Девятый император - Астахов Андрей Львович - Страница 42

– Не размажет.

– А что будет, если ты проиграешь поединок?

– Нас осудят.

– Проклятье! Веселенькое дело! Акун, ты должен его побить.

– Я его побью.

– Я говорю серьезно.

– И я говорю серьезно.

– Не давайте ему говорить с девкой! – воскликнул Прокоп. – И пусть посмотрят, нет ли на старике каких-нибудь зачуров особенных. Против воина я буду драться, а против колдуна нет.

«Боится», – с горечью подумал Радим. Тем временем Акун вышел из-под навеса и встал между Руменикой и крыльцом, спокойно скрестив на груди руки. Толпа чуть попятилась назад, когда он шагнул в ее сторону.

Прокоп старательно выбирал копье. Ему подали несколько, но дружинника то заточка лезвия не устроила, то древко показалось хлипким. Наконец он выбрал. Так же тщательно Прокоп выбирал щит. По знаку Радима один из воинов подал Акуну свое копье с остро отточенным листовидным наконечником на отполированном ясеневом древке. Акун попробовал острие, остался доволен.

– А щит? – спросил Радим.

– Щит стесняет движения, – ответил старый милд. – Мне он ни к чему.

– Так не по правилам! – запротестовал Прокоп. – Пусть берет щит!

Толпа зароптала: поступки Акуна казались ей непонятными, потому росла тревога за княжеского поединщика. Акун пожал плечами.

– Дай мне свой щит, – попросил он одного из воинов.

Поединщики встали перед Радимом. Воевода внимательно оглядел каждого. Вот стоят двое, и поди догадайся, который из них одержит победу. Оба крепкие опытные бойцы: Прокоп моложе и сильнее, зато чужеземцу выучки и опыта не занимать. Про себя Радим уже твердо решил одно – он остановит поединок, если запахнет большой кровью. Оба этих воина заслуживают жизни.

– Оружие менять нельзя, лежачего не бить, по моему знаку поединок прекращать, – объявил он. – Начинайте с Богом! Пусть Бог отдаст победу правому!

Поединщики разошлись по сторонам круга диаметром шагов в двадцать пять-тридцать, который образовался перед крыльцом терема. Над майданом повисла напряженная тишина, все ждали начала боя. Еще какое-то время поединщики изучающе смотрели друг на друга.

– Может, отступишься, старче? – сказал Прокоп. – Не хочу тебя убивать.

– Поздно, парень. Начинай!

Прокоп бросился вперед. Этот бросок дружинника толпа встретила торжествующим ревом. Наконечники копий встретились с лязгом, и оба поединщика в этот миг скрестили не только копья, но и взгляды. Прокоп отпрыгнул в сторону и пошел по кругу, направляя копье в сторону Акуна. Милд спокойно стоял на месте, опустив щит, словно учитель боевых искусств, наблюдающий за действиями ученика.

Прокоп атаковал. Он целил в ногу Акуна, но удар пришелся в край щита. Прокоп отвел копье и попытался кольнуть Акуна в живот, однако старый милд был начеку. Прокоп опять начал кружить вокруг противника. Он избрал простую и эффективную тактику – изматывать противника, стараться нанести ему побольше мелких ран, чтобы лишить сил, а потом добить одной быстрой и сокрушительной атакой. Но пока Прокоп осторожничал. Он продолжал описывать круги вокруг Акуна на почтительном расстоянии, не рискуя менять дистанцию. Он понимал, что Акун может поймать его на контратаке и решить исход боя всего одним точным ударом. В глубине души Прокоп понимал, что старый милд защищает свою жизнь, жизнь девушки, которая сейчас сидит и ждет исхода этого поединка с надеждой и трепетом в душе, что он не собирается убивать своего противника, но… Бой есть бой, и победу может одержать только один. Прокопу не хотелось быть побежденным.

Он отважился на атаку, выбросил вперед копье, целя влево от края щита, но Акун без труда отбил выпад и сам нанес удар. Как в страшном сне, Прокоп увидел, как стальной наконечник проходит в дюйме от его ноги. Он отшатнулся, выставив перед собой щит. Нового удара не последовало, Акун спокойно ожидал на месте новой атаки. Прокоп вдруг пожалел, что выбрал копье. Он понадеялся на свою ловкость и отменный глазомер, но Акун ни в чем ему не уступал. Наверное, стоило бы выбрать меч. Или топор. Старик бы быстрее вымахался.

Хладнокровие Акуна пугало. Старый милд был без доспехов, только в кожаной тунике, которую острый наконечник копья пропорет без труда. И при этом он почти не закрывался щитом, лениво, как бы нехотя отбивал выпады древком копья, точно палкой отмахивался от Прокопа. И тут Прокоп понял, что зря взял щит. Старик был прав, щит только мешает, сковывает движения. Собравшись с духом, дружинник сбросил щит с руки.

Толпа загудела, крики поддержки Прокопу смолкли. Никто из зрителей не мог понять, что он делает. Но Акун понял, и тоже бросил щит. Теперь никакого защитного вооружения ни у одного, ни у другого не было: Прокоп был в стеганом поддоспешнике и без шлема.

Псковитянин был опытным охотником. И сейчас он попытался убедить себя, что перед ним не опытный заморский воин, а медведь, которых он на своем веку добыл великое множество. Взяв копье обеими руками, Прокоп вновь двинулся по кругу. Медведь, говорил он себе. Всего лишь медведь, и этого медведя он убьет.

Акун стоял в оборонительной позиции. Копье он держал, как боевой шест, за середину древка, отставив руку от корпуса – так всадник держит копье, положив его перед собой на седло параллельно земле. Дружинники Радима следили за движениями чужеземца во все глаза, им еще никогда не приходилось видеть такой техники обращения с копьем. И еще они заметили, что Акун ни на мгновение не отрывает взгляда от лица Прокопа.

Прокоп пошел вперед. Его удары были точны и смертельно опасны. Однако Акун даже не попытался их отбить. Он просто уворачивался от них с ловкостью, невероятной для человека его возраста. А потом он внезапно атаковал сам, и толпа ахнула. Прокоп оказался на земле. Незаметный тычок тупым концом копья в живот повалил его на снег.

– Ох! – вырвалось у Радима.

Акун будто в издевку всадил копье в снег рядом с головой Прокопа, тут же выдернул оружие – и отошел к границе круга, ожидая, когда его противник соизволит продолжить поединок. Руменика почувствовала, как уходит из сердца рвавшая его тревога. Она теперь не сомневалась, что ее волшебный, фантастический, непобедимый Акун отстоял ее и себя в этом поединке.

Прокоп вытер рот горстью снега, взял копье наперевес. Он решил на этот раз провести обманную атаку в грудь, а когда старик поднимет копье, чтобы перехватить удар, попытаться повалить его, направив копье между ног и действуя им как рычагом. Первая атака сорвалась, Акун опять ушел из-под удара. Но Прокоп был настроен сейчас же закончить бой. Сейчас или никогда. Все его существо теперь обреталось в острие копья. Одна атака, и все будет кончено.

Акун сделал все так, как и ожидал его противник. Когда наконечник копья Прокопа устремился ему в грудь, старый милд парировал удар отводом вверх. Этого и ждал Псковитянин; молниеносно отведя копье назад, он бросил его вниз. Потом был миг торжества, когда древко копья оказалось меж коленей Акуна. Прокоп с победным ревом рванулся вперед, поворачивая свое оружие и укладывая противника на снег.

Старый милд упал на спину, как ожидал Прокоп. Но дальше случилось то, чего дружинник просто не мог предвидеть. Замахнувшись, чужеземец ударил его копьем по голове, будто дубиной. Удар оказался такой силы, что древко разлетелось в щепки, а Прокоп без чувств свалился в утоптанный снег, орошая его кровью из раны на макушке.

Акун подобрал с земли обломок копья с наконечником, приставил острие к горлу Прокопа и спросил:

– Закончим поединок?

– Закончим, – Радим закашлялся, замахал рукой. – Поле твое! Только не убивай.

– Я и не думал, – Акун отшвырнул обломок.

Руменика с радостным визгом выбежала из-под навеса, бросилась старику на шею. По знаку Радима дружинники подняли бесчувственного Прокопа, унесли в терем.

– Вы свободны, – сказал Радим. – Бог был на вашей стороне. Можете уезжать на все четыре стороны. Но сначала прошу тебя, воин, будьте моими гостями. Позволь загладить ту обиду, которую я вам невольно нанес.