Возвращение в Сокольники - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 55

– Среднего-то, если не забыл, я сам и допрашивал. Того, которого брал наш с тобой Вячеслав. Чистый цирк, скажу тебе. Но – строго между нами. Даешь слово?

– А ты поверишь? – хмыкнул Турецкий.

– Тебе, Борисыч, да, – убежденно сказал Влад.

– Ну тогда и ты мне скажи… пока не успел раскрыть жуткую свою гостайну… Ты нас со Славкой сколько лет знаешь? Мы тебя хоть раз, хоть по мелочи, где-нибудь подставили?… А знаешь, сколько было поводов? Да хоть и с тем же американским посланником. Ни-ко-гда, Влад. А чего ж ты против него? Есть что – так говори. Чего условия выдвигаешь? Как вы все на Лубянке обожаете своих же дерьмом мазать! Ну народ!…

– А вот тут ты, Борисыч, в самую точку. Насчет своих. Да, я тебя достаточно знаю, но и ты меня – тоже, и я тебя, если вспомнишь, тоже ни разу ни в чем не подставил. Так что не нужно ля-ля… тополя там всякие… А вот что твой дружок в свои игры играет, это – факт. Тебе, может, и неизвестно, а у меня досье есть. – Он поднялся ступенькой выше и наклонился к самому уху Турецкого: – И играет, и стучит, когда нужно… Я тут по одному старому делу удочку закинул – наверх. Знаешь, что мне посоветовали? Оставить генерала Грязнова в покое. А почему? Да потому, что он у нас наверху кое-кому сильно нужен. Вот тебе, Борисыч, и весь расклад… А ты сам вспомни, наверняка и тебя он не раз закладывал. Но я-то как раз ничего против не имею – раз служба такая…

– Ну ты, Владька, артист. Смешал человека с дерьмом и идешь с ним же чокнуться!

– А сам-то как? Пошурупь, как говорится, колесиками. Трезво надо смотреть на вещи, Борисыч, дорогой ты мой. А вот то, что я тебе уже сказал – там, на скверике, – могу только повторить. Слово в слово: не суетись. Знаешь анекдот?

– Если про султана и его гарем, то знаю.

– Ну вот. Чего добавлять?

– Насчет «Центуриона», – мягко подсказал Турецкий.

– Ты чего, в самом деле спятил? Я о чем говорил?

– Ты? – удивился Турецкий. – Про родственников. А я – про другое. Про фирмы разные, вроде «Велды». Про «Стрельцов». Про дружбанов из измайловской братвы.

– Ну раз ты такой умный и настырный, сходи в ГУБОП. Может, там что-нибудь еще осталось. Хотя и не уверен. По-моему, сама акция с этой конторой была в немалой степени связана и с твоей проблемой…

– Ты хочешь сказать…

– Я ничего не хочу сказать, Борисыч, – перебил Влад. – Каждый волен по-своему относиться к «региональщикам». Одни считают, что парни окончательно скурвились и срослись с оргпреступностью, другим не нравится, что у них слишком подробное досье кое на кого, третьим… Словом, причин для разгона – великое множество, а подоплека может быть одна: заткнуть рты. Но я тебе сейчас даже и этого не говорил.

– А я, – улыбнулся Турецкий, – как раз именно это и хотел от тебя услышать.

– Подумай, Борисыч… – как-то уже рассеянно сказал Богаткин. – Я бы на твоем месте сто раз подумал… Слушай, – сменил он тему, – а ты там, – он кивнул наверх, – Федорова не видел? Юрия Александровича?

– А на фиг он тебе? Ты же Грязнова поздравлять приехал!

– Да Вячеслав – больше повод. Хотя и приятный! – Он захохотал. – Ну так ты не ответил?

– Даже разговаривал с Юрой. А что?

– А вы с ним… так, да?

Турецкий пожал плечами.

– Он был как? Еще способен? Адекватен?

– По-моему, абсолютно нормальный. Да ты не шибко волнуйся, он пить умеет, я знаю.

Дальше они поднимались молча.

Богаткина встретили криками. Больше всех, казалось, радовался Грязнов. Выскочил из-за своего «председательского» стола, схватил глиняную кружку, опрокинул туда полбутылки водки и кинулся к новому гостю с криком: «Штрафилку! Штрафилку!» И все стали дружно хлопать в ладоши, призывая, видимо, глотать ритмично.

Увидел Турецкий, как почти по-братски обнялись генералы – МВД и ФСБ, – и стало ему тошно. Ну ладно – Славка! Он в эйфории, у него сейчас любой гость – любезный друг. А Богаткин?…

«А сам ты, Турецкий? – из „ниоткуда“ возник вопрос. – Ты-то зачем участвуешь в этом дурном спектакле?…»

Увидел Меркулова – тот стоял в непосредственной близости от Славки, между двумя милицейскими генерал-полковниками – ну понятно, своя компания. Костя глазами показал Турецкому на балконную дверь, за которой недавно Александр разговаривал с Федоровым. Интимный уголок. Зовет, что ли?

Пока протиснулся через толпу гостей, уже не стоящих за столиками, а свободно составивших свои кружки, Костя успел выйти на свежий воздух. Начинало темнеть, но яркий свет из комнаты заливал неширокий балкон. И в этом освещении лицо Меркулова показалось Турецкому каким-то неестественно серым.

– Ты себя плохо чувствуешь? – спросил Александр, просто чтоб не молчать. Говорить-то вроде больше и не о чем.

– Нехорошо получилось, – негромко заговорил Меркулов о своем. – Тебе одно сказал, Вячеславу – другое. Домой позвонил – третье. А сам… даже и не знаю, чего сказать.

– Так и не говори, – неожиданно для себя хмыкнул Турецкий. Ему показалось странным, что Костю вдруг потянуло на исповедь, что ли. А зачем? И главное – перед кем? Все-таки никак не мог он отмахнуться от сказанного Федоровым.

Меркулов резко – слишком резко, отметил Турецкий, – обернулся к нему и посмотрел с недоумением.

– У тебя скверное настроение?

– А хорошему ему быть не с чего, – почти отрезал Турецкий.

Костя вопросительно уставился на него, но он промолчал.

– Ну смотри, как знаешь… – задумчиво проговорил Меркулов, отворачиваясь и, как недавно сам Турецкий, свешиваясь с балкона. Помахал кому-то рукой. Видно, прощаясь. Некоторые из ранних гостей, похоже, начали расходиться.

– А что это за женщины у Вячеслава? – неожиданно спросил Костя.

Турецкий чуть не поперхнулся. Спроси об этом кто-нибудь другой, да хоть и тот же Юрка Федоров, тот же Богаткин, было бы понятно. Но – Меркулов?!

– Давно тебя волнует этот вопрос? – не удержался от легкой издевочки Турецкий.

– Да нет, – не принял тона Меркулов. – Я смотрю, две-три очень даже привлекательные.

– Две-три – это его сотрудницы, остальные прибыли вместе с гостями, похожи на генеральских жен. Похожи… Может, и в самом деле.

– Да… – вздохнул Меркулов, глядя вниз. – А у меня снова проблемы.

Турецкий не ответил. Костя искоса взглянул на него. Отвернулся, не встретив интереса.

– Поеду, наверное, – сказал неуверенно. – Просто ума не приложу, что делать… И что за характер такой! Тот ей не нравится, этот… Взрослая девка, давно пора детей иметь… Внуков хочу, Саня… Так нет! Ох эти разборчивые невесты… Вот твоя подрастет, еще накушаешься…

«Сказал: поеду, а сам не уезжает… – подумал Турецкий. И опять вспомнил Федорова. – Неужели и тут Юрка прав?»

– А ты прикажи! – сказал вдруг, остро чувствуя, что не надо было этого делать, но – понесло… как вот недавно… – Вызови кого надо, аппарат у нас большой, старики далеко не все, а стать зятем «патриарха»? – Турецкий нарочно сказал это слово, зная, что Костя терпеть его не мог, хотя и терпел. – Я думаю, найдется немало толковых ребят.

– Обидеть хочешь? – спокойно спросил Костя, не поднимая головы.

– Да какие ж обиды? Жизнь…

– Ладно, поеду. Ну так смотри, если чего, в понедельник, с утра пораньше, как договорились. Отдыхайте, ребятки. – Он вздохнул и ушел с балкона.

…Турецкий курил. Обычную, простонародную «Яву» из мятой пачки. Размышлял об услышанном сегодня. Они все будто сговорились. Тех, кого Александр считал своими друзьями, спокойно и, главное, с полной уверенностью в собственной правоте поливали жидким дерьмом. И советовали… в основном думать… А у него уже и без их советов башка раскалывалась.

Славка – стукач! Это ж надо такое придумать?!

Но с другой стороны?… Он вспомнил первое крупное свое дело, которым занимался под руководством тогда еще «важняка» Кости. А сам бегал в стажерах в Московской городской прокуратуре. И Славка тогда был, кажется, еще капитаном. Ага, точно! А после они с Костей узнали, что Грязнов, вкалывая в их оперативно-следственной бригаде, стучал-таки! Оправдывался потом тем, что заставили. А КГБ с его помощью, оказывается, с них глаз не спускало. Вот тебе и вся правда…