Необычайные приключения собаки Дульки с четверга до субботы в одно жаркое лето - Новиков Юрий Федорович - Страница 3

Смелка, натянув веревку, залаяла, как заплакала. Петина мама крикнула шоферу, чтобы поезжали скорее. Грузовик тронулся, покачиваясь на ухабах, выехал на шоссе и прибавил ходу.

Петя крепился изо всех сил, чтобы не заплакать. Это было нечестно, нечестно, нечестно! Смелка сейчас мечется под деревом одна, обманутая и покинутая всеми, и ничего не может сделать, и не понимает, куда делись ее друзья, почему за все хорошее люди отплатили ей такой неблагодарностью.

И хотя по дороге все взрослые уверяли Петю, что с ней ничего не случится, и хотя мама говорила, что сторож обещал кормить Смелку, в голове у Пети были самые мрачные мысли. А вдруг жадный дед Капустин перестанет ее кормить, или она возьмет и уйдет сама через шоссе в лес, а там ее загрызет кто-нибудь. Волки, например.

Петя сидел и думал, что вот хорошо бы, если бы сейчас грузовик испортился и все, повздыхав, вернулись бы обратно на дачу, а потом кто-нибудь бы догадался, что все несчастья с ними приключились оттого, что не взяли с собой Смелку…

Но грузовик и не думал портиться, а катил себе как ни в чем не бывало по Можайскому шоссе, легкий ветерок обдувал сидящих в кузове, но иногда вдруг налетал с такой силой, что Пете приходилось свободной рукой придерживать тюбетейку: не свалилась бы чего доброго.

Вдруг Петя заметил — у него были очень зоркие глаза, — как между деревьями, далеко позади на тропинке, что шла вдоль шоссе перед дачными домиками, сверкнул какой-то рыжий комочек: раз, потом другой. В этот момент грузовик подъехал к светофору и затормозил: горел красный свет.

Петя изо всех сил всматривался туда, под деревья. Сердце его колотилось часто-часто, он надеялся на чудо, верил и не верил. Но, как назло, шоссе перед светофором изгибалось и деревья вдалеке слились в одну сплошную стену, так что нельзя было разглядеть, что там происходило, за поворотом.

Всех сидящих в кузове качнуло, машина опять тронулась и поехала все быстрее и быстрее. Теперь уже чуда ждать было нечего. Но вдруг что-то снова привлекло Петино внимание, какое-то движение на обочине слева от шоссе. Петя привстал, чтобы лучше рассмотреть, и… рот его раскрылся сам собой.

— Смотрите! Смотрите! — закричал Петя и показал рукой на тропинку под деревьями. — Нас догоняет Смелка!..

Все посмотрели и ахнули.

Вдоль придорожной канавы как-то боком и не разбирая дороги, то сворачивая на тропинку и на миг исчезая за тополями, то выскакивая на самый край канавы, мчалась, высунув язык, желтая лохматая собака с обрывком веревки на шее.

Самое удивительное и странное было то, что она не смотрела ни на Петю, ни на других людей, находившихся в кузове, а глядела временами куда-то вниз, на задние колеса грузовика, словно их она только и запомнила и сейчас старалась не потерять из виду. Один лишь раз Пете показалось, что Смелка увидела его и словно припустилась бежать еще быстрее, но ненадолго. Лаять у нее уж не было сил — их едва хватало, чтобы бежать за машиной, да и сбавить ход и набрать в легкие воздуха ей было уже некогда.

Этот рывок был последним, это было все, на что оказались способны собачьи ноги. Грузовик набрал скорость, и Смелка сразу стала отставать, и все ее отчаянные попытки восстановить достигнутое таким трудом, сократить расстояние между машиной и собой остались безуспешными.

Тогда Петя так посмотрел на свою маму, что она все поняла, потому что он никогда в жизни так не смотрел на нее. Мама повернулась и постучала кулаком по крыше кабины. Грузовик, словно только этого и ждал, тут же свернул в сторону, проехал еще немного с выключенным мотором и остановился.

Тонким скулящим свистом и приглушенным рыком Смелка известила всех через минуту, что она тут, около машины, но забраться в кузов без посторонней помощи уже никак не сможет: слишком высоко да и силы уже на исходе. Тогда Пал Ваныч спрыгнул на землю, обхватил ее поперек туловища и подтащил к краю борта, а тут Петина мама взяла Смелку под передние лапы, и вдвоем с бухгалтером они перевалили собаку через борт.

Смелка вся мелко дрожала, бока ее ходили ходуном, язык вывалился… От изнеможения она еле стояла, не могла шевельнуть хвостом, но глаза ее были веселые, она смотрела то на Петю, то на маму и словно хотела сказать: «Ну, вот, как же вы тут без меня? А если бы я вас не догнала — так и забыли про свою Смелку?..»

Усевшийся на свое место среди одеяльных холмов бухгалтер Пал Ваныч, отряхивая ладони, сказал, что вообще собаки — это удивительные существа и что он читал про них очень много интересного. А мама сказала, что самое загадочное в том, каким образом Смелке удалось найти именно их грузовик — ведь на шоссе много других машин.

А Петя тут же прорыл в тюках с бельем рядом с собой уютное местечко для Смелки, и, когда она послушно улеглась, предварительно лизнув мальчика в нос в знак признательности, он еще прикрыл ее куском брезента, чтобы ей было теплее.

Но не так-то оказалось просто везти собаку в первый раз в ее жизни на грузовике. Смелке езда не нравилась, ее раздражал запах и это бесконечное рычание, доносившиеся откуда-то снизу, и потом очень трясло. Она то и дело вскакивала, и разрушала все Петины убежища и сбрасывала теплые накидки, скулила. Пете и его маме с трудом удавалось успокоить ее.

Однако самые главные испытания поджидали на окраине Москвы, когда въезжали в город. Еще только приближались к заставе, а Смелка уже снова вскочила, заволновалась и никак не хотела спокойно лежать, как ее Петя ни гладил и ни уговаривал. Кругом становилось все шумнее и оживленнее — был конец дня, и на улицах было много народу, люди шли с работы домой, ехали в автобусах и троллейбусах. Гудели машины, звенели трамваи…

Бедная Смелка попала в страшный, пугающий мир хлопков, звонков и тысячеголосого гула. Ведь она никогда не была в городе, ее чуткие уши привыкли к перекличке петухов и мычанию коров в стаде — это были самые громкие звуки в ее жизни. А тут дребезжат и заливаются звонки, трещат мотоциклы, в автобусах едут пионеры, возвращающиеся из лагеря, — трубит горн, ребята громко поют пионерский марш…

Не-е-ет, Смелка больше не могла выносить столько шума одновременно, это подавляло ее, ей казалось, что она сама уже разучилась рычать и лаять, и, чтобы проверить себя, она встала на четыре лапы и громко залаяла — сначала на желто-красный трамвай, что прошел совсем рядом с грузовиком, потом на горн, а потом на большую красную машину с лестницей, что, гремя колоколом, проехала прямо посреди улицы. Люди в трамвае и на тротуаре смеялись, качали головами, показывали на собаку пальцами…

А тут еще грузовик с детсадовскими вещами застрял на перекрестке (в моторе что-то разладилось), и к нему, остановив все движение, направлялся милиционер в плаще и белых перчатках.

Сердце у Пети упало. Он ждал, что милиционер, о чем-то говоривший с шофером, вот-вот заглянет в кузов и скажет: «Это по какому праву, граждане, вы везете собаку в открытой машине, да еще непривязанную?!»

Но Смелка, будто поняла, чем это грозит, вдруг сникла, подогнула хвост и прижалась к Петиному боку, а потом посмотрела на мальчика виновато, как бы извиняясь за доставленные огорчения: «Ты не бойся, я буду вести себя тихо, и хотя мне очень плохо сейчас, я уж как-нибудь дотерплю до самого детского сада…»

Но все обошлось благополучно. Милиционер так и не заглянул в машину — у него было много других важных дел, и он ушел, козырнув шоферу. Грузовик поехал дальше.

…Когда он въезжал в ворота детского сада, то все ребята — младшие в это время еще вставали, а старшие уже полдничали — высыпали во двор кто в чем был. Воспитательницы пробовали загнать их обратно в дом, но ничего не вышло. Все дети видели Смелку на узлах с бельем, дружелюбно махавшую хвостом, и подпрыгивали, и выкрикивали что-то, как дикари, и размахивали руками, и пели от радости. Это был гимн в честь Смелки.