Мелкий дозор - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 1

Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

Мелкий дозор

(Дозоры — 5)

1

Когда человеку с телекамерой развяжут глаза, он увидит перед собой людей, словно бы сбежавших со съемок костюмированного фильма.

Рыжая девушка в прозрачном белом платье, в туфельках на высоком каблуке, со сверкающей в волосах диадемой — красное золото и зеленые, в цвет глаз, камни. Слишком большие, чтобы быть изумрудами, конечно же. Ну просто неприлично большие. Такие изумруды хранятся в музеях и государственных сокровищницах. Ведь правда?

Молодой мужчина в облегающем черном костюме и черном плаще, заколотом у горла серебряной розой. На поясе у мужчины шпага — не спортивное оружие современных фехтовальщиков, а настоящая боевая средневековая шпага, тяжелая и широкая, подлинное оружие убийства. А вы думали, мушкетерская шпага — это та тонкая острая палочка, вроде шампура, с которой бегал в известной экранизации актер Михаил Боярский?

Седовласый старик, закутанный в мантию и опирающийся двумя руками на деревянный посох. Из той редкой породы людей, которые с возрастом не толстеют и не ссыхаются, остаются ровно такими же, как и в зрелости. Глаза у него ясные и мудрые, на лице добрая улыбка. Похож на Гзндальфа из сказки Толкиена, не так ли?

Оператор на всякий случай начнет работать. Картинка в любом случае обещает получиться интересной: темная законсервированная станция метро и трое ряженых в ярком круге света.

Рядом с ним несколько молодых людей самой обычной наружности снимут повязки с глаз двум фотожурналистам и довольно-таки известному сетевому публицисту. Еще двум людям, видимо, тоже журналистам, не только снимут повязки, но и развяжут руки.

— Благодарим вас за то, что вы согласились прийти в наше убежище, — негромко произнесет старик.

— Согласились? — Один из тех, кому развязали руки, разразится саркастическим смехом. — Вообще-то, выбора у нас не было!

— Выбор есть всегда. — Старик покачает головой. — Можете уходить, вас проводят.

Журналист настороженно оглядится — и замолчит.

— Мы похожи на вас. — В разговор вступит мужчина в плаще. — Но мы — не люди. Мы Иные.

— Я — оборотень, — скажет девушка в белом платье.

— Я — маг, — проговорит старик.

— Я- вампир, — улыбнется мужчина в плаще, обнажая острые зубы.

Оператор равнодушно продолжит снимать. Вы бы только знали, с каким количеством психов приходится сталкиваться оператору новостной программы!

— Это рекламная акция музыкальной группы? — спросит насмешливо сетевой публицист. — Или новой книги Пелевина?

— Скорее Акунина, — с усмешкой предположит кто-то из фотографов, и камера в его руках тонко всхлипнет, записывая очередной кадр. — Фандорин и упырь…

В следующий миг его палец вдавит спуск камеры — то ли на профессиональных рефлексах, то ли от животного страха, — и та застрекочет, выдавая кадр за кадром. Рыжая девушка с улыбкой потянется — и белое платье на ней разойдется по швам. Руки девушки начнут удлиняться, ноги, напротив, укорачиваться. Густая рыжая шерсть полезет сквозь кожу. Глаза начнут сходиться, нос плющиться.

— Оборотень-орангутанг, — произнесет старик, называющий себя магом. — Очень редкий вариант, признаюсь. Как правило, человек перекидывается в хищника. Чаще всего — в волка. В Азии распространены перевертыши-тигры. В Японии встречаются лисы. Небольшое количество медведей… кабанов… случается и иная экзотика. Но опрокидень-обезьяна — случай редчайший…

Его не станут слушать, но старик словно и не ждет этого. Он будет все так же бубнить себе под нос о редкости и значимости данного случая, поскольку, по его мнению, перекидывание в обезьяну начисто опровергает теорию Дарвина о происхождении человека, пока журналисты не сойдутся вокруг оборотня — неуверенные, опасающиеся, но уже почуявшие в тяжелой звериной вони сладкий запах сенсации.

И когда где-то в темноте откроется дверь — этого не услышат. Ни журналисты, ни телеоператор, ни ряженый под Дракулу вампир, ни обернувшаяся обезьяной женщина, срывающая с себя остатки одежды. И маг — тоже не заметит. И молодые люди, которые привели журналистов и должны были, очевидно, служить охраной, среагируют слишком поздно.

В круг света вступит мальчик лет десяти, полуголый — в одних только грязных белых шортах, исцарапанный — будто протискивался через узкий лаз, вооруженный — с маленьким, но явно не игрушечным автоматом в руках. К нему успеют повернуться все — мальчик словно дожидается этого момента. Известный сетевой публицист даже заметит:

— В этом есть какой-то нездоровый фрейдизм…

Мальчик кивнет, поднимая автомат, и скажет тонким, еще не ломавшимся голоском:

— Совершенно с вами согласен!

И только после этого начнет стрелять.

2

Говорят, что французы любят слово «маленький». У них и книжка самая знаменитая — «Петит принц», и в ресторанах самые дорогие блюда — какой-нибудь «петит» или «миньон». Они, наверное, считают, что хорошего много не бывает.

А у нас в России — совсем по-другому. Маленький — это еще ладно, это снисходительно. Мол, не лезь не в свое дело: ты еще маленький, мал еще, маловат будешь…

Куда хуже слово «мелкий». Маленький — он еще может вырасти. Даже лилипуты друг друга зовут маленькими, им ведь хочется верить, что их рост — не навсегда. А вот мелкий как был мелким, так им и останется. Пусть даже он не лилипут, а всего-то чуть ниже среднего роста. Может, и не ниже, есть ведь такие случаи, когда вначале кто-то плохо рос, а потом раз — и вытянулся!

Да и вообще, важное ли дело — рост? Наполеон был небольшого роста. Путин тоже совсем не высокий. Актер Денни де Вито — коротышка, ну и что? Да если подумать, так почти все великие люди были маленькими! Вот только Петр Первый…

— Уснул, Мелкий?

Это Надя, мы с ней вместе сидим на занятиях. На нее я не обижаюсь, ведь на самом деле именно она самая маленькая в группе. И по возрасту, ей всего семь лет. И по росту — ниже меня на голову. Но раз все меня зовут Мелким, то и она не отстает.

— Ага, — отвечаю я тихонько. — Я эту тему знаю.

— Я тоже.

Спорить я не спорю, хотя Серый молебен — заклинание сложное, и в семь лет ему не учат. Надя хоть и маленькая, но очень сильная волшебница. Очень и очень. Это большая удача, что она — Светлая.

— Ты готовься, — говорит Надя.

— К чему?

— Сейчас придет папа.

— Мой папа? — удивляюсь я. — Мой папа работает на стройке. Он электрик. Он про Иных не слышал, в волшебство не верит и даже не подозревает, что я учусь в школе магов при Ночном Дозоре.

— Мой! Придет и заберет тебя с собой.

Я искоса смотрю на Дмитрия Эдуардовича, который ведет у нас сегодня занятия. Он Иной третьего уровня, это и вправду круто. И я слышал, что как раз предвидение — самая сильная его сторона. Но сейчас Дмитрий Эдуардович явно ничего не подозревает.

Обычное дело. Слабый маг сильного не почувствует… ну, если специально не начнет вглядываться в будущее.

Дверь открывается, но входит вовсе не Антон Городецкий. Входит Ольга.

— Класс, встать. — Дмитрий Эдуардович вежливо склоняет голову. — Большая честь для нас, Великая!

Я смотрю на Надю и, не удержавшись, шепчу:

— Твой папа сегодня как-то странно выглядит!

— Может, он замаскировался под нее! — не сдается Надя. Но по глазам видно, что она уже признала свою ошибку.

Предвидение — самое сложное, что есть в магии. Ведь никакой маг не знает точно, что именно случится. Он может только предположить, что может случиться — и с какой достоверностью. Чем маг сильнее — тем больше вероятностей он видит. А чем опытнее — тем точнее просчитывает варианты.

Скорее всего, Надин папа и впрямь мог прийти. А ей очень хотелось его увидеть. Вот Надя и поверила в ту вероятность, которая ей больше нравилась…