Женские фантазии (Герой моих грез, Фантазия) - Браун Сандра - Страница 25

— Мэган, я не могу запросто зайти в чужой дом!

— Но почему?

В глазах дочери читались недоумение и тревога. Не станешь ведь объяснять маленькому ребенку, что иногда взрослые люди предпочитают не открывать, даже если слышат стук в дверь. С другой стороны, повернуться и уйти без объяснений Элизабет просто не могла.

— Это невежливо, понимаешь?

Едва ли Мэган или Мэтт могли поверить в то, что мистер Рэндольф просто не хочет, чтобы его беспокоили. Надо ли им знать, что он, возможно, валяется в постели с подружкой или отсыпается после выпивки? А что, собственно, он мог еще делать? Элизабет, как ни странно, тоже почувствовала тревогу. Вдруг с ним действительно что-то случилось?

— Что, если Тед заболел? А ты не хочешь ему помочь!

— Да, он может умереть, и ты будешь виновата. Ты, мама!

— Хорошо! — воскликнула Элизабет.

Дети знали ее слабости и умело пользовались этим. Главное — разбудить в матери чувство вины, а там уж из нее можно веревки вить. Элизабет открыла сначала стеклянную дверь, затем вторую, деревянную, и оказалась в доме. Дети шли за ней по пятам.

— Нет, вы останетесь здесь! — повелительным тоном приказала Элизабет, не желая разочаровывать детей, которым, весьма возможно, мог бы представиться случай узнать, что такое развенчание кумиров. Какой удар для нежной детской души — застичь своего идола в столь неловком положении! Впрочем, для кого как; может, Рэндольф, застигнутый в постели с подружкой, свое положение неудобным не сочтет.

— Мы пойдем с тобой!

— Нет, оставайтесь здесь. Я выясню, что случилось, и вернусь к вам.

На всякий случай Элизабет вывела детей из дома и закрыла входную дверь на задвижку, затем на цыпочках прошла на веранду. Перед тем как зайти на кухню, она громко позвала Теда по имени. Никто не отозвался. Скорее всего Тед где-то гулял с подружкой, и позже ей придется иметь с ним серьезное объяснение по поводу бессовестного вторжения.

Но его отсутствие никак не объясняло гору грязной посуды на кухне. Целая стопка тарелок в раковине, еще несколько — на столе. Он бы не оставил после себя такую грязь, если бы не серьезная причина.

Не зная точно, как расположены комнаты в доме, Элизабет прошла к парадной двери и вновь позвала Теда. Гостиная оказалась обставленной модно и со вкусом. Вроде бы ничего особенного, но стиль чувствовался. И никаких мужских журналов с голыми девочками.

— Вероятно, он просто держит их в спальне, — прошептала Элизабет.

Сгущались сумерки. Целый день солнце не показывалось. И днем было довольно темно, а сейчас и подавно. К тому же дождь, прекратившийся было, когда она подъехала к дому, снова забарабанил по окнам. Элизабет не включала свет. В пустых просторных комнатах сгущалась мгла. Элизабет неожиданно показалось, что дом наводнили призраки, и она вздрогнула от страха.

— Мистер Рэндольф! Тед!

Элизабет замолчала, прислушиваясь. Не получив ответа, она с чувством странного облегчения развернулась и пошла назад к кухне.

Но не успела она сделать и нескольких шагов, как услышала слабый стон. Она замерла, спрашивая себя, не показалось ли это ей. Да, все верно. Стон повторился, на этот раз громче.

Сердце ее бешено забилось. Был ли то стон боли или страсти? Агония или экстаз? Или и то и другое? Господи, ей не хотелось этого знать; но дети все равно не оставят ее в покое, пока она не выяснит!

Пришлось подняться наверх. Дверь в комнату была приоткрыта. Элизабет невольно замедлила шаг. Из комнаты, скорее всего спальни, доносились звуки, похожие на шелест ткани. Да, так шелестит постельное белье, когда заправляешь постель или… Так сколько тел находилось в кровати: одно или два? Элизабет глубоко вдохнула и заглянула в щелку. И тут же отпрянула.

Комната действительно оказалась спальней. Как раз напротив двери у противоположной стены располагалась королевских размеров кровать. И на ней лежал Тед Рэндольф. Слава богу, один. Хотя нельзя сказать, чтобы он мирно спал.

Элизабет сразу же поняла, что он болен. Руки и ноги его были раскинуты в стороны, голова металась по подушке.

Элизабет набралась храбрости и вошла в холостяцкую спальню с тем же чувством, с каким новобранец впервые вступает в бой. Все в ней восставало против этого поступка, но долг велел быть мужественной.

— Тед, — позвала она и не удивилась тому, что он ее не услышал.

Хриплый шепот, каким она произнесла его имя, легко перекрывался стонами больного, становившимися все громче. Тед, не просыпаясь, схватил простыню и с силой рванул на себя.

Он был наг. Только уголок небесно-голубой простыни по счастливому стечению обстоятельств обвился вокруг его бедер. Одна голая нога свисала с края постели. Другая нога, хотя и прикрытая, отчетливо прорисовывалась под тонкой простыней. Грудь его оставалась обнаженной, плоский живот судорожно поднимался и опускался, Тед быстро и тяжело дышал. Его пупок…

Элизабет отвернулась, чтобы не смотреть на его пупок, но все же успела отметить, что тот глубок и окружен темными завитками. Шелковистая линия черных волос делила его торс точно надвое и переходила с широкой груди на живот.

Элизабет на цыпочках подошла к кровати, словно в ней лежало дремлющее чудовище, а не безобидный мужчина. Глаза его оставались закрытыми, но веки дергались. Он пробормотал что-то, чего она не смогла понять, и глухо застонал.

Движимая сочувствием, Элизабет подошла к постели и, присев на край кровати, нагнулась над ним.

— Тед, вам плохо? — осторожно спросила она.

Он поднял руку, словно что-то искал впотьмах. Другая рука его…

Она не замечала этого до тех пор, пока он не накрыл его второй рукой, хотя как эта деталь могла ускользнуть от ее внимания, трудно было представить.

Элизабет даже моргнуть не могла: под веки словно насыпали песку. Губы ее приоткрылись, и она задышала так же трудно и часто, как и Тед. В голове ее загудело так, будто в мозгах звонили в колокол. Еще немного, и она упала бы в обморок.

Тед снова слепо пошарил свободной рукой. Ладонь его неожиданно тяжело легла на ее ключицу. Раздвинутые пальцы коснулись ее груди. Возможно, он что-то почувствовал и проснулся, потому что глаза его открылись. Он уставился на Элизабет, глядя снизу вверх, в том же недоумении, в котором она смотрела на него. Широкая ладонь его при этом продолжала накрывать ее грудь.

Очевидно, процесс пробуждения закончился, потому что Тед, словно обжегшись, убрал руку с нижней части своего тела и спрятал под простыню, другой рукой подтянув ткань вверх. Оба сделали вид, что не замечают, как простыня в том месте, откуда он только что убрал руку, вздыбилась наподобие шатра.

— Что вы здесь делаете? — хрипло спросил он и провел языком по спекшимся губам.

Элизабет смогла заговорить только с третьей попытки:

— Я… Я… Дети… Вы нездоровы?

Тед закинул руку за голову и, полуотвернувшись, сообщил:

— Со мной все будет в порядке.

Его упрямое нежелание признавать себя больным возмутило ее.

— Так вы заболели или нет?

— Да, я заболел, — сквозь зубы процедил он. — Думаю, это грипп. Вам лучше уйти отсюда поскорее, пока вы не подхватили болезнь и не заразили детей.

— У вас температура?

— Не знаю, возможно…

Элизабет, поколебавшись, приложила прохладную руку к его лбу. Кожа была липкой от пота, но все еще горячей.

— Думаю, у вас температура.

— Она уже начала спадать. Я стал потеть. Видите, даже одеяло сбросил.

Только сейчас Элизабет заметила валявшееся возле кровати одеяло.

— У вас есть термометр?

— В шкафу в ванной.

Довольная тем, что у нее появился повод отойти от него, Элизабет поспешила в ванную.

Тед поправил простыню, подтянув ее еще на пару дюймов выше. Теперь обе ноги его были прикрыты, но грудь по-прежнему оставалась обнаженной.

Элизабет стряхнула ртуть и, наклонившись вперед и подождав до тех пор, пока он откроет рот, положила термометр ему под язык.

— Вы принимали лекарство? — спросила Элизабет, показывая ему упаковку аспирина.