Орден последней надежды. Тетралогия (СИ) - Родионов Андрей - Страница 57

– Лоа! – уверенно воскликнул человек?медведь, торжествующе потряс в воздухе искусно вырезанным каменным жезлом. Из толпы оратора поддержали громкими криками.

– Тышыг! – рядом встал подобным же образом ряженный волком верзила, властно воздел к небу длинный деревянный посох. Группа поддержки отозвалась пронзительным воем и угрожающими воплями.

К согласию договаривающиеся стороны так и не пришли, но под прицелом обоих посохов меня сноровисто отцепили от дерева и накрепко приковали к подножию каменного изваяния. Проклятый звенящий череп водрузили неподалеку, подкинули дров в источающий невыносимый жар костер и начали поочередно петь, плясать и брызгаться дурнопахнущими жидкостями из поднесенных глиняных бутылей. Танцоры то и дело менялись, я устал и зверски проголодался, а еще мне было страшно. Врагу не пожелаешь попасть в лапы одной из древних кровавых сект, которая с приходом христианства затаилась, изредка похищая неосторожных путников для грязных дьявольских ритуалов.

Что ж, от подобных встреч ты не застрахован даже в двадцать первом веке, но как же не вовремя все случилось! Угораздило же попасться в их сети именно меня! Вот почему Рогатая гора имеет дурную репутацию, надо было мне поосторожнее себя вести, почаще оглядываться. Утро сменяется днем, плавно наползают сумерки. К вечеру присутствующие, так и не добившись, чтобы проклятый череп прекратил выть, начинают объясняться на повышенных тонах.

Люди?медведи настойчиво тычут в без устали полыхающий костер, люди?волки потрясают хорошо наточенными блестящими железками, среди которых мой острый взгляд прекрасно различает серпы, ножи, щипцы и крючья совершенно отвратительного вида. До рукопашной дело не доходит лишь потому, что на поляне в качестве арбитра появляется выряженный филином ветхий старец. В лесу тут же воцаряется мертвая тишина, все глаза прикованы к ветерану. Похоже, дед помнит еще Филиппа Красивого, руки?ноги тонкие, как спички, но взгляд властный, синие глаза горят как фонари на маяке. Под руки старца бережно поддерживают двое дедов просто старых, которые по сравнению с человеком?филином выглядят сопливыми подростками.

Верно говорят в народе, что филин – символ мудрости. Ветхий дедок раз лишь глянул мне в лицо, да и шепнул что?то под нос тихо, как бабочка крылом взмахнула. Набрали бойкие старцы воздуха полную грудь да и гаркнули на всю поляну что?то вроде:

– Тонаму!

Растерялись волки и медведи, куда только агрессивность подевалась. Молча переглядываясь, начали подходить ко мне по одному да в глаза заглядывать внимательно, а после в густых кустах исчезать бесследно. Я даже застеснялся от подобного внимания. Под конец двое оставшихся на поляне людей?волков отцепили меня от каменной скульптуры, я с облегчением уселся на вытоптанную землю, подальше от костра. Не успел я толком прийти в себя, как мне поднесли простую деревянную чашку с каким?то гадостным пойлом. Один знак сделал: мол, пей по?хорошему, не то силой зальем. Выпил, что делать. Ну и гадость, на секунду я зажмурился от отвращения, а когда открыл глаза, вновь оказался в той негостеприимной хижине!

Передо мной сидит невысокий худой старик с белыми жидкими волосами, морщинистым маленьким личиком. Выражение лица – насмешливое.

– Ну здравствуй, гость незваный, – ехидным голосом приветствует меня дедок.

– И тебе по тому же месту, старый хрыч. – Есть люди, какие постоянно ерничают и задираются. Если дашь таким потачку, тут же заклюют.

– Впервые вижу человека, который умрет раньше, чем родится, – продолжает насмехаться дед.

– Не твое дело, – не остаюсь я в долгу, и тут до меня доходит.

– Повтори, – тихо прошу я, – повтори, что сказал. Пожалуйста!

– Да ты умеешь быть вежливым, – притворно охает дедок, – вот чудеса!

Наконец я понимаю, отчего вредный дед кажется мне знакомым, да он же держал под правую руку того дряхлого старца?филина!

– Отец, – спрашиваю я, – что такое «тонаму»?

– Гость из не нашего времени.

Я вздрагиваю всем телом, словно он незаметно подкрался и гаркнул мне прямо в ухо. Гость… из чужого времени…

– И как тебя в наши края занесло? – искренне любопытствует старик.

Тяжело скрывать тайну, которая постоянно тебя гнетет. Сам себе удивляясь, выкладываю все как на духу: кто я и откуда, про тяжелое зеркало и как очнулся в горящей деревне. Слушает дед внимательно, дождавшись окончания рассказа, тут же встает и начинает копаться в здоровенном сундуке в углу комнаты. Жестом фокусника достает какой?то до невозможности засаленный ветхий том, долго листает, подслеповато всматриваясь в картинки. Убирает книгу на место, достает следующую. Наконец в четвертом по счету фолианте находит искомое.

– А ну глянь, оно? – равнодушно интересуется старик.

– Очень похоже, – закусив губу, отзываюсь я. – Скажи, ты можешь отправить меня обратно, в мой мир? Что нужно для этого сделать, только скажи, все исполню!

Старик молча захлопывает книгу, я читаю ответ в холодных светлых глазах, в разочаровании отворачиваюсь.

– Даже если и возможно найти подобное зеркало, – наконец говорит старик, – кто знает, куда тебя вынесет? Твое место давно занял тот упырь, его?то тело в негодность пришло. Не каждое тело для переселения годится, долго он подбирал, пока тебя не нашел. Давно Зеркалом Душ не пользовался, оттого магии в нем накопилось столько, что и для тебя тело нашлось. Ты какому богу молишься? Любит он тебя, не пойму вот, за что. Ничего в тебе вроде нет.

Тоже мне физиономист выискался, Ломброзо недоделанный.

– А что… – начинаю я.

– Ну да, – понятливо кивает собеседник, – ты мог и не успеть вселиться. А мог попасть во времена чумы и вновь заразиться, сразу же. Да мало ли куда можно угодить! Попади ты в тело утопленника, или повешенного, или умершего от старости…

– Счастливый билет в лотерее, – шепчу я растерянно.

– Перейти можно в то тело, что уже оставила душа, но долго тянуть нельзя, а то огонек угаснет совсем, тогда поминай как звали!

Я долго молчу, повесив голову. Вот и рухнули последние надежды на возвращение, а теплились где?то глубоко, чего уж скрывать, теплились. Что ж, жизнь – вообще дорога в одну сторону. Каждый идет сам, а в конце все встречаются. Древние, которых мы незаслуженно считаем заодно уж и мудрыми, красиво брякнули: «Все дороги ведут в Рим», если бы подумали немного, сказали бы иначе: «Все дороги ведут в смерть».

– Так с чем пожаловал? – интересуется дед.

Вот черт, совсем забыл о задании!

– Мне нужен огонь, – говорю я просто.

Дедок молчит, светлые глаза пристально изучают меня уже с новым, оценивающим выражением. Взгляд слегка рассеян, но это потому, что старик видит каждое мое движение. Несмотря на преклонный возраст, он до сих пор опасен, я это чувствую. Кто знает, какие сюрпризы заготовлены в простой с виду хижине для нежелательных гостей?

Двигаясь нарочито замедленно, я снимаю с шеи цепочку с перстнем Изабеллы, старик пару секунд катает его по твердой ладошке, безразлично возвращает обратно. Но и это еще не все. Подняв глаза к закопченному потолку, я заученно выпаливаю восемь стихотворных строчек на неизвестном мне языке. Тренированная память позволила всего с третьего раза без запинки повторить тарабарщину вслед за Изабеллой. Приподняв кустистые брови, старик с едкой насмешкой уточняет что?то на том же самом языке, я виновато пожимаю плечами в ответ. Мол, все что знал, рассказал, а дальше хоть ножом меня режь, ни слова не услышишь!

– Иди посиди на солнышке, – со вздохом роняет дед.

Я с наслаждением растягиваюсь на зеленой шелковистой траве; заунывно стрекочут над ухом кузнечики, жалуясь друг другу на раскиданные в стороны великанские руки и ноги. Яркое солнце просвечивает сквозь кроны деревьев, которые с легким шелестом колышутся на ветру, еле слышно чирикают птицы. Умный солдат должен использовать для отдыха каждую свободную минуту, секунду и даже… Я вскидываюсь, почуяв близкую опасность, в руках дрожит тяжелый посох. Сердце колотит о ребра, как в барабан, я тяжело дышу. Передо мной стоит дедок, неодобрительно покачивая седой головой. Как это он смог так близко подобраться, что пихнул ногой?