Побег из Араманта - Николсон Уильям - Страница 21

– Нет, им нужно другое, – ответила королева Нум. – Могла бы ты кое-что вспомнить?

– А, воспоминания… – Морщинистое лицо скривилось еще сильнее. – Столько всего… – Неожиданно маленькие птичьи глазки уставились на Кестрель, которая находилась ближе других. – Мне ведь целая тысяча лет. Веришь?

– Вообще-то не очень, – призналась девочка.

– Ну и правильно. – Старушка не то закашлялась, не то разразилась сухим смехом. Когда последние звуки утихли, она вновь недовольно поджала губы. – Все, можешь идти.

– Прошу тебя, милая, – вступилась королева помоложе. – Худышки прошли такой долгий путь.

– Тем хуже для них. Лучше бы сидели дома. – Ее величество закрыла глаза и даже зажмурилась из вредности.

– Ничего не поделаешь, – развела руками Нум. – Это теперь надолго.

– А можно, я с ней побеседую? – подал голос Бомен.

– Она уже не ответит.

– Не важно.

Мальчик опустился на пол и прикрыл веки, чтобы лучше сосредоточиться. Немного погодя в голове назойливо загудели, точно злые зимние мухи, мысли старой королевы. Сердито бормочущие голоса, запоздалые сожаления, и над всем этим – невероятная, пронизывающая до мозга костей усталость. Бомен терпеливо проникал сквозь вековые наслоения, все глубже и глубже, пока его разум не наткнулся на пласт чистейшего ужаса, безмолвного и черного, будто самая кромешная ночь. Леденящая бездна разверзлась перед его взором, и мальчик, сам того не ведая, закричал:

– А-а-а! Страшно!

– Что с тобой? – встревожилась Кестрель.

– Она умирает, – промолвил Бомен осипшим голосом. – Это очень близко и очень жутко. Никогда не думал, что смерть – такая…

Внезапно старая королева заговорила не столько для гостей, сколько для самой себя:

– И жить надоело, и туда – боишься.

В этом скрипе несмазанных пружин детям послышалась нотка удивления. Королева открыла глаза и внимательно посмотрела на мальчика.

– Худышка, маленький худышка, – по сморщенным бескровным щекам потекли ручьи слез. – Как же ты забрался в мою душу?

Бомен тоже заплакал – не от грусти, а потому что в этот миг сердца их были едины. Королева подняла трясущиеся руки; мальчик понял, чего от него ждут, и, приблизившись, позволил обнять себя. Мокрые щеки прижались к его лицу. Слезы ребенка и дряхлой, как мир, старухи смешались в один поток.

– Юный воришка, – шептала королева. – Ты украл мое сердце.

Кестрель смотрела на брата с гордостью и восхищением. Вот это да! Хотя порой близнецы понимали друг друга так, словно у них на двоих было одно тело и один разум, но фокусы с проникновением в чужие чувства всякий раз превосходили разумение девочки. За это она еще сильнее любила брата.

– Ну, ладно, ладно, – приговаривала старая королева, прижимая к себе юного гостя. – Что уж теперь плакать…

Ее величество Нум благоговейно вздыхала, глядя на них.

– Ничего не поделаешь. – Почтенная леди ласково погладила мальчика по грязным волосам. – Ничего не поделаешь.

– Пожалуйста, – промолвил Бомен. – Не могли бы вы нам помочь?

– Какой прок от развалины вроде меня, худышка?

– Расскажите о…

Кестрель беззвучно предупредила.

– … о том, кого здесь не называют.

– Ах, вот оно что.

С минуту старушка молча гладила мальчика по голове. Затем послышался ее тихий голос, будто бы долетевший из дальней страны воспоминаний:

– Говорят, он крепко спит и будить его нельзя, ибо… Как, бишь, там дальше? Была ведь причина! Столько лет прошло… погодите! Я знаю!

Глаза ее расширились, словно увидели давно позабытый кошмар.

– Они шагают, губят всякую жизнь и продолжают неудержимо шагать. Не ведая жалости. Не ведая поражений. О небеса, сжальтесь надо мной и позвольте покинуть этот мир прежде, чем они вернутся!

Королева уставилась в темный угол, окаменев от ужаса, точно враг уже явился оттуда.

– Зары, да?

– О, юные худышки! – дрожала старуха. – За долгие годы я вытеснила их из памяти, а нынче… Бабушка рассказывала мне то, что слышала от своей бабушки, а та воочию видела все эти черные ужасы. Последний марш заров – о, горе нам, горе! Лучше смерть, чем пережить подобное!

Тут она так часто и хрипло задышала, что Нум выступила вперед и положила ей руку на плечо.

– Довольно, милая. Передохни.

– Мы знаем, как заставить Поющую башню снова запеть, – вмешалась Кестрель.

– А-а, – протянула старая королева и заметно успокоилась. – Башня… Если б только ее услышать… Тогда бы я ничего не боялась.

Девочка развернула перед ней карту.

– Вот куда нам нужно идти. Правда, мы плохо разбираемся, что к чему.

Ее величество приняла свиток, несколько раз подслеповато изучила его, вздохнула, и взор ее затуманился, обратившись в ушедшие дали.

– Дитя мое, где ты взяла это?

– Император дал…

– Ха! Император! Чей он император, хотела бы я знать!

– Вам что-нибудь понятно?

– Понятно? А как же…

Трясущийся скрюченный палец указал прямую черту на пожелтевшем пергаменте.

– Когда-то здесь пролегал Великий Путь, настоящее чудо! Маленькой девочкой и я побывала там. Тогда вы ни за что не сбились бы с дороги: давным-давно ее указывали великаны…

Костлявая ладонь двинулась дальше.

– Не проглядите мост, потому что другого нет. Только он ведет через… как же оно называлось? Провалиться, ненавижу старость!

– Трещина-Посреди-Земли, – подсказала Кесс.

– Верно! А ты откуда знаешь?

– Мой папа читает на языке древних мантхов.

– Неужели? Должно быть, он еще старше меня. Ведь нас, таких, на свете раз, два – и обчелся. Да-да, видите, вот она, Трещина. Главное – мост не пропустите, он там один…

Голос начал угасать.

– Ты устала, милая, – промолвила королева Нум. – Переведи-ка дух.

– Успею еще наотдыхаться, – пробурчала та.

– А что потом? – спросил мальчик.

– Потом, потом гора… И пламя… И тот, кого не называют вслух. И нужно войти в огонь, а выхода уже не будет…

– Почему? Что с нами сделают?

– То же, что и со всеми, юные худышки. Он украдет ваши любящие сердца.

– У нас нет выбора, – потупилась Кестрель. – Или Поющая башня опять запоет, или зло овладеет миром навеки.

Глаза ее величества распахнулись и подслеповато прищурились на девочку.

– Зло овладеет миром… Это ты верно сказала… Пожалуй… пожалуй, так оно и есть… Нум, отведи худышек на тропы, ведущие к горним землям. Помогай им, чем только сможешь. Пошли за ними вслед нашу горячую любовь. Слышишь меня?

– Да, милая.

Скрип несмазанного железа увял до страдальческого шепота.

– Чему быть, того не миновать, – произнесла напоследок седая как лунь королева.

И задремала хрупким, беспокойным от грозных видений сном.

Ее величество Нум поманила детей и молча вывела их в иные покои дворца, где уже был подан поздний ужин.

– Утро вечера мудренее, – рассудила она.

После еды гостям предложили отдельный угол с мягкими ковриками. Сама же королева опустилась в кресло с высокой спинкой.

– Никогда не сплю в ночь урожая. Сижу вот так и до утра смотрю на малышей. Это умиротворяет мою душу.

Брат и сестра преклонили колени на разбросанных половичках и загадали желания на ночь. Ах, каким неправильным и горьким показался знакомый ритуал без надежных родительских рук и без теплого дыхания крошки Пинпин на лицах! Но лучше что-то, чем ничего, и близнецы тесно прижались лбами, вспоминая родной дом.

Первой заговорила Кестрель – тихонько, дабы не нарушить покоя этих чертогов, наполненных легким детским дыханием.

– Хочу, чтобы мы отыскали голос Поющей башни и поскорее вернулись.

– Хочу, чтобы мама, папа и Пинпин были невредимы, не расстраивались и знали, что скоро мы все увидимся, – отозвался Бомен.

После этого дети свернулись на ковриках, обнимая друг друга.

– Кесс, тебе не страшно? – шепнул мальчик.

– Страшно, – откликнулась сестра. – Зато, что бы там ни случилось, мы будем вместе.

– Все ерунда, главное – вместе, – серьезно кивнул брат. И дети наконец заснули.