Конкуренты - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 15

Те, кому довелось летать на большие расстояния, это хорошо знают. Я, к примеру, два года назад отдыхал с подругой в Таиланде. В самолете я спать категорически не умею, даже приняв, по русской традиции, коньяка за равенство количество взлетов и количества посадок. А прилетев утром из сырой промозглой Москвы в теплый тропический раёк (ну не вяжется все-таки слово рай с Таиландом), ложиться спать было совсем уж глупо. И весь день мы возбужденно веселились, наплевав на накопившуюся усталость, смену часовых поясов, погоды, обстановки. К вечеру итог был закономерен – спать хотелось безумно, но уснуть мы не могли, взбудораженный организм уже ничего не понимал в происходящем.

Помогла еще порция коньяка и четверть часа секса – причем и я, и подруга воспринимали секс как лекарство.

Сейчас, к сожалению, не было возможности прибегнуть ни к тому, ни к другому средству. А ведь без сна я уже был часов сорок. Организм честно выжал из себя весь адреналин и теперь молил о сне. Ну – или о некотором времени с закрытыми глазами…

– Здесь две планеты, – тыча пальцем в навигационный экран, объяснял Зяма. – Мы их не видим, конечно…

– Почему ж не видим, Альбедо видно. – Роман подался вперед со своего диванчика. – Вон… на три пальца правее солнца…

На мой взгляд, яркая белая точка была звездой, но я не спорил. Меньше говори – сойдешь за умного…

– Ну, на Альбедо нам все равно не надо, – бодро сказал Зяма. – Нам нужен ее близнец.

– Нигредо? – мрачно предположил я.

– Верно. Альбедо для жизни непригодна, атмосфера почти лишена кислорода.

– А почему она так сверкает? Снег?

– Облака… Вот Нигредо, задавай курс.

На экране навигационного компьютера теперь была схема звездной системы. Солнышко в центре, два кружочка – черный и белый, рядом. Еще один кружок висел у самого края экрана.

– А это что за планета?

– Газовый гигант размером с Юпитер. Интереса не представляет.

– На спутниках у него есть полезные ископаемые, – заметил Роман.

– Есть. Ну и что? Они много где есть… Давай наводись на Нигредо.

Я ткнул пальцем в черный кружок. Нос корабля слегка сместился. Изображение качнулось, теперь планета была по центру экрана.

– Разгоняйся.

Нажав педаль я некоторое время ждал. Гул двигателей на пилонах корабля усилился, стук метронома участился.

– Так и сиди, – велел Зяма. – Разгоняться будем примерно полчаса.

– И сколько нам лететь?

– Восемь часов. Потом торможение, выход на орбиту… еще часа три уйдет.

– У нас тут труп в кабине, – напомнил я.

– Ничего, полежит. Температуру в кабине убавь… вот эта шкала… сдвинь ползунок до восемнадцати.

Ползунок был нарисован на сенсорном экране. Я сдвинул его пальцем до цифры 18 и сказал:

– Все?

– Пока все. Пить хочешь?

– Хочу, но не пить.

– А… понятно.

Зяма нагнулся и открыл дверку под пультом. Достал оттуда толстый пластиковый шланг с раструбом на конце.

– Санитарный отсек. По-большому, конечно, ходить неудобно. Хотя если прижмет… А так все просто. Вот… э… мочеприемник. Вот кнопка отсоса фекалий.

Я покосился назад.

Ленка усмехнулась:

– Не комплексуй. Что естественно, то не безобразно.

– Нет уж, я потерплю.

– Десять часов? – поинтересовался Роман. – Да не глупи. Не выдержишь, это раз. Будешь не в форме в самый нужный момент – два. К тому же обоссанные штаны будут вонять. Культура и мораль – это производные от реальности, Катран.

– Подай ему пример, – сказал Зяма.

– И верно. – Роман огляделся. – Где тут… Ага.

Второй «санитарный отсек» был встроен в низ их диванчика. Роман извлек шланг и стал расстегивать штаны. Ленка отвернулась. Я тоже, твердо решив держаться до последнего.

Моей решимости хватило ровно до того момента, как сзади послышалось жизнерадостное журчание.

– Да ну вас, провокаторы… – расстегивая штаны, сказал я. – Пусть лучше лопнет моя совесть…

– Кнопку, кнопку не забудь нажать! – напомнил Зяма. – И ногу с педали сними, не корячься…

Ощущения были своеобразные. Ну, если кто-то хочет их испытать – возьмите пылесос, включите на самую слабую мощность… в общем, вы поняли, что дальше делать. Если пылесос сломается, то я вам советов не давал.

Но честно говоря, мир сразу стал выглядеть гораздо дружелюбнее.

– Будешь? – Зяма полез в задний карман джинсов. Извлек плоскую фляжку. – По чуть-чуть!

Оказывается, совместное пользование удобствами способно сближать людей не хуже, чем съеденный вместе пуд соли. Я открутил крышку и сделал глоток – горло обожгло, огненный комок покатился по пищеводу.

– Что это? – прохрипел я, откашливаясь.

– Спирт, – тоже отхлебывая из фляжки и передавая ее назад, сообщил Зяма. – Понимаешь ли, Катран, объем надо экономить. Водка… или коньяк, если бы он у нас был, это сплошной перевод пространства. Зачем лишняя вода, если хочешь выпить алкоголя?

– От воды бы я не отказался…

– Держи. – Ленка подала мне фляжку – куда более объемистую, видимо, извлеченную из одного из карманов комбинезона. – Это холодный чай.

Я готов был выпить и холодного чая, и горячего, и даже горячего молока с медом. Чего угодно. Неразбавленный спирт я пил лишь однажды, в студенчестве, и с тех пор остался в твердом убеждении, что отвратительнее ничего нельзя и придумать. Рот был будто кипятком ошпарен, страшно подумать, что делалось с желудком, которому за последние дни и так досталось…

– Запил? – спросил Зяма. – Теперь снова ножку на педаль – и нежно жмем. Еще, – он глянул на коммуникатор, – семнадцать минут.

И я терпеливо ждал, погружаясь в сонливое беспамятство, пока Зяма не пихнул меня в плечо.

– Катран, ты оглох? Все, снимай ногу с газа. И можешь дрыхнуть в свое удовольствие.

– А рулить? – спросил я, закрывая глаза.

– Рулить будет компьютер, он железный. Ты свою пилотскую работу выполнил.

Я хотел ответить чем-нибудь остроумным и бодрым.

Но не смог.

Заснул.

Солнце припекало вовсю. Я расстелил на траве скатерть – белую, с кружевными оборочками, а Инна принялась выставлять на нее припасы: маленькие стеклянные бутылки минералки, пивные бутылки коричневого стекла, большие пластиковые бутылки с «Тархуном» и «Байкалом», банки колы и тоника, пакеты с соками. Мы сидели посреди какого-то бескрайнего поля, поросшего травой – ровненькой и аккуратной, как на теннисном корте.

– Пить хочу ужасно, – сказал я, глядя на Инну. Потянулся за минералкой, но девушка шлепнула меня по руке.

– Подожди. Сейчас достану бокалы.

Она долго рылась в коробке – совсем маленькой, и как там все умещалось?

– Надо было взять коробку побольше, – сказал я.

– Объем надо экономить, – строго сказала Инна. Помолчала. Грустно добавила: – Ты знаешь, а я забыла взять бокалы…

– Я так, из бутылки… – Я взялся за холодное стеклянное горлышко, но Инна внезапно вскинулась и схватила меня за плечи.

– Нельзя! Культура и мораль – это единственная наша реальность! Ты не можешь пить прямо из горлышка!

– Инна, но я же…

– Вставай! Просыпайся! Катран!

– Откуда ты знаешь это прозвище? – воскликнул я, открывая глаза.

Зяма, он же Мастер, снова потряс меня за плечи:

– Просыпайся! Черт тебя возьми, ты живой?

– Живой… – просипел я. В горле пересохло, будто я час просидел с открытым ртом. По лбу стекал пот.

Было жарко, очень жарко.

Чем-то неприятно пахло.

– Что случилось? – спросил я.

– Климат-контроль накрылся медным тазом, – зло сказал Зяма. – Гляди!

Я посмотрел на пульт климат-контроля – температура в кабине подползала к тридцати пяти градусам. Разумеется, я уткнул палец в нарисованный ползунок и попробовал сдвинуть его вниз. Экран замигал красным, ползунок не сдвинулся.

– Нестандартная компоновка корабля, – раздраженно сказала Зяма. – И четыре жлоба вместо одного пилота. Похоже, теплонасос не справился с нагрузкой.

– Еще и ваш приятель… остывает, – заметила Лена. – Плохая это примета, ребята, покойник на корабле.