда я не уйду, – подумала сестра. – Только вместе, навсегда».

Она обернулась. Армия заров наступала сквозь белое пламя, и во главе ее шел любимый брат Кесс. Удивительный костер замедлил его шаги, а кроме того, почти поглотил музыку, и улыбающиеся рты едва шептали, словно издалека:

– Убей, убей, убей, убей! Убей, убей, убей!

Кестрель твердо посмотрела в лицо Бо и распахнула объятия, так что отточенный меч, который взмывал и опускался с каждым шагом, должен был разрубить ее грудь.

Мы останемся вместе, братик, – беззвучно промолвила девочка. – Даже если ты убьешь меня.

Их взгляды встретились. Бомен все еще улыбался, но песня затихла на его устах.

Я тебя не брошу, – сказала Кесс. – Никогда больше не брошу.

Мальчик приближался. Клинок без остановки взлетал и падал, грозно сверкая.

Я люблю тебя, – плакала Кестрель. – Милый мой брат.

Улыбка погасла, и меч уже не так уверенно рассекал холодный огонь. Близнецы сошлись настолько, что Бомен мог видеть слезы на щеках сестры.

Убей меня, любимый. Только бы остаться вместе.

В его взоре мелькнула растерянность. Клинок поднялся. Один взмах – и смерть… Однако удара не последовало. Мальчик застыл будто вкопанный. Юная красавица с золотым жезлом, чеканя шаг, прошествовала мимо, не моргнув и глазом. Грозное войско невозмутимо двигалось за ней, играя песню и неизменно улыбаясь ледяному пламени. Брат и сестра не отрываясь смотрели друг другу в глаза. Кестрель чувствовала, как понемногу, точно ныряльщик, всплывающий из глубин, к ней возвращается прежний Бомен, которого она потеряла.