Чистовик - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 54

— Ну… вроде делали таких.

— Слухам уже полсотни лет! За такое время любая машина сломается… даже если что и было.

Я пожал плечами, намазал себе бутерброд. Положил сверху кусок сыра и кусок колбасы.

— Может, приказать подать суп? — сказал Дитриш. — Или мяса.

— Ничего, хватит.

— Я подумал, что тебе еще взять с собой. Вот веревка. — Дитриш кивнул на стол между нами. — Она, конечно, не такая тонкая и удобная, как у Людей-над-людьми. Но тоже крепкая. Еще охотничий нож.

Я засмеялся:

— С ножами у меня вечно проблемы. Мне одна женщина, функционал, все время дарила скованные ею ножи.

— Кузнец-функционал?

— Нет, таможенник. А работа кузнеца — у нее хобби. Наверное, хочет доказать, что она и сама по себе многое умеет. Так вот она мне ножи дарит, а я их теряю. Ни разу не пригодились.

— Да хоть и этот потеряй, — легко согласился Дитриш. — Только нельзя в горы идти без ножа. Еще спички…

— У меня есть.

— Пригодятся. Карта. Я ночью рисовал. Она не точная, конечно, но ориентироваться поможет. Свечи. Мазь лечебная, очень хорошая. Если упадешь, ударишься… только на открытую рану ее нельзя мазать, жечь будет. Набор отмычек. Мы однажды вора поймали, взгрели как следует, а все его приспособления отобрали…

Я засмеялся.

— Дитриш… Аль, я же не умею работать отмычками. Я не вор. Да и вряд ли там механические замки. Скорее что-то электронное.

— Ну, мало ли… они не тяжелые. И вот еще.

Я хотел снова засмеяться. Но посмотрел на Дитриша — и не стал.

— Хороший зонтик, — сказал я.

— Глупо в горы идти с зонтиком, — смущенно сказал Дитриш. — Я понимаю. Но вначале будет довольно ровная дорога. Чего зря мокнуть? А потом выбросишь его, чтобы не мешал.

Нас никто не провожал, когда мы вышли из усадьбы. Наверное, Дитриш так велел. Дождь немного перестал, капало что-то с неба, но мелкой редкой моросью.

— Здесь старая дорога, — говорил Дитриш, пока мы шли мимо апельсиновых садов. — Тут еще собирают урожай. А вот за тот поворот уже никто не ходит. Деревья стоят одичалые, плодов мало… да и не собирают их.

— Почему? Если башню никто и не видит?

— Истории про железного человека. Да и земли здесь так… тяжелые земли. Каменистые.

Мы дошли до обросшего травой и кустами валуна, скатившегося когда-то с гор. Едва заметный проселок огибал валун и дальше действительно становился совсем нехоженным.

— Тут я тебя оставлю, — сказал Дитриш.

Мы остановились.

— Спасибо тебе, — сказал я искренне. — Спасибо. Мне очень повезло, что я решил к тебе зайти.

— Тебе удачи, Кирилл. Жаль, что ты из другого мира.

Вот так бывает — чуть-чуть познакомишься с человеком и вдруг понимаешь, что мог бы с ним подружиться. Что он стал бы тебе другом, может быть, самым лучшим. Но жизнь разводит в разные стороны, и только в детских книжках друзья наперекор всему остаются друзьями.

— Хочется верить, что я и впрямь мог быть твоим предком, — сказал я. — Не зря же мы немного похожи.

— Я не против. Героев в нашем роду не было, все больше упертые труженики. — Дитриш неловко улыбнулся.

— А это куда важнее.

— Береги себя. — Дитриш крепко пожал мне руку, повернулся и пошел назад.

Он все-таки был прирожденный лидер. Потому что лидер — это не тот, кто «впереди на лихом коне». Это тот, кто направит каждого в нужную сторону. И сумеет вовремя остановиться сам.

Я постоял немного, нелепо сжимая над собой большой пестрый зонтик. Но Дитриш шел не оглядываясь, с каждым шагом все быстрее и быстрее.

И я тоже пошел вперед.

Каждый должен делать то, что он должен. Каждый должен возделывать свой сад. И не моя вина, что в моем саду гудят свинцовые шмели.

Зонтик на самом деле помогал мне довольно долго. Один раз дождь зарядил сильнее, и я встал под дерево, прикрывшись еще и зонтом. Когда ливень ослабел, опять превратился в морось, двинулся дальше. Потом склон стал круче, цепкий кустарник цеплялся за ноги, и я понял, что зонт окончательно превратился в обузу.

Я остановился. Как раз подул ветер, вырывая зонт из рук. Я подбросил его вверх, в растертую в воздухе водяную пыль. Зонтик закрутило и понесло, будто огромную черно-белую бабочку.

Лети. Пролети над усадьбой Аля Дитриша, спланируй с горы на тихий город, найди девочку из библиотеки, выскочившую на улицу без зонта, и опустись ей в руки. Пусть она по какой-нибудь метке узнает, чей это зонт, и выберет день заехать в усадьбу на горе, отдать его хозяину.

Я улыбнулся. Надо же… какая романтика в голове.

Похоже, мне сегодня придется жарко.

Дальше я шел не оглядываясь и не забивая ничем голову. Карабкался, шел по каким-то тропкам, проложенным то ли зверями, то ли стекавшей с горы водой. К моей радости, дождь окончательно перестал. Может быть, потому, что я уже шел среди севших на склон облаков, в густом сером тумане. Было тихо, звуки глохли вокруг, даже скатившийся из-под ноги камень умчался вниз почти бесшумно. Ничего, не страшный подъем, склон большей частью лежит террасами. Поднимусь.

И тут я услышал приближающийся звук.

Тяжелая металлическая поступь. Звенящие по камню шаги.

Я оцепенел. Не врал Андре!

Все было как в кошмарном сне, будто я уже попадал в эту ситуацию, будто помнил об этом, только забыл, не удержал в памяти. Сквозь туман на меня надвигался шагающий металлический кошмар.

Повернувшись, я бросился бежать. И, конечно же, тут же поскользнулся на камне. Ноги разъехались, я упал, ударился правым коленом — ногу пронзила боль. Заскользил по склону, сдирая подбородок о камни, вцепляясь пальцами в землю — и не находя опоры. И с содроганием почувствовал, как ноги ушли в пустоту, как подо мной раскрывается бездна.

В последний миг я все-таки удержался. Срывая в кровь пальцы, впился в каменистую землю. Да я и зубами готов был уцепиться, было бы за что кусать!

Сколько там подо мной?

Полметра?

Или полкилометра?

Собственно говоря, начиная метров с пяти, разница состоит лишь в том, как долго будет звучать мой последний крик.

А шаги все приближались! Я, выше пояса свесившись над пропастью, тщетно пытался выползти назад. Но уцепиться было не за что.

Шаги смолкли. Я рискнул медленно поднять голову.

Надо мной стоял робот.

Самый настоящий, такой, как рисуют в детских мультиках.

В полтора человеческих роста, не меньше. Металлическое бочкообразное туловище, гладкое, серое и невыразительное. Ноги — толстые и тоже металлические, но при этом будто гофрированные, свободно гнущиеся, никаких признаков суставов. Ступни широкие, карикатурно-человеческие, будто даже пальцы намечены. Руки… что руки. Точно как ноги, только тоньше, и пальцы более явственные, собранные конусом. И опять же похожая на человеческую голова: вместо рта темная матовая пластина, вместо носа — небольшой выступ с двумя отверстиями, глаза огромные и фасеточные, слабо светящиеся.

Я почувствовал, что руки слабеют. Может, разжать пальцы? Вдруг подо мной метр-два? Или пологий склон, по которому можно скатиться?

Робот стоял неподвижно и смотрел на меня.

— Эй, привет! — сказал я. — Привет-привет! Три, эти, как их, закона робототехники! Азимов их придумал, знаешь? Наш, смоленский мужик Азимов! Робот не должен причинять вреда человеку и допускать, чтобы человеку был причинен вред… и еще подчиняться… и еще оберегать себя…

— Очень своеобразная логика, — произнес робот негромко. Голос был вполне человеческий, живой. Рот, конечно, не шевелился.

Мне еще сильнее захотелось разжать руки.

— Ты анекдоты любишь? — уже не понимая, что несу, спросил я. — Просыпаются как-то альпинисты, потому что их товарищ мечется в палатке и кричит: «Согни палец! Палец согни!» Будят его… спрашивают, что случилось. А он говорит: «Приснилось, что мне снежный человек палец в жопу засунул и над пропастью держит… а я ему кричу: „Согни палец!“

— Ты предлагаешь мне поступить как снежному человеку из этой истории? — спросил робот. Или мне почудилось, или в голосе железного болвана действительно была ирония?