Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Дневной дозор - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 57


57
Изменить размер шрифта:

И увидел Антона. Только что прошедшего мимо все еще бездействующей охраны.

Интересно, как он меня нагнал? Тоже реквизировал мокик или мотоцикл?

Я стоял, ожидая. Антон смотрел на меня, будто раздумывая, и тоже ждал.

После некоторой заминки я нажал на кнопку, и двери лифта сошлись. Я начал подниматься наверх. Но не сразу на самый верх, а примерно на две трети высоты здания. Оказалось, что еще выше возможно подняться только на другом лифте, который действует исключительно на верхних этажах. А туда, куда мне было нужно, и вовсе вела лишь широкая мраморная лестница со старыми пятнами известки на ступенях. Лестница приводила к двери, открытой в сумраке, но, естественно, наглухо запертой в обычном мире.

Перед лестницей как раз подошло к концу священнодействие «Пикника», и плейер случайным образом выбрал очередную песню:

Мне снятся собаки, мне снятся звери,
Мне снится, что твари, с глазами как лампы,
Вцепились мне в крылья у самого неба,
И я рухнул нелепо, как падший ангел…

Раньше я слышал эту песню «Наутилуса» лишь мельком, но теперь она вдруг отозвалась в самой душе. Поднимаясь к запертой двери и ныряя в сумрак, я напевал ее вместе с Бутусовым.

Я не помню паденья, я помню только
Глухой удар о холодные камни.
Неужели я мог залететь так высоко
И сорваться жестоко, как падший ангел?
Прямо вниз, туда, откуда мы
Вышли в надежде на новую жизнь.
Прямо вниз, туда, откуда мы
Жадно смотрели на синюю высь.
Прямо вниз…

Бутусова и меня мог слышать любой Иной, невзирая на то, что реальный звук рождался лишь в крохотных бусинах наушников и таял до полной неразличимости уже в шаге отменя.

Мы вошли в помещение, где вершился Трибунал, вместе. Я — и падший ангел.

Я пытался быть справедливым и добрым,
И мне не казалось ни страшным, ни странным,
Что внизу на Земле собираются толпы
Пришедших смотреть, как падает ангел…

Гесер. Завулон. Инквизитор Максим. Темные — с кем мне последние дни приходилось и пить кофе, и вести беседы: Эдгар, Юрий, Коля, Анна Тихоновна… Светлые — с кем мне последнее время приходилось и драться, и пикироваться на грани фола: Илья, Гарик, Толик, оборотень-медведь. Незнакомые Иные, тоже Темные и Светлые, причем кое-кто явно не имеет отношения к Дозорам. Двое в балахонах — кажется. Инквизиторы.

И — Светлая волшебница с искаженным лицом. Такие лица бывают у людей и у Иных, когда у них отнимают близких.

И в открытые рты наметает ветром
То ли белый снег, то ли сладкую манну,
То ли просто перья, летящие следом,
За сорвавшимся вниз, словно падший ангел…

А затем меня неудержимо поволокло вверх по призрачным ступенькам, на вершину неведомой пирамиды, по которой я все это время взбирался; и практически одновременно с этим двое в балахонах сняли запрет на высшую магию. А Светлая обрушила на меня то самое, готовое в любой момент лопнуть и взорваться облако. Сгусток силы, перед которым меркнут и кажутся сущим пустячком мегатонные заряды.

Время остановилось.

А я понял все. Все, что происходило, все, что происходит сейчас, и все, чему суждено произойти в ближайшее время. Понял и сглотнул судорожный ком, враз народившийся в горле.

Я стал самым сильным магом на Земле. Магом вне категорий. Халифом на час… да нет, на миг… Единственным в этой обветшалой круглой зале, у кого не было будущего.

У некоторых Иных не бывает будущего…

Зеркало! Я всего лишь зеркало. Зеркало мира. Гирька, бросаемая сумраком на подвешенное блюдце весов, когда нарушается равенство сил Света и сил Тьмы.

У Света появилась Великая волшебница. У Тьмы столь же сильного адепта не появилось. Свет получил шанс расправиться с Тьмой раз и навсегда.

Но Света без Тьмы не бывает. И поэтому сумрак породил меня. Нашел странного Иного, так и не склонившегося ни к одной из сторон. Иного с девственно чистой аурой, и окрасил ко Тьме. Отобрал прежнюю память и наделил способностью отражать и впитывать чужую силу. Чем сильнее меня бьют, тем сильнее я становлюсь. Прыгаю на очередную ступеньку. А когда прыгать становится некуда — вершина, а выше только вечность и сумрак в Зеркале пропадает нужда. Потому что Зеркало становится способным, в свою очередь, нарушить равновесие.

Меня ждет сумрак. Сумрак навсегда. Не знаю, что будет с телом Виталия Рогозы, до недавнего прошлого — Иного без судьбы. Не знаю, что будет с его памятью и личностью, в каждый приход Зеркала все складывается по-разному. Я знаю только то, что тот я, который осознал себя в стылом николаевском парке по пути к поезду на Москву, исчезнет навсегда, обратится в бесплотную и беспомощную тень, в призрачного обитателя сумрака.

Или просто в часть сумрака… не такого уж инертного сумрака, как все привыкли считать…

Я понял все это в краткий миг перед тем, как впитать всю, без остатка, мощь Светланы, вообразившей, что потеряла Антона Городецкого. Вообразившей из-за странного каприза реальности, из-за того, что я вошел в зал Трибунала с точно таким же плейером, как у Антона, с копией его диска в плейере и с любимой песней Антона на устах и в душе. А еще я понял, что Инквизиция знает правду. Но никто из Инквизиторов не произносит ни слова, чтобы успокоить Иных Москвы, поверивших в мою гипотетическую схватку с самим Антоном и в то, что в этой схватке Антон погиб.

Светлые знали его любимые песни…

— Умри!

Я не умру, Светлана. Вернее, умру, но не сейчас. Я — Зеркало. Пытаясь меня уничтожить, ты слабеешь, а я лишь становлюсь сильнее. Я уже вижу, что ждет тебя — медленное, растянутое лет на тридцать—пятьдесят восстановление так бездумно растраченных сил. По крохам, по крупицам предстоит тебе собирать потерянное. Три, а то и больше десятка лет — время, вполне устраивающее Тьму, время, позволяющее подготовиться к следующей попытке равновесие нарушить, неясно пока — какой стороной. Тебя ждут годы, за которые ты можешь обрести счастье с Антоном, а можешь и не обрести.

Но, во всяком случае, эти годы вы будете равными.

Пусть ты лишаешься сил, но я даю тебе шанс… шанс, которого нет у меня.

Затихла музыка — плейер не выдержал магического удара — техника вообще плохо реагирует на сильную магию — и брызнул мелкими пластмассовыми осколками. Шапка улетела куда-то к выходу, а куртка лопнула сразу в нескольких местах.

Я еле устоял на ногах, но все-таки устоял.

— Зеркало! — воскликнул Гесер с целой гаммой непередаваемых чувств и интонаций в голосе. — Третий раз, и третий раз к Темным!

— А мы не устраиваем глобальных социальных экспериментов, коллега!

Завулон. Шеф Дневного Дозора, не скрывающий торжества.

Сегодня он среди победителей. А Светлые — среди потерпевших поражение.

Впрочем, сколько раз случалось и так же, и совсем наоборот?

А Светлана, опустошенная и ошеломленная, еще миг назад раздавленная горем, а теперь не умеющая скрыть радость, закричала:

— Антон!

Он стоял у входа. Антон Городецкий. Светлый маг. Живой и невредимый. Он пришел следом за мной.

— Спасибо, Антон! — обратился к нему невообразимо довольный Завулон. — Ты как нельзя лучше выполнил мое поручение. Надеюсь, тебя устраивает награда?

— Поручение? — воскликнул Гесер. — Антон?

Завулон мелко рассмеялся, вставая. Шеф Ночного Дозора лишь мельком посмотрел на упивающегося победой противника и вновь взглянул на Антона.