Девятый император - Астахов Андрей Львович - Страница 37

Руменика судорожно открыла глаза, пытаясь понять, что происходит. И увидела здоровенного парня в безрукавке из лосиной кожи. Парень стоял возле нее и улыбался. Лицо у него было простое, все в веснушках, глаза лазурно-синие и пьяные – верно, парень уже влил в себя не один ковш меду.

– Спишь? – Парень еще раз тряхнул ее. – Не, проснулась вроде!

– Чего тебе? – недовольно спросила Руменика.

– Я же говорю, что баба! – Парень довольно заржал. – Мы тут промеж себя поспорили, мужик ты или баба. Они говорят – парень, а я говорю – баба.

– Ты проспорил. Вали отсюда.

– Э, нет! – Парень подсел за стол, уставился на нее. – Я и думаю; чего это баба на манер мужика в портах ходит? Может, так теперь у баб иноземных заведено?

– Ну что, Халзан, баба али нет? – заорали из-за дальнего столика.

– Аккурат баба! – ответил конопатый и снова идиотски осклабился. – А то можно штаны снять и посмотреть.

Что-то свистнуло в воздухе, и в столб рядом с головой конопатого впился блестящий орион. Парень отшатнулся, побелел, как бумага, потянулся за ножом на поясе. Но Акун уже приставил конец своего страшного посоха к его горлу.

– Мне начинает надоедать этот город, – сказал старый милд. – А особенно его жители. У нас бы такого засранца выпотрошили в одну секунду.

– Я Халзан, отрок воеводы Радима Резановича! – запинаясь, проговорил парень. – Не надо задираться со мной.

– Ах, вот как! – Акун нажал на посох. – Я дрожу от страха.

– Опусти свою палку, старче, – сказал старший в той компании, к которой принадлежал конопатый парень, средних лет мужчина с бритой головой и обильной сединой в бороде. – Парнишка не хотел обидеть твою дочку. Так, пошутил немного.

– Я погляжу, в этом городе вообще принято шутить, – сказал Акун. – Может, мне тоже пошутить?

Никто не заметил, как старый милд достал из кармашка на бандольере второй орион, как метнул его, но только стальная разящая звезда угодила прямо в середину стола, за которым сидели приятели Халзана. На лбу конопатого выступили капли пота.

– Ты кто, дед? – седобородый воин перевел взгляд с ориона, глубоко засевшего в столешнице, на Акуна. – Вижу я, что воин ты знатный. Какого роду-племени будешь?

– Моя страна далеко, – произнес Акун. – Отсюда не увидишь.

– И по-нашему ты говоришь зело чисто. Может, ты колдун?

– Я простой путник. Мы с дочкой едем в славный город Новгород к тамошнему правителю. Вот моя грамота, – Акун показал седобородому футляр, в котором хранил свои священные тексты и амулеты. – Гривну посольскую показать, или так поверишь?

– Так ты, старче, посол? – Седобородый воин развел руками. – Ну, прости, коли обидели. Мы ведь не нарочно.

– Извинения приняты. – Акун убрал посох с шеи Халзана, и молодой человек поспешно отступил к своим товарищам. – Только больше не надо шутить. Мы с дочкой устали с дороги, и нам не до шуток.

Жаркое из свинины с кислой подливой оказалось отменным, а вот вино было скверным. Хозяин корчмы выдал за романею какую-то бурду. Руменика со вздохом подумала о белом шабюте или розовом венарриаке из императорских погребов. Акун же спокойно допил остатки кислятины из котелка, даже не поморщившись.

После ужина хозяин корчмы повел их в комнату, которую им определил. Комната оказалась довольно просторной, с широкой кроватью и столом на козлах. Свечей здесь не жгли: в углу стояло что-то вроде зажима, куда вставляли длинную горящую щепку. Однако Руменику сейчас интересовала только кровать. Голоса корчмаря и Акуна, торговавшихся из-за платы за комнату и ужин, будто шли откуда-то издалека. Наконец Акун прекратил спор, отрубив своим охотничьим ножом кусок от золотого слитка – того самого, на который пошли деньги Гармена ди Браста.

– Золото? – Хозяин удивленно попробовал рубль[25] на зуб, просиял. – Вот дела! Да ты слово свое держишь, чужеземец!

– Он ушел? – Руменика уже лежала на кровати и с трудом ворочала языком. – Единый, как я хочу спать!

– Давай сниму сапоги, – Акун стянул с Руменики один сапог, потом другой, заботливо растер озябшие ступни девушки. – Раздевайся и лезь под одеяло. Я выйду.

– Где ты будешь спать, Акун?

– Там, где должен. У двери.

– Нет-нет, ты ляжешь со мной! Я тебе доверяю.

– Не говори глупостей. Эти люди видели у меня золото. Мы хорошо утерли нос ратникам местного воеводы. Беспечность опасна. Я лягу на пороге. Через меня они не пройдут.

– Акун, ты слишком добр ко мне.

– Я помню, кого я сопровождаю.

Ну да, подумала Руменика. Акун помнит, кого он сопровождает, Она совсем забыла, что она теперь не Вирия, девочка из портовых трущоб Гесперополиса, и даже не Руменика ди Крифф, дочь воина-скроллинга. Нет, она, конечно, Руменика ди Крифф, но в то же время… Вот проклятье, мысли совсем перемешались, ее голова уже спит. С того момента, как они попали в эту неведомую страну, в эти снега и леса, ей вообще кажется, что она спит и видит бесконечный нелепый сон. А тут еще ей открылась тайна ее рождения. Забавно, ужасно забавно! Она до сих пор не отошла от шока, который испытала в лесу, в тот момент, когда Акун показал ей тот магический шар…

– Акун! – Руменика закрыла лицо руками, выпуская поводья лошади. – АКУУУУУУН!

Лошади заржали, потом Руменику словно тряхнуло в седле. И стало тихо. И светло. Когда девушка отважилась открыть глаза, она не узнала поляну. Был день – пасмурный и зимний. Вокруг нее был снег, много снега, огромные сугробы, наметенные под деревьями. Это был совсем другой лес. Не Солтьерский. В просвет между высокими соснами виднелась зимняя дорога.

Она вышла из транса только, когда Акун набросил ей на плечи пушистую волчью шубу.

– Акун, где мы? – спросила она.

– Мы прошли Круг, – ответил старик. – Теперь я могу рассказать тебе, куда и зачем мы пришли.

– Разве это не Солтьерский лес? Не Рошир? – Руменика сама прекрасно понимала, что это не Солтьерский лес и не Рошир.

– Это совсем другой мир. Мы вышли за границу Круга и оказались в другом мире.

– Проклятье, но я совсем не хочу тут оставаться! Тут чертовски холодно. Мне здесь совсем не нравится.

– Таково твое предназначение.

– Меня вытащили из императорского дворца в этот ледяной ад ради моего предназначения? Мне осталось только уписаться от восторга! И что же это за предназначение, мать его?

– Перестань ругаться, девочка. Такие слова тебе не к лицу.

– Много ты понимаешь, старый козел, что мне к лицу, а что нет! Посмотри вокруг – что ты видишь? – Она обвела рукой вокруг себя. – Трижды траханный еловый лес и кучи снега в человеческий рост. Хочешь меня убедить, что мое предназначение – сдохнуть от холода в этой сраной чаще? Ну же, говори!

– Ты должна найти своего двоюродного брата.

– Ага, вот еще одна новость; в этой заднице у меня есть брат! – Руменика спешилась; она больше не могла усидеть в седле. – Бьюсь об заклад, это какое-то чудило, которое живет на елке и питается мороженым дерьмом.

– Твой брат – сын императора Ялмара. Посмотри сюда!

Акун продемонстрировал ей тот самый стеклянный шар, который вел их ночью по Солтьерскому лесу. Старый милд что-то шепнул и отпустил шар – тот повис в воздухе и начал быстро вращаться, создавая нечто вроде снежного вихря. Постепенно вихрь уплотнялся, заключив Руменику внутрь плотной белой воронки, и воронка эта постепенно раскрутилась до такой бешеной скорости, что у девушки закружилась голова. Из белой мглы начали проступать очертания какой-то огромной комнаты. Сначала проявились каменные стены, увешанные яркими гобеленами, потом появились пирамиды с оружием, потом знамена, стрельчатые окна с витражами, огромный камин, в котором бушевало яркое пламя и, наконец, не менее огромный стол, за которым могли бы рассесться человек сорок, не меньше. Заснеженная поляна превратилась в роскошный кабинет, теплый и ярко освещенный, снег под ногами – в мозаичный пол. Это было поразительное превращение. Но самое удивительное – за столом сидел человек, глубокий старик с белоснежными волосами и бородой, закутанный в подбитый мехом кроваво-красный плащ с вытканной золотом ладонью на плече. Руменика почему-то подумала, что видит перед собой одного из скроллингов.