Возвращение в Сокольники - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 19

– Молодец, – ответил Турецкий, – а я думал – зевнешь. Кто там за рулем-то, не видно?

– Какой-то тип… Очки темные. Кажется, лысый.

– Да-а? А может, бритый? Старый? Молодой?

– Не вижу.

– Ну что ж, давай помогу. Смотри внимательно! И держись.

Турецкий резко остановил машину, будто у него что-то сломалось, не доезжая десятка метра до светофора в Столешниковом переулке.

«Бежевый» среагировал, ловко ушел от столкновения и вынужден был обогнать в общем потоке двигавшихся машин. Турецкому сигналили возмущенные водители, но он не обращал внимания, делал вид, что возится с замком зажигания.

Поток машин постоял и снова тронулся дальше. Уехал и «пассат».

– Ну докладывай, – сказал Турецкий, легко включая двигатель.

– Он в самом деле стриженый, вы оказались правы. Похож на такого же, какого мы с вами вчера уделали возле «осла». Но не он.

– Прекрасно. Пять тебе за практическую работу, Максим. Достань-ка из моей куртки «мобилу».

Максим перегнулся назад и протянул Турецкому телефонную трубку. Александр Борисович набрал номер Грязнова:

– Друг мой Вячеслав! Доброе утро. Ты на службе?

– А куда звонишь? А! – спохватился Грязнов. – Извини, я не сообразил, ты ж не на служебный. Чего случилось?

– Можешь сделать приятное своему старому товарищу?

– Тебе, что ль?

– Мне. Вычисли-ка, кому принадлежит бежевый «фольксваген-пассат» номер… диктуй, практикант!

– А ты чего, не один?

– Как видишь. Записывай. «Эр, триста семьдесят девять, зэ, а, семьдесят семь, ю».

– А на фиг тебе это?

– Да вот катается за мной с самого утра, понимаешь. Умный! Знание предмета демонстрирует. Внаглую.

– А ты где?

– На подъезде к Дмитровке. У Столешникова.

– Ну давай, я тебе в кабинет перезвоню…

Это «давай» растянулось на добрый час.

Турецкий с Петлицыным успели изучить задание Меркулова, которое, в сущности, оказалось не очень сложным, отметили те дела, которые надо будет просмотреть в первую очередь, и только тогда раздался телефонный звонок от Грязнова.

– Это я, не устал ждать, Саня? – Вячеслав Иванович говорил громко, поэтому можно было не включать «громкую связь», практикант и так все слышал. – Ну слушай… Погоди, а ты сам что думаешь?

– Какая тебе разница? Говори, я не из боязливых, а кто висел – гэбэ или какая-нибудь иная контора, мне без разницы.

– Значит, твой автомобильчик с указанным номером принадлежит некоему Михаилу Петровичу Костикову, проживающему по адресу… Пардон, проживавшему! Лобненская, дом двенадцать, квартира сорок шесть. Почему проживал, спросишь?

– Пожалуй, нет. Где похоронен?

Турецкий взглянул на Максима и увидел, как в глазах у практиканта вспыхнул поистине феерический свет.

– Умница, Саня. Новокунцевское кладбище, сектор «вэ». Рядом с законной своей бывшей супругой Костиковой Татьяной Леонидовной. Вопросы еще есть?

– Вопросов нет, – кратко резюмировал Турецкий. – Благодарю за службу, мой генерал!

– Рад стараться. Но ты постарайся быть поосторожней. К Дениске заскочи.

– Вот об этом я и подумал. Спасибо.

– Так нет больше вопросов? Точно знаешь? – почему-то настаивал Вячеслав.

– Чувствую, что они есть у тебя. Так не темни, давай.

– Да нет, у меня даже и не вопрос, а так… Я с утра Дениске сам звонил. Напомни мне, говорю, как это звучит? Насчет ушей, ага? Ну он полез в словарь и нашел, чего я просил.

– О чем ты, не понимаю?

– Господи, да чего ж тут непонятного-то? Я говорю: смысл точный какой у фразы «уши дохлого осла»? Он и говорит: это когда ничего скрыть невозможно, даже если сам осел уже и дохлый. Сечешь, Саня?

«Так… – сказал себе Турецкий, стараясь не выдать перед лицом практиканта собственной растерянности. – Значит, следят, сукины дети… И еще издеваются…»

– Все сказал? Или еще хочешь?

Вероятно, тон Турецкого образумил Грязнова.

– Да ты чего, Сань? – обеспокоенно сказал он. – Я тебя разве чем нечаянно обидел? Я ж ведь не в переносном, я в самом прямом смысле. И про осла, а ты чего, на свой счет, что ли? Ну ты даешь, Сань!

– А при чем здесь – дохлый?

– Ну так есть же что-то вроде пословицы, мол, не скрыть, понимаешь? А это можно отнести буквально к любому явлению нашей жизни, Сань! Так что ты зря, старик. Кстати, напоминаю: завтра большой обмыв. Ну ладно, а к Дениске ты все же загляни. Мне тоже не нравится, когда они работают чисто. В смысле получше нас. Так не забудь про пятницу!…

В трубке послышались короткие гудки. Турецкий положил ее на место и мрачно раздумывал, ощущая всей кожей взгляд практиканта и стыдясь отчего-то поднять на него глаза.

– Да… Такие дела. Максим… Ты понял? Или имеются дополнительные вопросы?

– Вы полагаете, что это все-таки связано со вчерашним? – с тревогой спросил тот.

– Версий у нас с тобой может быть великое множество. Поэтому и такая не исключена. И это лишний раз доказывает, что наш архив на определенное время будет лучшим местом, где ты сможешь проявить максимум своих способностей. Смотри, как любопытно получилось? Максим и… максимум! В этом что-то есть, не спорь. Определенная, что ли, магия… Ну а теперь выбрось из головы все, что ты услышал сегодня, и пойдем, я тебя познакомлю с начальником и живой легендой нашего архива…

Заведующий архивом старенький Георгий Суренович Мирзоян, которого Турецкий, естественно, давно знал, дал им ключи от нескольких комнат, проводил, объясняя, какой и что открывает, а сам снова ушел к своему столу у двери, где он решал кроссворды.

Он был страстным кроссвордистом, благо архивная обстановка располагала к тому. Он покупал несколько десятков изданий, где были только кроссворды, и довольно шустро справлялся с ними. Он явно скучал в свои годы, Георгий Суренович. На столе, под зеленой лампой, лежала стопка таких изданий, и сидел сам Георгий Суренович с карандашом в руке. Он использовал карандаш, это было удобно. Когда он ошибался и вписывал в клетки не то слово, он легко стирал резинкой ошибочную надпись. Возле его стола были также стеллажи с книгами, перенесенные сюда когда-то из библиотеки прокуратуры. На стеллажах стояли все тома Советской энциклопедии, в которую Георгий Суренович постоянно заглядывал.

Однажды Турецкий короткое время проработал здесь. И уже с первых часов работы он понял, что Георгий Суренович не даст ему покоя. Привыкший к одиночеству и тишине, Георгий Суренович был тем не менее рад любому гостю. Он шел искать Турецкого с кроссвордом в руке и кричал ему издалека:

– Александр Борисович! Ау!

– Я здесь, – вздыхал Турецкий из своего угла.

– Где – здесь? – допытывался Георгий Суренович.

– Не знаю, – честно отвечал Турецкий, потому что и сам путался в сложных проходах архивного лабиринта.

Но опытный Георгий Суренович, хромая, – он попал несколько лет тому назад в автокатастрофу – среди всего этого бумажного хлама быстро находил его.

– Александр Борисович, – говорил он. – Не подскажете: столица Кот-д'Ивуара? Семь букв.

– Не знаю, – честно отвечал Турецкий.

– Жаль, – грустно улыбался Георгий Суренович. Он стоял на пороге комнаты в помятой зеленой рубашке, и Турецкому становилось жаль старика.

– А что в энциклопедии? – спрашивал он у архивариуса. – Искали?

– Искал.

– Нет?

– Нет, – разводил руками Георгий Суренович. – Даже страны такой нет.

– Как – нет? Быть того не может! – Турецкий напрягал память. – Карту Африки смотрели?

– Вот она. – Георгий Суренович приносил том энциклопедии с картой Африки, и они вместе разглядывали карту.

– Да, странно, странно… – Турецкий не понимал, и от этого старику становилось еще печальнее.

Старик, армянин, здесь, в Москве, в пыльном архиве, ищет столицу страны, которой нет. И главное зачем? Только для того, чтоб проставить, заполнить несколькими буквами пустые клетки. Ну не бессмысленно ли все это?!

– Вспомнил! – вдруг сказал Турецкий. – Берег Слоновой Кости – старое название.