Точка отсчета - Николаев Андрей - Страница 43

— А вот после и скажешь.

Девица принесла бутылку шампанского в серебряном ведерке и фужеры, осыпанные по кромке ледяной крошкой. Седов налил вино, поднял фужер.

— За приятный отдых, — провозгласил он.

Шампанское было ледяное и вкусом напоминало землянику. Жаклин залпом выпила свой фужер и требовательно посмотрела на Седова.

— Не развлечься, так хоть напиться, — сказала она. — А почему ты заказал только одну бутылку?

Ответить Седов не успел, потому, что вокруг их столика возникла стена света, переливающаяся всеми цветами радуги. Жаклин даже захлопала в ладоши от восторга и ткнула пальцем, будто проверяя светопоглотитель на прочность.

— Ух, ты! А теперь что?

Как бы отвечая на ее вопрос, светильник над столиком погас, и сквозь световую завесу к столику скользнула женская фигурка. Одновременно с ее появлением заиграла музыка, заискрился лед на фужерах, отражая галогенную радугу, заиграла острыми искрами невесомая одежда танцовщицы и Седов вдруг понял, что, несмотря на весь свой скептицизм, он также, как и Жаклин, ждет праздника. Ну, может, не праздника, а небольшого приятного приключения, несмотря на то, что уже давно забыл, что это такое.

На стриптизерше было надето нечто вроде туники, узкое, легкое, подчеркивающее мягкими складками изгибы фигуры. Огромные глаза, темные, манящие, обрамленные крыльями белых ресниц, казались бездонными на загорелом лице. В сложной высокой прическе посверкивали гранями крохотные диогенные кристаллы. Девушка легко кружила вокруг столика, невесомо касаясь клиентов, и Седову почудилось, что возле них порхает неземное существо, призывающее оставить этот шумный, грязный, злой мир и улететь с ним туда, где нет проблем, а есть только нега, утонченные ласки и воплощенные желания.

Жаклин, восхищенно глядящая на танцовщицу, была похожа на ребенка, к которому пришла фея и который ждет волшебных подарков, но боится, что встреча с чудом всего лишь сон и в самый интересный момент наступит пробуждение.

Световой занавес почти погас, странная тревожащая мелодия ускоряла темп. Седов почувствовал, как прохладные пальцы коснулись его лица, ощутил дурманящий аромат. Девушка замерла перед столиком спиной к зрителям, раскинула руки и ее одежда скользнула вниз по талии и бедрам, опадая, как лепестки цветка. Полутьма мешала рассмотреть тело девушки в деталях, что делало его еще более таинственным и прекрасным.

Взрыв света, поддержанный музыкальным сопровождением, разрядил затянувшееся ожидание. Танцовщика на мгновение исчезла в вихре света, искр, высверков и, когда зрители пришли в себя, она уже парила над столиком, почти не касаясь стального шеста. Она летала, легко и изящно возникая из сполохов, скрываясь в мерцании, и ее обнаженное тело казалось продолжением света и музыки.

Седов, по старой привычке, отметил преобладание в освещении зеленых, синих и красных тонов в освещении, имеющих гипнотическое воздействие на психику. Звуковой ряд показался ему перегруженным низкими частотами, но думать о том, какими средствами достигается очарование спектакля, не хотелось, и он полностью отдался завораживающему зрелищу.

Столик казался погруженным в таинственную глубину океана. Над Седовым и Жаклин парили тени. Они проплывали между ними, на мгновение скрывая их друг от друга, и танцовщица казалась повелительницей глубин, приветствующей своих гостей. Она выглядела такой эфемерной, что Седову хотелось потрогать ее, чтобы убедиться в том, что она существует наяву. Он будто уже ощущал ладонями это гибкое тело, эту гладкую кожу, касался крепкой груди, лаская пальцами набухшие соски, окруженные темными ореолами. Пусть она только приблизится… куда он положил деньги? Ее следует поощрить. Нет, он не собирается ее покупать — такое существо не купишь, он просто заинтересует ее сверкающими бумажками, заставит приблизиться. Куда он положит эти фантики, а-а… на ней еще остался клочок материи внизу живота! Туда. Только туда, а когда она освободится от него, снимет последний покров, можно будет… А когда эта девчонка успела скинуть куртку, и почему она расстегивает рубашку? О-о… они нашли общий язык, они тянутся друг к другу. Но Жаклин! Да, она права. Здесь нельзя находиться одетым. У нее прекрасное тело, зачем, она его скрывала? И грудь такой формы, что можно только пожалеть, что ты не художник. Это надо запечатлеть, оставить потомкам и пусть поколения…

…глаза в глаза, и руки касаются тела. А почему нельзя? Я только коснусь, только трону, чтобы пронести по жизни воспоминание… вот, вот все, что есть. Мало? Я достану еще, только не уходи…

Они сидели с Жаклин рядом, сдвинув стулья, а танцовщица сидела между ними, устроившись на коленях Седова. Головы всех троих соприкасались, будто они были заговорщиками, поверяющими друг другу сокровенные тайны. Все трое тяжело дышали, на груди танцовщицы блестели мелкие капельки пота, Жаклин пыталась язычком коснуться ее сосков, а Седов дышал, как кашалот, слишком долго находившийся под водой.

Девушка медленно, будто нехотя выскользнула из их объятий. При нормальном освещении она осталась красивой, изящной, как статуэтка, но волшебство, тайна исчезли. Вздохнув, она на прощание прижалась щекой к щеке Седова, поцеловала Жаклин в губы и исчезла за стеной света.

Седов прочистил горло, строго посмотрел на Жаклин и принялся натягивать джемпер. Когда он успел его снять, вспомнить не удалось.

Световая стена погасла, открывая зал со столиками, стойкой бара и посетителями, которых заметно прибавилось, Жаклин ойкнула, прикрываясь руками — рубашка на ней была расстегнута и спущена до пояса.

Седов деликатно отвел глаза, давая ей привести себя в порядок, потом нахмурился и пошарил по карманам.

— Я бы выпила еще шампанского, — сказала Жаклин, застегивая последнюю пуговицу.

— Я бы тоже, — буркнул Седов, — только деньги кончились.

— А ты что, все поменял?

— Не все, но не осталось ни цента.

— Класс! Интересно, сколько эти девчонки зарабатывают?

Пойдем на воздух, — Седов поднялся из-за столика, — в следующий раз придешь сюда с Кристиной. Может она не такая впечатлительная. Или, хотя бы, более осторожная.