Магия цвета ртути - Николс Стэн - Страница 69

— Не думаю, что им интересны взрослые разговоры, — пояснила улыбающаяся женщина.

Они наполнили свои бокалы густым фруктовым соком.

— Ну и как это работает? — повторил свой вопрос певец.

— Я всего лишь новичок и, боюсь, на все вопросы ответить не смогу.

— Это ты рядом с Фениксом новичок, а по сравнению с нами знаешь очень много.

— Ладно. — Куч сделал глоток. — Вообще-то искусство искателя основано на тех же принципах, что и вся магия. Кто знаком с ее основами, легко поймет все остальное.

— Не забудь, ты говоришь с теми, для кого эти твои «основы» — темный лес.

— Как и для большинства людей. Это понятно: зачем им такие знания. Не каждый может стать чародеем. Короче говоря, следует иметь в виду, что, поскольку система полагается на инерцию веры, магия есть повседневная реальность.

— Сильно сказано, — усмехнулся Кинзел, — я, например, окончательно запутался.

— Я тоже ничего не поняла, — поддержала его Таналвах. — Боюсь, Куч, мы не слишком сообразительны.

— Да при чем тут сообразительность! Я ведь не разбираюсь в том, чем занимаетесь вы, ни в твоем пении, Кинзел, ни в... — Юноша посмотрел на Таналвах и, почувствовав смущение, закашлялся, а затем торопливо предложил: — Может быть, я попытаюсь изложить вам все так, как рассказывал мне Домекс, мой учитель?

Кинзел и Таналвах переглянулись, обменявшись тайными улыбками.

— Он говорил, что наше восприятие магии немного похоже на то, как, должно быть, зародилась речь.

Видимо, на лицах слушателей опять отразилось полнейшее непонимание, поскольку парнишка торопливо добавил:

— Это совсем просто. Представьте себе глубокую древность, когда наши предки были до крайности примитивны.

— Это что, еще до основателей? — поинтересовалась Таналвах.

— Думаю, после. Но точно никто не знает. Все, связанное с основателями, — настоящая тайна, покрытая мраком. Нам даже неизвестно, были ли они людьми в том смысле, какой вкладывается в это слово сейчас.

— Звучит пугающе. Но извини, мне не следовало тебя прерывать.

Куч улыбнулся.

— Все в порядке. Но, наверное, лучше обойтись без разговоров об основателях, стоит их упомянуть, как все начинает усложняться. Просто представьте себе время, когда люди были совсем дикими, и подумайте, как мог зародиться язык. Вполне возможно, кто-то указал... ну, скажем, на дерево и произвел звук, который как бы отделил таким образом деревья от всего остального. Потом, если все соглашались с тем, что этот звук или сочетание звуков означает большую штуковину с ветками и листьями, у дерева появлялось словесное обозначение. То же самое можно сказать в отношении всего остального: солнца, реки, луны, барса — чего хотите. Если люди признавали то или иное звукосочетание соответствующим тому или иному явлению, они таким образом пополняли словарь своего зарождавшегося языка. Философы называют этот процесс «соглашением». Это означает — все соглашаются признать реальность.

— Однако те, кто верит в богов, считают, что языки людям дарованы свыше.

— Боги вовсе не создали людей с изначальным умением говорить друг с другом, точно так же как не сотворили нас... ну, например, с врожденной способностью укрощать лошадей. Они даровали нам разум, чтобы мы могли учиться и развиваться. Иначе — почему бы им сразу не создать нас совершенными?

— Выходит, стремясь к просвещению и самоусовершенствованию, мы исполняем божественный замысел?

Все это интересно, — сказал Кинзел, — только непонятно, какое отношение имеет к магии?

— Параллель здесь касается восприятия, — пояснил Куч. — Говоря проще, мы постигаем магию, потому что приходим к коллективному соглашению о том, что магия, доступная постижению, существует. Но делаем мы это, разумеется, совершенно неосознанно.

Певец задумался.

— Постой, но не равнозначно ли это заявлению о том, что магии не существует?

— Ничего подобного. Дерево существует, неважно, дали мы ему имя или нет. Так же обстоит дело и с магией. Мы разработали своего рода словарь для магии таким же образом, как дали имена окружающим нас вещам, вот и все.

— А как это связано с искательством?

— Видимо, это способность, восходящая к примитивному сознанию, существовавшему до того, как вещи получили имена и люди пришли к коллективному соглашению насчет магии.

— Это поразительно!

— Куч, ты, оказывается, такой умный, — сказала Таналвах.

Юноша зарделся от такого комплимента.

— Мне еще учиться и учиться. К тому же должен признаться, с умом моя способность никак не связана. Это прирожденный дар, очень редкий. Мне просто повезло.

— Но если эта способность унаследована от давних, только начавших познавать мир предков, она должна быть заложена где-то глубоко внутри каждого из нас, — рассудил Кинзел. — Разве не так?

— Наверное, так. Думаю, «искатели» — именно те люди, в ком пробуждается это древнее качество. Возможно, дар искательства — не шаг вперед, а возвращение к прошлому, не обретение нового, а отсутствие чего-то, что должно было привиться позднее. Но точно этого никто не знает. Просто некоторые люди имеют такую способность, так же как другим удается отыскивать воду или залежи минералов с помощью ивового прутика, а кое-кому — предсказывать пол будущего ребенка.

— Значит, эту способность можно отточить, но не развить с нуля?

— Прежде всего она должна быть. Но если есть, ее можно усовершенствовать путем тренировки.

— И как ты тренируешься?

— По принципу: «Зри и сомневайся». Учусь не воспринимать все увиденное в качестве того, чем оно кажется: «Зри и сомневайся». Боюсь, что вы ничего не поняли — наставник из меня никудышный. Феникс, тот наверняка объяснил бы лучше.

— А как ты с ним ладишь? — поинтересовалась Таналвах. — Должно быть, непросто приспособиться к новому учителю.

— Он учитель, но не мой. Моим всегда останется Домекс. Я могу перенимать знания у другого, но этим словом назову его только из вежливости. Феникс весьма воодушевляет, но порой мне кажется, что он немного не в себе.

Все рассмеялись.

— Тебе, наверное, еще долго учиться, — заметил Кинзел.

— Вечно. Магия неисчерпаема, и это дело всей жизни.

— А это действительно то, что тебе нужно? — спросила Таналвах. — В конце концов, тебя отдали в ученичество в детстве, когда ты едва ли мог сделать осознанный выбор.

— Я очень рад, что все сложилось так, как сложилось, и бесконечно благодарен Домексу. Он был хорошим, добрым наставником и научил меня именно тому, что требовалось, хотя сам я тогда этого еще не осознавал.

— Ты воздаешь ему должное, а это лучшая эпитафия, какую может заслужить человек, — сказал Кинзел. — Послушай, ты ведь знаешь, что я сегодня пою. Концерт в канун Дня свободы. Сплошной фарс, но никуда от этого не деться. Таналвах с детьми будет там. Может, и ты придешь?

— Спасибо, но я не могу. Извините, но мне необходимо подготовиться к завтрашнему дню.

— Ах да, задание. Прости, я сказал глупость. Тебе следует хорошенько выспаться.

— Прежде всего, я должен еще потренироваться с Ритом.

— Он пугает меня, этот твой Рит, — прямо заявила Таналвах. — Неужели такое дело нельзя поручить кому-то другому?

— Тан! — воскликнул Кинзел.

— Что «Тан»? С ним рядом всегда ходит беда.

— Но вы же с ним... — начал Куч.

— Квалочианцы? Да это так. — Она бросила взгляд на Кинзела. — Кажется, мне уже приходилось обсуждать эту тему. Мы с ним соплеменники, но это не имеет отношения к тому, что Кэлдасон очень опасен. И необычен, с какой стороны ни взгляни. Этот его недуг, долгие годы жизни.... Короче говоря, будь осторожен.

— А по мне, так он — самый достойный человек, какого я когда-либо встречал.

— Спорить не стану. Но в душе у него угнездилась тьма.

Куч не обиделся, ибо понимал, что по большому счету его собеседница права, поэтому не стал с ней спорить.

— По-моему, он не верит в богов, — заметил юноша. — Если когда-то и верил, то, похоже, эту веру утратил. И все равно я буду за него молиться.