Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович - Страница 15

— Ты же говорил...

— Говорил, говорил! — снова взорвался Алексей. — С другим я не смогу...

— Ну, тогда плюнь на все это, — сказал Артем.

— Какой же дурак от таких денег отказывается?

— Видишь, один уже нашелся... — улыбнулся Ар­тем. — Кстати, зачем тебе деньги?

У тебя все есть: отличная квартира, дача, машина... Жены, правда, нет. Так ведь настоящую жену ни за какие деньги не купишь — сам говорил... Я думаю, Леша, жадность тебя обуяла...

— Ну тебя к черту! — отмахнулся Алексей. — Позвоню-ка я Маркелову, он, кажется, в городе...

Вслед за ним Артем вошел в мастерскую. Из огром­ного окна лился яркий солнечный свет.

— Здравствуй, Артем, — услышал он знакомый голос.

— Ты меня так ошарашил, что я забыл тебе ска­зать... — пробормотал Алексей, склоняясь над телефоном.

В глубоком кресле у окна сидела Нина и кормила рыб. Наверное, потому, что яркий свет ударил в глаза, Артем ее сразу не заметил.

— Ты загорел и помолодел, — сказала она и улыб­нулась. — Настоящий крестьянин... Косоворотку бы те­бе, холщовые порты, лапти с онучами и лукошко с семе­нами через плечо и — пошел бы ты сеять по России-ма­тушке доброе, вечное, разумное...

— Пока. ..он посеял смуту в моей душе... — буркнул Алексей.

Набрав нужный номер, он повернулся к ним спиной и стал что-то бубнить.

— Я разыскивал на набережной Кутузова, — сказал Артем. — А тебя, оказывается, всегда здесь можно найти...

— Ревнуешь?

Она снизу вверх смотрела на него, и крапинки в ее глазах слабо мерцали. Сколько же они не виделись? Поч­ти полгода. Ревнует ли он ее?..

— Леша мой старый друг, — сказала Нина. — Ко­гда мне скучно, я прихожу сюда.

Алексей — он сидел на низком табурете в дальнем углу мастерской — горячо говорил в трубку. Уговари­вал Маркелова поехать в Минск.

— Это верно... Леша веселый человек.

— Я рада, что ты ревнуешь. И странно было бы, ес­ли бы не ревновал... Здоровая, чистая натура. Кресть­янин, ты не обижаешься? Я не обольщаюсь, будто ты любишь меня... Тебе просто непонятно, почему я не с то­бой, а с ним.

— Женская душа всегда была для меня потемки, — сказал Артем. — Поэтому я до сих пор и не женился.

— Если бы ты слишком хорошо знал женщин, им было бы с тобой неинтересно...

— Ты имеешь в виду женщин вроде тебя?

— Я не хотела тебя обидеть... Но ты действительно совсем не знаешь женщин... Поэтому ты мне и нра­вишься.

— Что ж, нет худа без добра, — усмехнулся Артем.

Алексей повесил трубку и подошел к ним. Очевидно, он договорился с Маркеловым, потому что лицо у него стало не таким озабоченным, как раньше.

— Вы что-то тут насчет меня проезжались? — с улыб­кой спросил он.

— Я давно заметила, что художники и писатели страшно мнительные люди, — заметила Нина.

— Если ты такая наблюдательная, то скажи, что слу­чилось с Артемом? Приехал из деревни, по-моему, чок­нутый... Я тут гигантское дело провернул, а он чуть бы­ло все не испортил...

— Тебя интересует мое мнение? Так вот, деревня бла­готворно повлияла на Артема.

— Может быть, и мне податься в деревню? — усмех­нулся Алексей.

— Тебе не поможет, — сказала Нина. — Ты слишком городской человек...

— Ты, кажется, осуждаешь?

— Увы, нет. Я сама до мозга костей горожанка. Я бы не смогла прожить в деревне и месяца. По-моему, там живут герои.

— Ну и представление у тебя о современной дерев­не! — сказал Артем.

— Черт побери! — воскликнул Алексей. — У меня тоже есть на Псковщине деревня, где я родился... Слы­шали про реку Великую? Вот на берегу этой реки и жи­ли мои предки. Я там не был тридцать лет. Смутно по­мню клен в саду, реку да баньку с каменкой на самом берегу... Каждый год собираюсь съездить туда, правда, дорога до деревни отвратительная... А что? Возьму да и съезжу!

— Не съездишь, — сказала Нина,

— Вот вернусь из Минска и махну! — загорелся Алексей. — Захвачу этюдник... Поживу там, поброжу по лесам.

— Не поедешь ты, Леша, в деревню, — сказала Ни­на. — Чужая она для тебя... В Таллин, Ригу, Алупку — пожалуйста, это для тебя, а деревня...

— Я же там родился!

— Не огорчайся, — улыбнулась Нина. — Гении рож­даются в деревне, а умирать приезжают в город.

— Спасибо, утешила...

— Так это гении, — сказала она.

3

Хотя пора белых ночей давно прошла, на набережной было светло. Петропавловская крепость, мягко подсве­ченная прожекторами, тянулась в звездное небо. Нева была удивительно спокойной. В берегах отражались ог­ни. Посередине, перекрещиваясь, протянулись широкие блестящие полосы: следы давно прошедших кораблей. Круглая луна огромной медалью впаялась в тихую гладь. У берега дремали две чайки.

Нина сидела на гранитном парапете, Артем стоял рядом и смотрел на воду.

— Почему не спросишь, как живу я, что делаю? — сказала она.

— Зачем?

— Я часто вспоминаю дни, проведенные на даче... Ты был такой милый!

Его раздражал этот снисходительный, чуть насмешли­вый тон. Что-то неуловимо изменилось в ней. А может быть, в нем? Он тоже вспоминал дачу. И много думал о Нине. Но совсем не о такой, которая сидела рядом на парапете. Та Нина была ближе.

— Твои окна выходят на Неву? — спросил он.

— Я вижу из окна, как мимо проплывают парохо­ды, — сказала она и искоса взглянула на него.

— А ты видела мою машину?

Она улыбнулась и тоже стала смотреть на воду. Глад­кая прядь качалась у белой щеки.

— Один раз ты стоял больше часа... — заговорила она, не поднимая головы. — Вон там, не доходя автобус­ной остановки. Курил и бросал сигареты в воду... Кста­ти, дай сигарету.

Она закурила. И Артем подумал, что тогда, на даче, она не курила... Однако по тому, как она держала сига­рету и выпускала дым, было видно, что не новичок.

— Покажи, где твое окно, — сказал он. — Впрочем, не надо...

— Зачем тебе окно? Я ведь здесь. — Она посмотре­ла ему в глаза.

— Здесь? — усмехнулся Артем. — Ты далеко-далеко.

— Не хочешь пригласить меня в свою милую дере­вушку?

— Это поселок, — сказал Артем.

— Расскажи, где он?

Артем нехотя стал рассказывать о Смехове, о кош­марной дороге расстоянием в три версты с гаком, о до­ме, который сейчас строит некий Серега Паровоз­ников.

Нина внимательно слушала и, когда Артем замолчал, сказала:

— Хочешь, я к тебе как-нибудь приеду?

— Вот дом построю...

— Ты не хочешь, чтобы я приехала, — сказала она. Причем без тени огорчения, с улыбкой, которая раздра­жала Артема.

— Ты и так не приедешь, — сказал он.

Она спрыгнула с парапета, ладонями разгладила на бедрах юбку.

— Надолго ты в свое Смехово, крестьянин?

— Думаю, что да.

— Не смотри так на меня, пожалуйста, своими прон­зительными серыми глазами... Ну чего ты пытаешься во мне найти? Если царевну Несмеяну, то напрасно. Я со­временная женщина без предрассудков. А тебе нужна со­всем-совсем другая... Крестьянка, например. Когда влю­бишься, напиши ее портрет и покажи мне. Только вряд ли тебе удастся женский портрет...

— Я постараюсь, — сказал Артем.

— А почему ты ни разу не предложил мне позиро­вать? — спросила она. — Алексей уже кучу этюдов сде­лал, но я их все забраковала...

— Уж если такой знаток женской натуры не смог, то где уж мне...

— Где уж нам уж... Ты уже и разговариваешь, как крестьянин.

— А ты действительно совсем не знаешь деревни. Крестьяне — это давно устаревшее понятие...

— Что же ты замолчал? Скажи, что теперь сельских жителей называют колхозниками. И еще как это? Ну, которые в совхозе работают? Совхозниками?

— Вот видишь... — сказал Артем, усмехаясь.

— Почему ты отказался от такого великолепного за­работка? — спросила она, пропустив его слова мимо ушей. — Алексей потрясен... Он был уверен, что ты с ра­достью поедешь с ним в Минск.

— Я не хочу об этом говорить.

— Оказывается, и я тебя совсем не знаю... — Она стала смотреть на него, будто и впрямь впервые уви­дела.