Тили-тили тесто (СИ) - Андреева Нара - Страница 5

Она толком не помнила, как добралась до квартиры Косогоровых, не помнила, как зашла. В памяти отсталость только черное от горя лицо тёти Лены. Та сидела на диване у гроба покойного супруга, не обращая внимания на людей, которые что-то ей говорили, пожимая руку.

Не сдерживая слез, Вика бросилась к женщине, обняла её, расцеловала, шепча слова сожаления и призывая крепиться. Тётя Лена некоторое время молчала, никак не реагируя, но потом, обняв Вику, всхлипнула:

– Дочка, как хорошо, что ты пришла. Как будто Стасик приехал. Вы для меня всегда были одним целым...

– А что же... Стаса нет? Он не приехал? – удивилась Вика.

– Нет, милая, – горько вздохнула тётя Лена, вытирая слёзы платочком. – Я звонила в клуб, просила передать, что отец... – женщина запнулась, – отец... Но Стас сейчас в Стокгольме. Игра у него будет вечером... Не знаю... – она замолчала, с болью посмотрев на Вику.

– Ну, что поделать, – Вика попыталась оправдать Стаса. – Он человек подневольный, армеец. Значит, не сказали или не отпустили. Ничего... Я с вами, я вам помогу.

В течение всего дня: пока собирались люди, пока были на кладбище, пока поминали, Вика не отходила от тёти Лены ни на шаг. Та с благодарностью принимала её помощь, приговаривая, что если бы не Вика, она бы сейчас совсем растерялась.

И было от чего теряться. Виталия Семеновича Косогорова в городе уважали. Ценили как очень хорошего гинеколога. Он подарил многим женщинам возможность стать матерями, был человеком порядочным и добрым. Кроме того, был далек от карьеризма. Несмотря на то, что ездил по научным конференциям по всем странам мира, так и остался работать в городской больнице, отклонив все приглашения из столицы.

Так что, чуть ли не полгорода пришли проводить его в последний путь. Люди искреннее сожалели об уходе такого человека, сетуя на несправедливость судьбы. Вика принимала людей, рассаживала, предлагала чай, несколько раз бегала в магазин за хлебом, нарезала бутерброды...

Так весь день. Последними ушли коллеги дяди Виталика, напоследок вручив тёте Лене конверт:

– Вот, Елена Петровна, мы тут скинулись, – мягко проговорил высокий усатый мужчина, которого звали Вениамином Павловичем, кажется. – Траты-то у тебя сегодня большие были. Надеемся хоть так помочь. Ты крепись, тяжело, я знаю, сам жену схоронил. Но живым жить...

– Давайте, всё-таки, чайку, тёть Лен? Я же видела, вы весь день ничего не кушали, нельзя так, – тихонько спросила Вика, наблюдая, как женщина уже несколько минут сидит на кухне замерев, будто статуя, и молча смотрит в окно, сжав в руках полученный от коллег конверт.

– Да не смогу я, Викуся, ни пить, ни есть сегодня не смогу. Не волнуйся, я врач, не пропаду, – она грустно улыбнулась. – Спасибо тебе, дочка. Спасибо, что пришла и поддержала. Ты же мне как родная... Сама-то попей чаю, весь день же суетилась, вон бледная какая. Может, приляжешь? Тебе поспать бы надо.

Вика почувствовала, как на неё вдруг навалилась огромная усталость:

– Да, сон мне сейчас не помешает. Пойду я домой, тёть Лен. И вы ложитесь, я вас завтра обязательно навещу.

– Может, у меня останешься?

– Да я бы с радостью, только вот мамка вчера ещё уехала в деревню к бабуле. Дома нет никого, а в нашем районе воры объявились, по ночам по пустым квартирам ходят. Брать-то у нас нечего, да не хочется с последним расставаться.

– Ну, раз так, иди домой, конечно, – согласилась тётя Лена. – И не забывай меня, заходи... У нас тут нет никого, мы ж с Виталиком оба из Осиновки, деревенские. Вся родня там, а здесь только ты и есть...

Домой Вика добралась уже затемно и без сил рухнула в кровать. Она так устала, что заснула прежде, чем закрыла глаза, а когда открыла – оказалось, что уже утро. И совсем не раннее, часы показывали начало девятого.

"Хорошо, что сегодня воскресенье, на лекции не надо, – подумала Вика. – Два пропущенных дня подряд мне бы боком вышли, хоть и отличница".

Умывшись и позавтракав, она решила позвонить тёте Лене. Номер она помнила наизусть, хотя не пользовалась им уже четыре года.

Трубку подняли, и только Вика собралась спросить у женщины о самочувствии, как прозвучал знакомый до боли в сердце низкий голос:

– Слушаю...

Вика вздрогнула и осела на пол:

– Я слушаю, говорите! – устало повторил Стас.

Рука затряслась, и трубка упала Вике на колени.

– Перезвоните, вас не слышно, – раздалось из трубки, и послышались короткие гудки.

– Ты всё-таки приехал, Стас, – прошептала Вика. – Ты приехал... и теперь я об этом узнала. Боже, дай мне сил!

Глава 4

Через некоторое время, измаявшись от бессмысленного метания по квартире, Вика признала, что напрасно попросила у бога сил. Надо было просить бессилия, чтобы сесть спокойно и ничего не делать. А лучше безумия, чтобы вообще ни о чём не думать.

Желание увидеть Стаса было непреодолимым. Как будто не было этих четырех лет, прожитых без него. Как будто не пыталась она каждый день его забыть, невзирая на газеты, пестрившие его фотографиями и регулярно транслируемые хоккейные матчи по телевизору.

В их городе о Стасе говорили, пожалуй, больше, чем во всем Союзе вместе взятом. Ведь Стас был воспитанником местного клуба и его достижениями гордились. Да и почти каждый горожанин утверждал, что знаком с Косогоровым лично. Ничего удивительного, что все её попытки не увенчались успехом. Он по-прежнему снился ей по ночам, иногда она замечала, что стоит у окна и смотрит на дорогу, выискивая знакомую фигуру. Часто бежала вприпрыжку к почтовому ящику, если видела почтальона, в надежде получить письмо. Но Стас ни разу не написал, не навестил. Наверное, за эти четыре года он забыл о ней, что вполне объяснимо. Он был знаменитостью, чемпионом, а она просто студенткой из провинциального города.

Чтобы забыть тот злосчастный разговор в парке и не думать о Стасе, Вика ударилась в учебу с таким рвением, что даже самые вредные и придирчивые преподаватели не находили никаких прорех в её знаниях. Она сидела по ночам в библиотеке, писала реферат за рефератом, участвовала во всех дискуссионных клубах. От клейма зубрилки-отличницы Вику спасало то, что она с удовольствием помогала всем сокурсникам. Но вот от клейма недотроги спастись не удалось. Все перешептывались у неё за спиной, мол, Вика-то Науменкова королеву из себя строит. Тот ей не такой, этот не этакий. Всех кавалеров отшивает. И чего ей, спрашивается, надо? Так ведь и останется в девках на всю жизнь. Все вон по парам давно, даже самые страшненькие замуж собираются. А она всё нос воротит.

Вика это понимала. Но даже когда она с этим пониманием пыталась сходить на дискотеку или погулять с подружками по парку, всё заканчивалось в тот момент, когда какой-нибудь парень пытался с ней познакомиться. Вся её сущность начинала протестовать: "Это не он, не он, не он...". И так каждый раз. И ведь ребята были хорошие, умные, приятные, некоторые так просто красавцы, но ни один из них не был Стасом Косогоровым...

Когда часы показали полдень, Вика не выдержала: "Я только поздороваюсь с ним и всё. Посмотрю на него и сразу уйду, – убеждала она себя. – Скажу, что пришла проведать тёть Лену, скажу, что не знала, что он там..." С такими мыслями она надела пальто, обулась и, открыв дверь, застыла, позабыв как дышать...

Когда их дружба только началась, Стасик очень стеснялся заходить в гости к своей воспитательнице, поэтому всегда ждал Вику, тогда еще Викусю, сидя на ступеньках, прямо напротив их двери. Потом, став школьником, Стас на этом месте ждал её по утрам, чтобы лишний раз не разбудить маму, которая любила подольше поспать в те дни, когда работала во вторую смену. Ну, а когда Стас начал уезжать на сборы, он никогда не предупреждал Вику о возвращении, а вот так потихоньку усаживался на лестничной клетке и ждал пока она куда-то пойдет, чтобы улыбнуться и сказать "вот и я".

Сейчас Стас сидел на лестнице, сжавшись в комок. Некоторое время он словно не замечал её. Потом, вздрогнув всем телом, поднял голову: