Непоседа - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 80

О, настоящий кочевник знает цену своей лошади!

Ее быстрым ногам и доброму взгляду, ее мудрому выбору дороги и чутью на воду, ее крепкой шкуре и прочному волосу, ее жирному молоку – и вкусному мясу.

Ну и, конечно же, кизяку.

Ведь ночью в пустыне холодно, а оброненная утром лепешка к вечеру высыхает и превращается в прекрасное, хотя и немножко запашистое, топливо. У горящего кизяка можно греться, над тлеющим кизяком можно готовить еду (ту же конину, к примеру). Ну а свежий кизяк хорошо прикладывать к ушибам и синякам…

Амаль вздохнул и потер ноющую скулу. Суровые воины Алхазаба были уверены, что чем больше затрещин достанется новобранцу, тем быстрее он станет достойным звания защитника пустыни.

Добрый Хамуд не знал, что первое время новые воины Алхазаба никак не могут прославиться и хорошо сражаться, ибо в бой их никто не пускает (да и какие сражения могут быть в армии великого Прозрачного Бога, перед которым трепещут враги и преклоняются друзья?). Первые два месяца воины собирают кизяк для нужд армии (поэтому их называют «запахи»), следующие полгода просто помогают во всяких нуждах (и выматываются настолько, что их зовут «духи»), потом еще полгода учатся владеть оружием (и называют их уже довольно уважительно – «молодые»), потом получают право зачерпывать из общего котла еду, а не соскребать остатки со стенок (и зовутся потому «черпаками»), ну и в итоге их начинают уважительно звать «ага», то есть «дедушка».

Амаль как раз заканчивал свой срок службы «запахом» и готовился стать «духом». Не то чтобы он ожидал от этого каких-то разительных перемен в своей жизни – но все-таки перспектива появлялась…

Этим вечером Амалю везло. Он нашел уже четыре прекрасные, большие, сухие лошадиные лепешки. Если найдет еще одну – то костер будет жаркий и его, наверное, не станут сильно колотить.

– Ничего, ничего… – шептал Амаль. – Вот пройдет год, и никто уже меня не станет бить. Сам всех поколочу!

– Эй, запах! – раздался вдруг в темноте голос Шамада, старшего в подразделении, куда был отправлен Амаль. Шамад был широк в плечах, быстр в движениях и скор на расправу. Был он к тому же дедушкой, и исполнилось ему уже двадцать лет.

– Здесь я! – торопливо ответил Амаль. – Слушаюсь!

– Тебя тут ищут… – с каким-то смущением в голосе сказал Шамад. – От отца твоего пришли…

В первое мгновение Амалю почудилось, что в армию Алхазаба мог прийти кто-нибудь из его братьев. Потом он понял, что тех, кто постарше, отец не отпустит – трудно будет пасти отару, а младшим еще рано искать воинской славы. С тревогой в сердце он заспешил на голос Шамада.

У костра, разведенного еще одним молодым воином, Амаль увидел всех своих боевых товарищей в количестве одиннадцати человек. Все они были непривычно тихи. А рядом с ними стояла странная троица – двое совсем молодых парней и тощий мальчишка, которому никак уж не светило попасть в солдаты. Вся троица была светлокожей, будто жители королевства, хоть и помотавшиеся под жарким солнцем, и с довольно мирными лицами. Зато старшие ребята были одеты в облегающие черные одеяния, чем-то напоминающие боевую одежду зловещих ассасинов. Впрочем, всем известно, что ассасины давным-давно не появляются среди людей!

– К тебе тут пришли, – сказал Шамад. Выглядел он както очень странно – лицо его было помято и исцарапано, словно… ну, словно, к примеру, его хорошенько поколотили прочной метлой, вроде тех, что были за плечами у старших гостей. Но кто мог бы поколотить силача Шамада, прекрасно владевшего острым кривым клинком, Амаль даже представить себе не мог.

Во всяком случае это никак не смогли бы сделать двое миролюбивых пареньков и мелкий мальчишка. К тому же лица и руки были исцарапаны у всех воинов, а это совершенно неслыханно, чтобы двое юношей поколотили одиннадцать человек!

– Здравствуй, Амаль! – воскликнул один из парней, тот, что покрепче и повыше. Подошел к Амалю и, не гнушаясь запаха, крепко его обнял. – Меня зовут Три, я из племени соледелов. Это мой друг Ти и его младший братец, блаженный Ага. Твой отец, любезнейший Хамуд, у которого мы гостили, передает тебе привет, вот этот вот соленый сыр и интересуется, как твои дела!

– У меня все хорошо, – сглотнув слюну, ответил Амаль. – Как чувствует себя папа, мамы, братья и сестры?

– Замечательно, – порадовал Амаля Трикс.

– А как чувствуют себя верблюды и овцы? – продолжал Амаль.

– Они хорошо пасутся и доятся, – продолжил Трикс. – Твой уважаемый отец рассказал нам, что ты достиг большого уважения в войсках славного Алхазаба и можешь поспособствовать нам в том же…

Кто-то из сидящих у костра воинов нервно хихикнул. Юноша по имени Трикс нахмурился и посмотрел на Шамада. Шамад покрылся каплями пота и посмотрел на хихикнувшего воина. Тот закрыл голову руками и пригнулся.

– Все вы любите славного Амаля, сына достойного Хамуда, – нежным мелодичным голоском сказал второй юноша. – Ведь верно?

– Все мы любим Амаля! – хором ответили сидящие у костра.

– Мы еще зайдем и проверим, – небрежно обронил Трикс. – Вы же все воины славного Алхазаба, верно?

– Верно! – хором взревели воины.

– И вы никогда не обижаете младших?

– Никогда!

– А если только кому-то из вас придет в голову обидеть того из друзей, кто выглядит младше и слабее, кто не может постоять за себя, кто чем-то вас насмешил… незнанием ли воинских приемов, нежными чертами лица или метлой за плечами… – говоря, Трикс стал прохаживаться вокруг костра, заложив руки за спину, – …то чудовищные угрызения совести, немедленно проснувшись в вашей душе, начнут грызть вас изнутри – причиняя ужасную боль в затылке, вызывая тоску и желание раскаяться!

– А! – взвыл один из воинов, хватаясь за голову. – Нет, нет, нет! Я никогда, никогда не обижу своих боевых товарищей! Нет, нет, нет…

– И это правильно! – одобрил Трикс, кивая. – Итак. На чем мы остановились?

– На соблюдении порядка и дисциплины, неустанном поддержании в подразделении товарищеской атмосферы, независимо от срока службы, родовитости и физической силы! – повторно вспотев, воскликнул Шамад.

– Дело говоришь, – кивнул Трикс. – Будешь старшим в данном подразделении.

– Я и так… – начал было Шамад и осекся. – Слушаюсь!

– Теперь вернемся к основному вопросу, – продолжил Трикс. – Мы, неумелые и неопытные воины, желаем послужить великому Алхазабу…

– Слава Алхазабу, Прозрачному Богу! – внезапно рявкнули хором солдаты. Трикс запнулся, но продолжил:

– И мы так сильно рвемся ему послужить, что у нас просто сил нет терпеть долгие годы обучения. Хочется поскорее стать достойнейшими из достойных. Как это сделать? Мнения есть?

Наступила тишина. Воины сидели вокруг костра, почесывали царапины и разминали ушибы, вздыхали и морщили лоб, но никто не проронил ни слова. Сильнее всех морщил лоб Шамад, даже стало слышно, как скрипят от натуги могучие кости его черепа, но и он ничего не мог сказать.

– Дозволено ли будет мне высказать одну глупую идею? – робко спросил Амаль.

– Конечно! – оживился Трикс.

– Завтра днем, по повелению могучего Алхазаба, состоятся традиционные ежемесячные бои между желающими того воинами. Победитель будет принят в число Фаворитов, Стерегущих Бога.

– Куда-куда принят? – не понял Трикс.

– Ну, раньше их называли Гвардией Публичного Устрашения, а потом Кругом Гарантированной Бдительности. Это личная охрана Прозрачного Бога.

– Хорошая традиция! – обрадовался Трикс.

– Поскольку Прозрачный Бог – самый сильный в мире волшебник, то он не нуждается в магической защите, – осторожно добавил Амаль. – И на состязании Алхазаб лично следит за тем, чтобы бои шли без всякой магии.

Трикс кивнул. Потом уточнил:

– А каким оружием можно биться?

– Любым, – ответил Амаль.

– И это тоже – хорошая традиция! – улыбнулся Трикс.

…Когда большая армия стоит на привале в пустыне, то в полдень мало кто высовывается из шатров. Уныло бродят патрули, закутанные с ног до головы в белые одежды (только глупые северяне на жаре пытаются раздеться, жители юга знают, что одежда защищает не только от холода, но и от жары). Бредут по своим делам посыльные (именно в самое пекло каждому командиру приходит в голову мысль: а не спросить ли у другого командира, как тому нынешняя жара?). Поят верблюдов и коней молодые воины (которых только и отряжают на такую каторжную работу).