Зазеркальная империя. Гексалогия (СИ) - Ерпылев Андрей Юрьевич - Страница 64

Автоматически сжимая в руках скользкий цветочный стебель, Бежецкий долго еще ошеломленно смотрел вслед удаляющейся толпе, лишь требовательный гудок ожидавшего такси вывел его из ступора. Полицейские, освобождая проезжую часть, уже вовсю деловито растаскивали полосатые барьеры заграждения, грузя их в подъехавшие пикапы, а казачки не менее споро утрамбовывались в автобус с лаконичной табличкой “ЗАКАЗ” на ветровом стекле, видимо, в надежде попасть в казармы еще до полуночи.

– Поздравляю, ваше благородие! – весело подначил таксист Александра, кивая на все еще торчащую из кулака ротмистра гвоздику.

Бежецкий, чертыхнувшись, кинул пролетарский цветок на асфальт и плюхнулся на сиденье, одновременно носовым платком стирая со щеки жирный след помады от поцелуя любвеобильной демонстрантши:

– Трогай, любезный!

* * *

Владовский, насвистывая мелодию из популярной в этом сезоне оперетки, приближался к дому на Сергиевской, на втором этаже которого располагалась роскошная квартира, купленная еще покойным батюшкой. На город опускались короткие летние сумерки, и улица была малолюдной. Идущего за ним “пьяного” Матвей “срисовал” уже давно и теперь старался не подавать вида, что знает о слежке. Однако настораживала не сама слежка, а то, что велась она совершенно открыто, внаглую. Владовский уже начинал нервничать.

Наилучшим вариантом было бы свернуть в неосвещенную подворотню и, дождавшись там преследователя, разобраться с ним. Несмотря на комичную внешность, Матвею не раз случалось бывать в переплетах, а под его пиджаком перекатывались не только слои жира. Конечно, он надеялся не столько на свои кулаки, сколько на узкий стилет, скорее короткую шпагу, спрятанную в полой тросточке и в умелых руках способную стать нешуточным оружием. Хитрая трость, случалось, выручала владельца и не в таких ситуациях: Владовский с гимназических лет считался неплохим фехтовальщиком. Как назло, нескончаемый фасад все тянулся и тянулся, а гостеприимного входа во двор не было…

Ага, вот и он! Владовский, не переставая насвистывать, нырнул под арку и оказался в полутьме. Так, теперь немного подождем…

Чьи‑то крепкие руки сжали Матвея за плечи и втиснули лицом в шершавую, нестерпимо воняющую кошачьей мочой и плесенью штукатурку стены, в то время как другие, не менее крепкие, вырвали спасительную трость и быстро, но внимательно охлопали карманы. Только после этого Владовскому было разрешено обернуться, но плечи его не отпустили.

– О чем вы говорили с Бежецким? – Голос невидимого в темноте человека был негромким, но спорить с ним как‑то не хотелось.

– С кем? – попытался было придуриваться Матвей, но от сильного удара в бок его всего пронзило болью.

“Ну вот – почку отбили! – пронеслось в оглушенном болью мозгу. – Теперь неделю буду кровью мочиться”.

– Хватит! – Голос звучал все так же негромко. – Я повторяю свой вопрос.

Владовский облизнул враз пересохшие губы и решил тянуть время:

– А, вы имеете в виду Александра Павловича! Ничего особенного. Я, с вашего позволения, милостивый государь, имел, как говорится, честь учиться вместе с господином Бежецким. Однокашники, если позволите…

Боль, вспыхнувшая в том же боку, была столь сильной, что из глаз, казалось, посыпались искры.

“Похоже, теперь ребро. Наверняка кастет. Больно‑то как, господи! Вот бы сознание потерять, – морщась думал про себя Матвей, лихорадочно ища и не находя выхода из сложившейся, похоже очень скверной, ситуации. – Вот бы сознание потерять…”

Однако милосердное забытье никак не приходило.

– Зачем вы меня бьете, господа? – подпустив слезу в голос, заканючил Владовский, обвисая на руках и незаметно, на ощупь, через ткань пиджака нажимая кнопку лежащего в кармане напоминальника. – Я больной человек. Я ничего никому не сделал. Возьмите все мои деньги, а меня отпустите…

Матвей не рассчитал одного. Женский голос, раздавшийся из аппарата, оказался хорошо слышен даже через карман.

– Алло, алло! Матвей, это ты?… Едва различимые в полутьме арки тени быстро переглянулись:

– Он кого‑то вызвал!

Со змеиным шипением клинок покинул свои ножны в трости и, сверкнув в луче падавшего с улицы света, вдруг стремительно укоротился. Матвей почувствовал еще один оглушающий взрыв боли, и спасительное забытье наконец унесло его в прекрасные блаженные дали…

Прибывшая через десять минут полиция обнаружила под аркой проходного двора только безжизненное тело известного репортера скандальной газеты “Петербургский пересмешник” Матвея Семеновича Владовского, плавающего в луже крови, сочащейся из пробитой насквозь груди. Клинок из валяющейся неподалеку трости с серебряной табличкой “М. С. Владовский. Журналист” был сломан пополам, видимо, от столкновения со стеной. Верная шпага, вынужденно предавшая своего хозяина, больше не пожелала служить никому другому.

В потайном кармане пиджака покойного репортера было обнаружено служебное удостоверение агента политического сыска…

* * *

Зал круглосуточного почтамта на углу Большой Пушкарской и Саблинской до боли напомнил Александру множество виденных им в своем мире. Те же довольно обшарпанные кон горки с дремлющими за ними “барышнями”, те же допотопные столы с монументальными чернильными приборами, закапанные въевшимися в некогда желтую поверхность разноцветными пятнами, тот же ряд абонементных ящиков, покрывавших чуть ли не всю глухую стену в глубине… Однако искомого ящика на этой ячеистой стене, увы, не отыскалось. Видавшие виды дверцы с облупившимся лаком заканчивались на цифре “560”, да и вряд ли замысловатый ключ, лежавший в кармане Александра, подошел бы к стандартным замочным скважинам, окантованным жестяными накладками. Где же ящик под номером “1178”?

Оставалось прибегнуть к помощи миловидных “барышень”, и Бежецкий направился было к ряду “аквариумов”, как одна из девушек, привстав, приветственно замахала ему рукой:

– Александр Павлович! Сейчас я вам открою!

Еще через минуту, грохоча связкой ключей, услужливая почтарша отпирала не замеченную Бежецким дверь в другой зал, уставленный уже рядами металлических, отсвечивающих в свете ламп дневного света темно‑серым лаком многодверных шкафов, напоминающих скорее ячейки вокзальной камеры хранения или банковские сейфы, никогда не виденные Александром, но сразу же всплывшие в “чужой” памяти. Найти нужный ряд сразу было немыслимо, но выручила опять “барышня”, сразу устремившаяся куда‑то влево от двери. Бежецкому ничего не оставалось, как, благодаря Бога за неожиданную помощь, поспешить за провожатой.

Та уже поджидала у искомой ячейки, удобно расположенной – третьей снизу в пятидверном ряду. Только сейчас. Александр разглядел, что ячейки и впрямь походили на банковские сейфы – отпирались они двумя ключами! Девушка уже вставила свой, видимо стандартный, ключ, и Бежецкий, уповая на удачу, осторожно впихнул в скважину свой. Поворачивать его не пришлось: дверца мягко щелкнула и приоткрылась на подпружиненных петлях.

– Не буду вам мешать, ваше сиятельство! – Почтарша лукаво улыбнулась и удалилась кокетливой походкой, покачивая бедрами.

“Неужели у Бежецкого и с этой что‑то было? – удивился Александр, открывая ящик и запуская руку в его темное чрево, – Блин, даже имени ее не знаю! Тоже мне подготовка”.

В ящике оказалось немало бумаг, конечно же скопившихся за время отсутствия настоящего ротмистра.

Так, какие‑то непонятные пакеты, стандартные на вид, похожие на банковские, – подождут, разнокалиберные и подписанные явно женскими почерками конвертики (ах ротмистр, ах проказник!) – в сторону – не читать же чужую амурную переписку в самом деле, вот этот толстый – уже интересно, этот – тоже, а вот и искомый – от Владовского!

А это еще что такое?